Луиджи Малерба - Сальто-мортале

Может, я должен сделать вид, будто ничего не происходит, и сказать: отправляйтесь себе спокойно в Рим. Нет, повторяю вам, остерегайтесь! Вы рискуете: Рим в любую минуту может взлететь на воздух. Городские власти опубликовали специальные сообщения, чтобы успокоить жителей: те волнуются, и вполне резонно. Власти в своих сообщениях могут говорить что угодно — опасность остается крайне серьезной. Они утверждают, что Рим стоит тысячелетия и еще ни разу не взлетел на воздух: ни Колизей, ни арка Тита, ни термы Каракаллы. В Риме находится и Ватикан с папой, но и он взлетит на воздух вместе с Колизеем, аркой Тита и термами Каракаллы. Не уцелеет даже Монте-Марио. Последний раз, когда я проходил по площади Колонны — а было это в половине четвертого дня, — в воздухе послышался странный гул. Ушами такие вещи уловить трудно, их, не знаю уж как, заранее чувствуют лошади. Собаки тоже чувствуют приближение землетрясения. Я услышал этот гул, этот приближающийся из недр земли гул, но это явно было не землетрясение.

ЭТО БЫЛО НЕЧТО СОВСЕМ ИНОЕ.

Если ехать на северо-восток по асфальтированной дороге, пересекающей долину Аричча, то, согласно карте Военно-топографического института, наткнешься на так называемую «Большую Остерию ди Аричча». Здесь возвышается древняя арка. Вероятно, прежде это был въезд в роскошную виллу, но теперь на месте виллы — поле репы. Проезжаешь сбоку от арки и попадаешь на другую, перпендикулярную прежней, дорогу. Тут можно повернуть либо влево, либо вправо, в зависимости от того, куда вы направляетесь — в Альбано или в Дженцано.

Свернем направо и поедем по бегущей вверх, очень узкой дороге, вдоль которой тянется каменная ограда. В этой каменной ограде нетрудно заметить плиту из белого мрамора. На ней высечено:

АППИА АНТИКА.

По этой дороге проезжали все до того времени, когда Пий IX повелел построить знаменитый мост Аричча, который впоследствии рухнул. Хорошо, поедем по Аппиа Антика, но только медленно: ведь она узкая и беспрестанно змеится по холмам. Спустя километр сверяемся по карте и читаем: «Селение Ле Банделле», еще с километр дорога убегает вверх, но теперь карта молчит. Мы уже на полпути между Аричча и Дженцано. И тут я начинаю сильно волноваться. Потому что могу в любую секунду взлететь на воздух — достаточно малейшего пустяка, точнее, зажженной спички.

И сразу раздастся взрыв и взметнется ввысь столб пламени. Многие дома в Аричча и Дженцано будут разрушены или повреждены, и даже римляне почувствуют, как под ногами у них заколышется земля. Ведь возле дороги в низине стоит

ПОРОХОВОЙ СКЛАД.

Я жую потухшую сигарету. Надеюсь, ты ее снова не закуришь, слышится издалека голос Розеллы. Я вынимаю спичечный коробок. Можно зажечь спичку. Вынимаю ее, слышно, как хрустит картон. Зажимаю спичку двумя пальцами и подношу к серному боку коробка —

ВНИМАНИЕ!

Я сижу не дыша. Все-таки хочешь меня попугать, говорит Россана.

Посмотрим, на что я способен. Но тогда надо поставить слово «конец», вернее, его поставит уже кто-то другой после взрыва. Между тем я кладу спичку в коробок, а коробок кладу в карман брюк. Сигарета совсем потухла, небо безоблачно, по нему летят две ласточки, и я слежу за их полетом. А ведь еще миг — и всего этого могло не быть.

Я подвергался большой опасности, но теперь она миновала. Это была бы преждевременная смерть, говорит Розанна, — преждевременная по отношению к чему? В отношении кого? Кто тот человек, в сравнении с которым моя смерть была бы преждевременной? Я знаю этого человека? Интересно, как его зовут? Не понимаю, о ком ты говоришь, отвечает мне Розальма издалека.

По Аппиа Антика можно ехать до самого Дженцано. С правой стороны дорогу окаймляют густые заросли акации, мешая любоваться пейзажем. Если б не эти заросли, с дороги открывался бы вид на всю долину до самого моря. Можно было бы увидеть и дома Павоны, и зеленые или красные, в зависимости от времени года, виноградники, и посадки оливковых деревьев. А вот по вине этих зарослей акации ровно ничего не видно.

Розельда говорит: ты невнимательно прочитал по карте, тут написано «Бывший пороховой склад». Будем считать, что склад бывший, я не очень-то доверяю этим военным топографам, они часто ошибаются. Там вполне могло остаться немного динамита или пороха.

