Сулейман Файяд - Живой мост

— Ужасно, как ужасно…

— Я здесь двадцатый день. Кто заставляет нас так страдать?

— А ты не знаешь?

— Еще бы не знать! Но я скорее сойду с ума, чем кончу самоубийством! Нет, я не доставлю им такого удовольствия!

— Пытали тебя?

— Я уже ничего не чувствую. У тебя нет сигареты?

— Откуда? Отобрали, ни одной не оставили.

— Эх, давали бы мне по сигарете в день. Или хотя бы раз в неделю.

— До чего же здесь холодно! Одна эта сырость вгонит меня в могилу! За что тебя посадили?

— За что? То же самое я хотел спросить у тебя. Давно арестовали?

Амин рывком приблизился к незнакомцу и вгляделся в искаженное страданием лицо.

— О боже, это ты, Салим?

— Да, я.

— Салим, ты не узнаешь меня? Я Амин Асад.

— Амин Асад? Амин, товарищ Амин!

— Да, да… да.

— Будь они прокляты! Кто-нибудь еще арестован?

— Не знаю. Но думаю, что да.

— