Ярослав Ратушный - Юдифь и олигофрен

— Вы враг науки и прогресса, — попробовал пошутить я. — Но что же случилось с памятью античного человечества?

— Постигшая народы амнезия была вызвана не устареванием языческой религии, которая и нынче вполне функциональна, а изменением психологического статуса человечества, связанного с незафиксированной метаморфозой мира. В христианской интерпретации — с пришествием Христа, следовательно, и антихриста. Ну, ладно. Христос пришел, а я ушел. Извините, дела. А вы отдыхайте, спешить все равно некуда.

Омар уехал вместе с ассирийцами по своим мафиозным делам, а мы остались в приятном одиночестве. Внезапно я вспомнил ночных распутниц и даже на мгновенье засомневался в реальности их существования. К сожалению, не бывает таких ярких, насыщенных ощущениями галлюцинаций. Погоди, а забытые уже эротические сны, заканчивающиеся поллюциями. В них все гораздо примитивней. Это чистая физиология, как утренний стояк, превращающий одеяло в маленький шатер. А так чудесно галлюцинировать я готов хоть каждую ночь. Неужели эти чертовки до сих пор спят? А что? Дело молодое.

— Вы кого-то ищете? — спросила девушка, заметив, что я шарю глазами по дому.

— Ты не знаешь, — спросил я в свою очередь, — здесь, кроме нас, еще есть люди?

— Конечно, — ответила девушка, — в доме есть две старухи, которые готовят еду и следят за хозяйством.

— Две старухи?..

— Ага, испугались? — спросила она, заметив, как у меня отвисла челюсть. — Так что не вздумайте меня изнасиловать.

— Размечталась, — разозлился я.

— А что такое? Каждая девушка подсознательно мечтает быть изнасилованной.

— Дура! — зло сказал я и закурил еще одну сигарету. — Нарвешься на маньяка, тогда узнаешь, как это приятно.

— А вы случайно не маньяк?

— Случайно, нет.

— Жаль! Ну, тогда давайте хоть искупаемся, а то жарко становится.

Я бросил одежду прямо возле стола и пошел к бассейну. Это замечательная вещь. Всю ночь пьянствуешь, прелюбодействуешь, спишь всего несколько часов, утром встаешь помятый, как простыня, добредаешь на дрожащих ногах к бассейну, прыгаешь в холодную воду, пять минут плаваешь. И все — свеженький как огурчик.

— Ой! Какая холодная! — воскликнула Ида, изящно пробуя ногой воду. — Нет! Это решительно невозможно!

— Холодно только первое время. Прыгай и сразу станет тепло.

— Нет, не могу, — жеманилась девушка.

— Ну, хорошо, тогда привыкай постепенно, — согласился я и, подплыв к ступенькам, где стояла девушка, стал смачивать водой ее ноги. Занятие было довольно приятным. Моя рука поднималась все выше и выше, а Ида входила в воду все глубже и глубже. Я начал увлекаться наступившей между нами гармонией. Внезапно я услышал приглушенное покашливание и, резко обернувшись, увидел горбатую старуху, одетую в длинное черное платье. Она убирала со стола и, поглядывая на меня, улыбалась. Я содрогнулся, а Ида завизжала и бросилась в воду.

— Ты уверена, что в доме нет других женщин, кроме старух? — строго спросил я.

— А что такое? — обиделась девушка, заметив перемену моего настроения. — Плохой сон приснился? Кого вы все время ищите?

Я вышел из бассейна и резко направился к старухе, которая смотрела на меня с интересом, но без испуга. Вскоре я смутился и потупил глаза, ибо нельзя играть с пожилым человеком в такие игры. Я замедлил шаг, заставил себя улыбнуться и, подойдя к столу, выпил полстакана апельсинового сока. Затем я взял свои вещи и пошел в дом, сопровождаемый подозрительным взглядом Иды, наблюдавшей за моими маневрами. Я полностью исследовал первый этаж, но никого там не обнаружил. Мой поисковый азарт иссяк, когда я поднимался по лестнице, хотя искать следовало именно на втором и третьем этажах, где находились спальные комнаты. Кого я, в самом деле, ищу? Зачем мне эти шлюхи, чьи лица я смутно помню? Наверное, меня хотели разыграть. Мол, так обкурился, что спал со старухами. Себя не помнил.

Я зашел в спальню и бросился на кровать. На стенке висела «Обнаженная» кисти Рафаэля Сойера. Какие огромные телеса со своеобразной слоновьей грацией. У меня никогда не было толстых женщин, разве что в меру упитанные. Я сел на кровать и достал сигареты. Пепельницы не было, поэтому я стряхнул пепел в цветочный горшок. Все время лезут в голову чертовы старухи. Вспомнил горбатую каргу, которая превратилась в юную девушку. Вернее, девушка превратилась в старуху. Черт их знает, кто в кого превращается!

