Дэймон Гэлгут - Арктическое лето
Позже Морган понял, что его дружба с Бапу-сагибом действительно началась в тот вечер, когда Их Высочество председательствовал на индийском свадебном торжестве, устроенном в честь Гудаллов, друзей Малькольма, которые тоже жили в Девасе.
Морган находился в своей палатке, одеваясь в приличествующие случаю английские одежды, а Бальдео прыгал вокруг с ножницами, пытаясь подровнять его поношенные манжеты. Вдруг из-за занавески раздался голос:
– Можно войти?
И тотчас же появился раджа в сопровождении красивого молодого портного, который принес охапку индийской одежды.
В течение почти часа Морган был центром всеобщего внимания, пока Бальдео, Их Высочество и портной одевали и переодевали его. Когда Морган наконец-таки вышел из палатки, он был абсолютно неузнаваем в белых муслиновых джодпурах, белой рубашке, роскошном жилете, пурпурно-красном шервани, отороченным золотым шитьем, и тюрбане размером чуть большим, чем нужно.
Другие гости также оделись в индийском стиле. Гудаллы, сидя на спине слона, отправились к Новому Дворцу, который располагался чуть более чем в полумиле, в то время как прочие участники церемонии последовали за ними в экипажах; им прислуживали сирдары, вокруг полыхали факелы и оркестр тянул страстную мелодию. Во дворце их ожидал роскошный банкет, после чего на крыше дворца начались танцы с шампанским. В самый разгар веселья Морган и Малькольм получили записку от жены раджи, Рани, где та сообщала, что хочет с ними встретиться.
Во время своего индийского путешествия Морган привык к тому, что жены и матери его друзей всегда оставались для него невидимками. В Бхопале, единственном штате, которым управляла женщина, бегума, правительница тоже не вышла к Моргану, несмотря на официальное представление Теодора Морисона. Поэтому это неожиданное полуночное приглашение тронуло его. Рани в своих полупрозрачных белых одеждах оказалась просто красавицей. У нее были сияющие глаза косули, которые она обратила на них со смешанным выражением дружелюбия и испуга, и, пока она стояла, держась за дверной косяк, Малькольм попытался что-то сказать ей на урду, впрочем, без особого успеха. Встреча длилась всего несколько мгновений, после чего они спустились вниз. Больше Морган никогда ее не видел.
Их Высочество поначалу изображал безразличие, но долго выдержать не смог. Он наклонился к Моргану и спросил:
– Вы встретились с моей женой?
– О да. Она очень красива.
Раджа кивнул, выражая согласие и одобрение.
– Я рад, что она послала за вами, – сказал он наконец. – Я хочу, чтобы она шла в ногу со временем, но она предпочитает оставаться в рамках традиций. Она дочь махараджи Колапура, и наш брак стал основой прочного союза. Но, кроме прочего, я люблю ее.
Он покачал головой, и любовь к Рани отразилась на его тонком лице, где счастье соседствовало с печалью. В этот момент он очень нравился Моргану.
* * *Пока Морган находился в Чхатарпуре и Девасе, он не ощущал ядовитой атмосферы колониального правления. Эти штаты являлись, по сути, маленькими анклавами, отделенными от остальной Индии, но, хотя британцы и контролировали крошечные государства, правительства здесь номинально были индийскими, а атмосфера отличалась от того, что ощущалось на остальной территории страны. Англичан здесь любили и уважали, а индийский национализм считался дурным тоном. Однако Моргану было суждено очнуться от своего сладкого сна по приезде в Аллахабад.
Почти сразу же, как только он прибыл сюда, до него через Бальдео дошли сведения, что на другом конце города, в доме главного сборщика налогов, живет Руперт Смит. Морган немедленно отправился повидаться с ним и получил приглашение на обед. Смит к тому времени был младшим мировым судьей – совсем не та должность, на которую он рассчитывал в Лондоне. Хрупкий и чувствительный, в Индии он ощущал себя более комфортно, чем в Англии. Вполне естественно, они говорили о Бальдео. Хорош ли Бальдео как слуга? Просто отличный, отвечал Морган, полностью удовлетворенный услугами Бальдео.