Проходим еще метров сто и сразу натыкаемся на кучи мусора: пластмассовые и жестяные банки, картонные коробки, ржавая проволока, разбитые бутылки; жители Дженцано тайком сваливают сюда все это «добро» ночью, когда их никто не видит. Они устроили здесь, возле Аппиа Антика, огромную свалку, зловоние которой ощущается еще издали. Сразу за свалкой возвышается железобетонный столб, на котором изображены череп и две скрещенные кости. Надпись на табличке гласит:

ОСТОРОЖНО! СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ!

Это, видно, линия высокого напряжения. Достаточно притронуться к проводам пальцем, и может наступить конец всему — и этой истории, и ее протагонисту.

Я подхожу и трогаю столб рукой. Тут нужна лестница. Если я не найду лестницу, то не смогу умереть, если только не взберусь наверх, к проводам, помогая себе руками и ногами, как это делают крестьяне. Но для чего мне так стараться?

Я даже не знаю, приятно ли умереть от удара током. Смотрю на череп и две скрещенные кости — предупреждение нешуточное. Мимо промчался «фиат», за ним — фургончик, груженный репой, вероятно, на дженцанский рынок. Ноги сами понесли меня дальше, я удаляюсь от столба. Избежал еще одной опасности.

КОГО Я ДОЛЖЕН БЛАГОДАРИТЬ?

С вашего позволения, умер и Джузеппе-мухолов из коммуны Альбано. Крестьянин из села Чеккины ровно в шесть утра проходил под мостом Аричча, он вез на рынок в Дженцано мешок репы. Под мостом проходит Аппиа Антика. Небо было ясным, но это ничего не значит, оно вполне могло быть хмурым — ничто бы не изменилось.

Вдруг я услышал в воздухе свист, рассказывал крестьянин из Чеккины, точь-в-точь как во время последней войны, когда падали американские бомбы. Я этот свист, хоть много лет прошло, до сих пор помню, он у меня в ушах звучит. Я посмотрел вверх и увидел, что с моста несется человек на черном велосипеде. Казалось, будто он летит стремительно, словно птица.

Мост Аричча, никого не предупредив, с адским грохотом рухнул в ночь на семнадцатое января. В войну его взорвали немцы, а потом его вновь построили — плохо, из камня и бетона, а должны были бы построить из железобетона, мост-то, с вашего позволения, ведь высотой в шестьдесят метров. В свое время его выстроили по велению Пия IX, в подражание древнеримским мостам с тремя рядами арок. Знаменитые арки, которые видны были издалека. Теперь уже не видны — они тоже рухнули.

Тут, продолжал свой рассказ крестьянин из Чеккины, я остановился, а потом побежал к камням — они были забрызганы кровью; разбитый череп, разорванное на части тело, сплющенные руки и ноги, колеса погнутые, рама исковерканная, руль валялся в стороне. Я вернулся на дорогу, и меня вырвало — так рассказывал крестьянин из Чеккины, который проезжал под мостом Аричча в шесть утра с грузом репы.

Джузеппе-мухолов отлично знал, что мост Аричча уже рухнул, значит, он свалился не случайно, а сам бросился вниз. На главной дороге поставлены даже стрелки-указатели и написано: «Сворачивайте вправо на дорогу к Чеккине, а затем — на Дженцано». Все до единого должны были ехать в объезд. Да и у самого моста стоит большой указательный знак с надписью:

ПРОЕЗД ВОСПРЕЩЕН.

Указательный знак красного цвета, и виден он издали.

Поэтому не убеждайте меня, что и в этот раз речь идет о преступлении: Джузеппе-мухолов сам бросился вниз. А может, случилось несчастье: он не заметил знака, без очков он почти ничего не видел. Его сын говорит, что он покончил жизнь самоубийством из протеста, ну, то есть в пику коммуне Альбано, которая не захотела купить ему насос с мотором, но я этому не верю. Человек может покончить жизнь самоубийством из-за чего угодно, но из-за насоса с мотором — это уж слишком. Сын потому так говорит, что у него зуб на коммуну Альбано. Но разве коммуна виновата, что кругом в долгах и не знает, как свести концы с концами, беднягам приходится экономить на любой мелочи, даже на насосе с мотором.

За десять дней до того, как он бросился с моста, Джузеппе отравился, а такого с ним не случалось за все годы работы мухоловом. Он стал качать отравленную патоку против ветра, и потом его нашли полумертвым, он лежал в миртовых зарослях: лихорадочно вытаращенные глаза, пена у рта, распухший, вывалившийся язык.

В санитарной машине, которая везла его в больницу, он беспрестанно бредил. Говорил: этот гул в ушах, уберите его, не хочу его видеть. Кто выкрасил воздух в ярко-красный цвет? Куда и зачем вы меня везете? Этот свет в глаза — почему он никак не замолчит? Что это за запах? Покрасьте воздух в другой цвет. Нет, сказал он, это не жужжание мух. Это