В комнате, несомненно, жил художник, поскольку на столе лежала стопка эскизной бумаги, а также отточенные карандаши и рисовальные угли. Я лег на кровати и начал быстро рисовать лица, затаившиеся во тьме моего подсознания. Получались почему-то одни зловещие и страшные рожи. То гарпии, то грифоны, то уродливые и злые старики и старухи. А я хотел рисовать юных и прекрасных людей. Я быстро делал наброски и бросал их на пол, где уже образовалась небольшая коллекция моих художеств.

Вскоре я понял, что мне суждено воспеть не красоту, а уродство рода человеческого. Я, конечно, расстроился, но затем настолько примирился с судьбой, что стал рисовать старуху, которая подсунула мне сломанные часы. Я отчетливо помнил, что она была горбатой и горбоносой. Однако рука, жившая самостоятельной жизнью, рисовала на бумаге весьма привлекательную девушку. В комнату вошла Ида.

— Ты бы хоть постучала! — возмутился я. — Хорошо, что в этот раз на мне плавки.

— Это ваши знакомые? — спросила девушка после того, как уселась на моей кровати, закурила и стала рассматривать мои наброски. — По памяти рисуете?

— Могу и тебя нарисовать.

— Голую?! — обрадовалась она.

— Раздевайся, — сказал я решительным тоном.

— Вы что серьезно?

— А ты что думала? — спросил я, кивнув на рисунки. — Сама видишь, какие у меня друзья.

— Я пришла по делу, а вы с глупостями пристаете, — надула накрашенные губки Ида.

— Да ладно тебе, — разозлился я, хотя в начале разговора шутил, — когда нужно раздеться, так ты сразу деловой становишься.

— Пожалуйста, послушайте меня, — попросила Ида и погладила мою ногу. — В подвале лежит египетская мумия.

— Ну и что?

— Я хочу посмотреть, а идти одной страшно.

— Хорошо, — согласился я, — пойду, если поцелуешь.

— Ну, конечно, поцелую, — обрадовалась девушка и наклонилась ко мне.

— О! Да это вкусно! — вскричал я и крепко обнял Иду.

— Нет! Нет! — закричала она, вырываясь. — Все остальное получите после мумии.

— Что значит после мумии? — недоуменно спросил я, сжав ее грудь.

— Это значит, что мы сейчас пойдем и посмотрим на спящую красавицу, — сказала Ида, решительно поднимаясь с кровати.

— Интересно, а зачем Омару мумия? — спросил я, когда мы спускались в подвал.

— Точно не знаю, кажется, он хотел ее оживить с помощью древних заклинаний.

— Может быть, он ее уже оживил.

— Ну вас к черту, — сказала Ида, остановившись на лестнице. — Я чуть не описалась от страха.

— Вернемся? — спросил я.

— А вам разве не хочется посмотреть?

— Теперь, пожалуй, хочется, — сказал я, открывая тяжелую металлическую дверь. Я зажег свет и увидел, что мумия лежит посреди комнаты, завернутая в отвратительные темные бинты, образовавшие подобие плоти. Темно-желтое высохшее лицо производило отталкивающие впечатление.

— Это девушка семнадцати лет, — тихо сказала Ида.

— Откуда ты знаешь?

— Камаз сказал, что у нее не зарос черепной шов.

— Много твой Камаз знает, — буркнул я, наблюдая, как девушка впилась в египтянку расширенными от ужаса глазами.

Мне вспомнился сон, в котором я зашел в большой морг, где врачи в белых халатах потрошили мертвое тело. Возле входа, на длинных мраморных ступенях, сидели люди, завернутые, как в туники, в желтые окровавленные бинты. Среди них я узнал покойного деда. К нему обратился сосед, сидящий слева:

— В каком состоянии ваша плоть?

— Благодарю вас, — вежливо ответил дед. — Процесс разложения зашел уже достаточно далеко.

— Дедушка, ты же умер! — бросился я к нему.

— Внучок навестить пожаловал, — радостно воскликнул сосед.

— Что ты здесь делаешь? — строго спросил дед.

— Не знаю, — растерялся я, — просто зашел.

— Немедленно уходи!

Внезапно погас свет, и в угольной тьме я увидел, что лицо мумии светится зелеными искрами.

— Перестаньте меня пугать! — истерически закричала Ида, и я понял, что это не она выключила свет.

В подвале был еще кто-то. Я попытался нащупать пистолет, но вспомнил, что был обезоружен ассирийцами. В дальнем углу зажегся ослепительно белый шар, и я инстинктивно попятился в сторону девушки, чтобы защитить ее от опасности. Свечение исчезло, как бы растворившись в воздухе, поскольку в подвале стало гораздо светлее, чем раньше. Вместо шара возникла обнаженная девушка. Я посмотрел на стол и убедился, что незнакомка появилась не вместо мумии, а в дополнение к ней. Она была молодой, острогрудой, привлекательной и светловолосой. Мне показалось, что волосы на ее лобке росли ниже, чем обычно.