По правде говоря, отношения с ним значительно усложняли путешествие. С одной стороны, слуга был незаменимым помощником, знавшим все тайные коды индийской культуры. С другой – он постоянно обманывал Моргана на незначительные суммы; но потом, когда недостача становилась явной, следовали утомительные сцены, во время которых слуга то грубил, то мучился угрызениями совести. Кроме того, он терзал Моргана небольшими просьбами, скорее напоминающими требования, причем умело давил на болевые точки хозяина. В Бхопале, например, ему понадобился кусок ткани, из которой он собирался сшить пиджак, после того как на глаза ему попался пиджак Моргана. Он получил просимую ткань, но потом ему потребовался еще отрез, теперь уже для брюк. Морган отказал, поскольку ему нравилось, что Бальдео носил дхоти – простую и привычную для местных одежду, и Моргану хотелось, чтобы Бальдео был одет именно в местном стиле. Однако Бальдео увидел слугу Голди, носившего брюки, и положил на них глаз. Мягкие, но непрекращающиеся перебранки по поводу брюк выматывали, и, хотя Морган вышел победителем, он почувствовал себя проигравшим.
Хотя Морган об этом ничего не сказал, Смит понимающе улыбнулся, приподняв брови, и проговорил:
– Начинаешь понимать, как здесь обстоят дела?
Разговор в том же духе продолжался за обедом. Жена налоговика, миссис Спенсер, не трудилась скрывать свое презрение в отношении всего индийского. Женские вечеринки она недолюбливала особенно, но и в остальном была непререкаема. Мистер Спенсер поначалу пытался смягчить ее неприязнь к индийцам, говоря, что все здесь не так уж и плохо, но затем признался, что и сам в глубине души презирает аборигенов.
После минутного молчания Руперт Смит, который по сдерживаемым вздохам Моргана понял, что тому некомфортно, пробормотал:
– Так далеко я еще не зашел.
Но Морган понял, что Смит зашел достаточно далеко. Как и практически все местные чиновники, которые ему встречались. Это было ужасно. С самого первого разговора на борту корабля Морган ощущал связанный с данным обстоятельством внутренний дискомфорт, временами превращавшийся в настоящие мучения.
Этот вечер мало что добавил к общему впечатлению Моргана о встречах с англичанами в Индии – те казались щедрыми, любезными и гостеприимными, и тем не менее он чувствовал себя далеким от бывших соотечественников и вынужден был наблюдать за ними с приличного расстояния.
Он никогда не смог бы здесь жить. Во всяком случае так, как живут здесь они. Даже если не обсуждались политические проблемы, свое исключительное отличие от белых соотечественников он ощущал почти физически. Это был мир энергичных людей, любителей спорта на свежем воздухе и оружия. Если ты не являлся членом клуба, не играл в поло, не охотился на тигров и не имел желания усмирять враждебные племена на границах империи, то моментально становился ненадежным и неблагонадежным – особенно если, как Морган, большей частью пребывал в своем внутреннем мире и писал книги. Какая польза от этих романов? Они кому-нибудь помогли? Никто в лицо не задавал ему подобных вопросов, но тоном разговора или поворотом фразы они давали Моргану понять, что он не вполне пака, то есть не вполне настоящий.
Что лишь подливало масла в огонь, так это то, что, хотя его симпатии почти всегда оставались на стороне индийцев, он не был в состоянии любить их больше, чем своих соотечественников. Что бы он ни делал, в определенной мере он все равно оставался сагибом, и антипатия к нему со стороны индийцев оказывалась неизбежна. В тех же редких случаях, когда между ним и аборигенами возникало полное взаимопонимание, его благодарность была непропорционально большой.
Один из таких моментов был связан с Аллахабадом. Накануне утром Морган встретился с другом Масуда, которого звали Мирза. С Мирзой Морган познакомился в Лондоне, где тот изучал инженерное дело, и они питали друг к другу осторожную внимательную симпатию. Сейчас же, на другом конце планеты, между ними возникла и утвердилась странная близость. Их тянуло друг к другу некой магнетической силой, которая тем не менее порождала в их душах неясное беспокойство.
Морган и Мирза договорились встретиться, и, пока осматривали некий унылый форт, Морган вспомнил, что на обратном пути собирался посетить место массового купания в Ганге. Мирза сразу же предложил отправиться туда по воде.
– Доедем на велосипедах до Джумны, – сказал он. – Там возьмем лодку и пройдем на веслах до Сангама. Это священное место, где встречаются Джумна и Ганг. Посмотрите его, пока не нахлынули миллионы купающихся.
Морган сказал, что план ему понравился.
– Может быть, вам неизвестно, – продолжал Мирза, – но там есть еще и третья река. По крайней мере индуисты верят в это. В Сангаме она выходит из центра Земли.
– И вы ее видели? – спросил Морган, заинтригованный таким сообщением.
