Ян-Филипп Зендкер - Искусство слышать стук сердца
У Май захотел встать. Тин Вин подскочил к нему, чтобы помочь. Старик оперся о плечо послушника, и они медленно побрели через зал к веранде. Начался дождь. Не бурный тропический ливень, а легкий, приятный летний дождик. Вода с крыши капала им на ноги. У Май наклонился вперед, подставляя под струи бритую голову, шею и спину. Потом притянул к себе Тина Вина. Вода потекла по лбу, щекам и носу мальчика. Тин высунул язык, ловя дождевые капли. Они были теплыми и солоноватыми.
— Чего ты боишься? — вдруг спросил У Май.
— Почему вы думаете, что я боюсь?
— Тебя выдает голос.
А Тин Вин так надеялся скрыть от У Мая свои чувства! Не хотелось рассказывать наставнику о днях, когда все валилось из рук и он совершал оплошность за оплошностью, словно становясь жертвой чьего-то заклинания. Тин Вин понятия не имел, кто насылает на него злые чары и сколько продлится их действие. Может, он просто был невнимателен? Или позволял мыслям разбредаться? Нет. Все начиналось внезапно. Его будто накрывало облаком, и тогда каждый шаг давался с трудом. Уши отказывались ему служить. Он переставал ориентироваться в пространстве. На уроках не понимал ни слова, да и сами слова звучали приглушенно, словно он сидел под водой. В такие дни Тин Вин натыкался на кучи хвороста и стены, опрокидывал кувшины и чайники. Белье соскальзывало с веревок в пыль двора. Ему становилось невыразимо грустно и одиноко, и не было сил прогнать тоску. И что еще хуже, им овладевал страх. Тин Вин не знал, чего именно он боится, но испуг был. Он преследовал его, как облако, стремящееся накрыть солнце. Напор страха отличался разнообразием. Иногда он держался поодаль, почти не мешая Тину. Но случались дни, когда ужас наваливался на него со всех сторон, и тогда ладони покрывались холодным потом, а все тело охватывала дрожь, как у больного малярией.
Тин Вин многое бы отдал за обстоятельный и точный ответ, который удовлетворил бы У Мая. Но в голове вертелись лишь обрывки мыслей; даже если сложить их вместе, картина четкой не станет.
Старик и мальчик молча стояли под карнизом крыши, слушая воркование голубей.
— Так чего же ты боишься? — повторил вопрос У Май.
— Сам не знаю, — тихо ответил Тин Вин. — Иногда — ночной тишины. Или дневных голосов. Толстого жука, который может заползти в мой сон и грызть мне руку, пока я не проснусь. И пней, с которых могу свалиться. И еще я боюсь страха. Он меня пугает, и я не могу от него защититься. Он сильнее меня.
У Май ласково потрепал его по щекам:
— Страх знаком всем. Каждому живому существу. Он похож на рой мух, кружащих над навозной кучей. Животные спасаются бегством, птицы торопятся улететь, а рыбы — уплыть. Все они стремятся в безопасные места. Кто-то добирается до них. Кто-то падает замертво от переутомления. Мы, люди, ведем себя ничуть не мудрее. Умом понимаем: нет таких уголков, где можно спрятаться от собственных кошмаров. И все равно отчаянно бросаемся на их поиски. Стремимся к богатству и власти. Тешим себя иллюзиями, будто мы сильнее любой опасности. Пытаемся управлять другими. Детьми, женами, соседями, друзьями. Амбиции и страх роднит незнание личных пределов. Власть и богатство напоминают опиум. В молодости мне довелось познакомиться с этим зельем, и я знаю о нем не с чужих слов. Наркотик, коварный обманщик, не дал мне вечного блаженства. Он только требовал жертв, и с каждым разом все больших и больших. То же происходит с властью и богатством. Они не способны победить страх. Есть лишь одна сила, которая его превосходит. Любовь.
В тот вечер сон долго не шел к Тину Вину. Мальчик замер на циновке, прислушиваясь к дыханию и храпу монахов. Отдельная келья была только у У Мая. Остальные спали в большой общей комнате рядом с кухней, укутавшись в шерстяные одеяла. Из щелей в половицах тянуло прохладой. Мальчик прислушивался к дальним звукам. Где-то залаяла собака. Ей ответила другая, потом третья. Негромко потрескивая, в кухонном очаге догорал огонь. От легкого дуновения ветра приятно звенели колокольчики на крыше. Потом ветер стих, и они послушно умолкли. Дыхание собратьев подсказывало Тину Вину, кто из них спит, а кто лишь засыпает. И вдруг наступила полная тишина, и в ней растаяли все ближние и дальние звуки. Тин Вин летел в пропасть. Кувыркался, протягивал руки, надеясь хоть за что-то зацепиться: за ветку, камень или чью-то руку. За что угодно, только бы остановиться. Но рядом ничего не было, а он падал все глубже и глубже… пока вновь не услышал дыхания соседа. Потом собачий лай и тарахтение мотоцикла. Что это было? Короткий сон? Или он на миг лишился слуха? Неужели вслед за глазами его подвели и уши?
