Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
Вскоре пришла наша бабушка, поздравила Юлю с праздником и срезала ей с елки большую шоколадную конфету. Поэтому, когда наши родители пришли домой, Юля прямо с порога закричала:
— Хосю подаек, дай касету, паздник, — и потащила их к елке.
А мне в этот момент вспомнился Ваня-якут из лесного детдома. Когда он появился у нас, то ожидал Новый год, потому что считал, что к празднику на елке вырастают яблоки...
Потом я рисовала для Юли. Изобразила большие глаза, а она говорит: «Мама». А на огромные брови сказала: «Сова». Еще я нарисовала сердитые глаза и грустный рот. Юля скорчила печальную рожицу и прошептала: «Папа».
Странно, ни лица, ни волос, ни носа я не рисую, а она все равно узнает в моих каракулях человека с определенным характером. В благодарность за мое внимание Юля рисует для меня Колобка. Ровный овал лица у нее сразу не получается, и она старательно многократно подправляет его. Потом, рассматривая свое «художество», вдруг с восторгом произносит: «Мой Колобок — кулемоликий!»
Чтобы Юля не мешала мне помогать бабушке на кухне, я вытащила из комода кучу старых довоенных платьев матери, и она с восторгом погрузилась в них. Сначала она просто кувыркалась в ярких «тряпочках», потом стала примерять их. Очень ей понравилось ярко-желтое платье с широкими клиньями по подолу. Сумела-таки одеть. Подошла ко мне, подала «хвост» платья и говорит:
— Дизи, я каяева. Я невеста.
Мать смеется: «Соседка рассказывала, что в два годика Юля была на свадьбе. Невеста сидела в белом платье, складки которого разметались веером по траве. Юлю так поразила эта картина, что она целый день говорила, что невеста — красивый белый цветочек.
Мы все заняты своими делами. Юле скучно. Она обращается к бабушке: «Мне похохотать хочется. Посчитай мне леблушки (ребрышки)».
Бабушка щекочет малышку, они вместе придумывают невообразимые сочетания слогов и смеются. Юля подбегает ко всем взрослым по очереди и говорит разные «куле-муле» Ей хочется, чтобы все радовались вместе с нею.
Сели обедать.
— Бабуска, у тебя макаоны много соленые. Вот настока! — говорит Юля и показывает пять пальчиков.
Вдруг она увидела на елке красивую уточку и захотела поиграть с нею. Мать объяснила ей:
— Вот съешь булочку, тогда дам.
Юля задумывается и вдруг ломает булочку на две части, отдает одну бабушке, другую моей матери, отряхивает ручки и говорит:
— Нет буки. Дай утю.
Мать смеется: «Что за девчонка! Откуда у нее такое?» — и дает малышке игрушку. Но недолго играла Юля. Выбросила она из комода белье на пол, улеглась в нижний ящик и поет что-то очень веселое, а сама смотрит на меня призывно, внимания требует. Гляди, мол, какая я хорошая, чего придумала. Я спрашиваю: «О чем поешь, Юлечка?» Она серьезно отвечает: «Секлетную песню. Никто пло нее не знает! Дазе мой длуг Антоша из детского садика!» Я делаю вид, что мне неинтересно, и Юля бросает свое занятие. «Зрители, видишь ли, ей нужны!» — удивляюсь я.
Приход Юли нарушил все мои планы, и, хотя она очень забавная, меня больше волновало, как бы успеть выполнить все запланированные дела и пораньше пойти репетицию. Только я отвернулась, а Юля уже мои спицы с клубком шерсти тащит. Бабушка заволновалась:
— Юлечка, брось спицы, пальчик исколешь, кровь пойдет.
А Юля ей в ответ:
— Бабушка, ну что ты ластлаиваешься, она назад втечет!
Отняла я спицы и говорю:
— Ата-та хочешь?
Юля делает грустное личико и отворачивается от меня:
— Я с тобой не длузу.
— Ох, пропаду без тебя совсем, — смеюсь я.
Юлечке не нравится моя ирония, она подходит к бабушке и ласкается к ней. Бабушка кладет Юлечке руку на лобик и сочувственно говорит:
— Не заболела? Что-то ты горячая.
— Нет, бабушка, — выразительно таращит глаза Юля, — это ты остываешь.
— Ну и девчонка! В карман за словом не лезет, — восхищается бабушка.