Он смирился с потерей зрения. Но выдержать еще и это? Тину стало тревожно, и тогда он начал думать об У Мае. Вспомнил слова старика о страхе: «Есть лишь одна сила, которая его превосходит. Любовь». Слова успокаивали. Вот только как обрести любовь? Если искать ее намеренно, ни за что не найдешь. Так сказал У Май.
4
Су Кьи шла по монастырскому двору. Шестеро монахов отдыхали в тени фигового дерева, увидев ее, поклонились в знак приветствия. Тина Вина она заметила чуть поодаль. Он сидел на верхней ступеньке веранды с толстой книгой на коленях. Его голова была слегка запрокинута, пальцы проворно бегали по строчкам, а губы шевелились, словно мальчик говорил сам с собой. Вот уже четыре года подряд, когда бы Су Кьи ни пришла за Тином, каждый раз заставала воспитанника за чтением. А как сильно он изменился! На прошлой неделе У Май вновь хвалил его, говоря, что Тин Вин обладает редкостными способностями. Он давно уже считался самым лучшим и сообразительным учеником. А какой усидчивый! У Май был просто ошеломлен его памятью, даром воображения и логикой рассуждений. Редко кто в неполные пятнадцать лет умеет так последовательно и убедительно рассуждать, делая безупречные выводы. Тин Вин помнил содержание всех уроков и спустя несколько дней легко мог повторить их слово в слово. За считаные минуты он в уме решал арифметическую задачу, на которую зрячие ученики тратили полчаса, склоняясь над грифельными досками. Старик так высоко ценил успехи Тина Вина, что начал заниматься с ним дополнительно. Мальчик узнал о существовании книг для слепых. За несколько месяцев Тин Вин освоил шрифт Брайля и пристрастился к чтению. Правда, библиотека У Мая невелика — всего один ящик книг для слепых, подаренных каким-то англичанином. Вскоре все тома оказались прочитаны по нескольку раз. К счастью для Тина, У Май дружил с отставным английским офицером, обосновавшимся в Кало. Его сын был слепым от рождения, и отец не жалел денег на книги, напечатанные шрифтом Брайля. Тин Вин стал постоянным читателем офицерской библиотеки. Он с интересом проглатывал все, что ему приносили: сказки, жизнеописания великих людей, путевые заметки, приключенческие романы, пьесы и даже философские трактаты. Каждый день шел домой с новым томом и часто читал по ночам, крадя время у сна. Не далее как прошлой ночью Су Кьи опять проснулась от его бормотания. Тин Вин сидел в темноте. Пальцы скользили по страницам, будто гладя их, а губы шептали каждую «прочитанную» фразу.
— Что ты делаешь? — спросила Су Кьи.
— Путешествую.
Су Кьи сонно улыбнулась, зевнула и перевернулась на другой бок. Несколько дней назад Тин Вин признался ей, что не просто читает книги, а путешествует вместе с ними. Напечатанные истории переносят его в другие страны, на иные континенты. Он постоянно знакомится с новыми людьми, и многие становятся его друзьями.
Су Кьи лишь качала головой. Пусть будут хоть книжные приятели, ибо в реальном мире Тин Вин так ни с кем и не подружился. Обучение у старого монаха не сделало его общительнее. Он по-прежнему держался замкнуто. Когда сверстники просили помочь с уроками, Тин Вин охотно соглашался, однако в общих разговорах не участвовал. С монахами держался учтиво, сохраняя при этом дистанцию. Эта замкнутость все сильнее тревожила Су Кьи. Ведь, кроме нее и У Мая, Тин никого не пускал в свой мир, но и они не имели доступа к его «внутренним покоям». А вдруг ему вполне хватает общества самого себя? Су Кьи не раз думала об этом.
Подойдя к лестнице, Су Кьи цокнула языком. Тин Вин по-прежнему упоенно читал. Су Кьи глядела на него и думала, как незаметно вырос ее подопечный. Уже не ребенок. Вон как вымахал — на целую голову выше не только мальчишек, но и взрослых. Широкие, сильные плечи крестьянина и при этом — изящные руки ювелира. Еще немного, и он превратится в юношу.
— Тин Вин, — позвала она.
Мальчик отвлекся от книги и повернул голову.
— Мне еще нужно сходить на рынок. Пойдешь со мной или обождешь здесь?
— Здесь, — лаконично ответил Тин Вин.
Рынок его пугал обилием людей, звуков и запахов.
— Я быстро, — пообещала Су Кьи и ушла.
Тин Вин встал, поправил свое новое зеленое лонгьи и потуже затянул веревку на поясе. Он пошел в монастырский зал и где-то возле кухонного очага услышал незнакомый звук. Поначалу ему показалось, что кто-то странным образом ломает хворост, подражая тиканью часов. Но нет, Тин Вин знал, как хрустит хворост, — совсем по-иному, с равными промежутками между ударами. К тому же любой прут, ломаясь, звучит резче, с характерным треском. А этот звук был сглаженным. Тин Вин замер, прислушиваясь. В монастыре он изучил каждое помещение, каждый угол и балку. Он знал, как скрипят половицы и как поет крыша, по которой барабанит дождь. Но то, что он слышал сейчас, было для него совершенно новым. Непонятно, откуда вообще доносились эти приглушенные удары. Может, из середины зала?