— А взрослой она останется умной? — спрашиваю я.
— Способности надо развивать, а когда родителям с нею заниматься? Так и пропадет за домашними заботами, как старшие дети. А пока Юлечка точно дикий цветок или вольная птичка растет. Все в ней естественно, гармонично. Заботы не давят, не корежат, не донимают, — вздохнув, ответила мне мать.
От ее слов у меня испортилось настроение.
Отвлеклась я на минутку, а Юля уже с глаз пропала. Гляжу, а она обнаружила под елкой кулек, достала две конфеты, прижала ручки к животу и бочком-бочком мимо нас направилась в спальню. Я ее остановила и назидательно так говорю:
— Ты не должна брать без разрешения. Как надо просить? «Дайте, пожалуйста». А сейчас положи конфеты на место.
Юля тяжело вздохнула, подняла на меня круглые черные глаза и сказала тихо:
— Хосю.
И столько в этом слове прозвучало желания, безысходности, грусти! Но конфеты все же отдала. Я повернулась к матери. Она поняла, что мне жалко Юлю, но не позволила уступить:
— Если так сделаешь, то в семь лет она осознанно станет обманывать. Девочка уже понимает, что нельзя брать чужое, и вот именно сейчас надо учить ее преодолевать себя. Сегодня она совершила героический поступок: без слез отдала самое дорогое — сладкое, — объяснила мне мать.
Чтобы отвлечь гостью от конфет, я учу ее считать до десяти в ряд и в разбивку, а потом даю ей большую бабушкину линзу. Юля в восторге обследует все подряд и вдруг радостно сообщает:
— Бабуска! Челез линзу ты такая мосьная! Смотли как я ласпузатилась!
Я вырезала крупные буквы в заголовках газет и предложила Юле собрать из них слова. Она расставила буквы в слове в обратном порядке. Я говорю: «В три года я уже умела читать». Юля задумалась, потом напряглась и вдруг заплакала горько и безутешно. Я не ожидала, что случайно брошенная мной фраза может больно ударить по самолюбию такого маленького ребенка. Мне никак не удавалось успокоить малышку. Наконец, я сообразила, что надо похвалить ее. «Ой, какая ты умница! — стараясь не фальшивить, весело сказала я. — Ты новую интересную игру придумала: ставить буквы в любом порядке, а потом угадывать слово». Юля еще некоторое время дулась на меня, а потом отвлеклась.
Ползая по полу, она обнаружила под елкой мандарины.
— Это сонушки и обака! — обрадовалась она.
Коля тоже полез под елку и вдруг закричал жалобно:
— Все сгнили, понимаете, все!
Мать растерянно перебирает мандарины. А бабушка сокрушается:
— Кто же мог знать, что за неделю пропадут? Они так красиво смотрелись под елкой на белоснежной вате!
А Юля посочувствовала:
— Бабушка, не пачь, ты пло них забыла потому, что у тебя маленький скелозик (склерозик)!
— Не переживай, на следующий Новый год еще купим, — успокаивает мать Колю.
А я вспомнила о крошечном мандарине, припрятанном мною в прошлом году ради эксперимента. Мне интересно было, сгниет он или нет, если его положить в сухое хорошо проветриваемое место. Проверила. Корка подсохла, и содержимое плода оказалось помещенным в надежный панцирь. (Этот мандарин хранится у меня до сих пор!)
У Юли мысли уже совсем о другом:
— Когда-то было — давно-давно. Там был лузный пляз. Много-много луз, много песку и очень большие пеньки!
— Ты на каждом пеньке постояла? — спросила я, пытаясь отвлечь себя от грустной истории с мандаринами.
— Ты что! — удивляется Юля. — Откуда у меня было стоко нозек? (ножек).
Потом Юля глубоко вздыхает и произносит печально и тихо:
— В тли года я плисла в садик, дого смотлела на всех детей и выблала Антосу. Я его люблю и не лазлесаю девочкам илать с ним. Когда он болеет, я ни с кем не илаю. Антосу зду.
— Когда ты замуж пойдешь за Антошу? — в шутку спрашиваю я.
— Када Антоса захочет, — очень серьезно и грустно отвечает Юля.
— Вот вырастешь, выучишься, получишь квартиру в городе в новом доме и будешь с Антошей жить-поживать и добра наживать, — продолжаю я подшучивать над малышкой.
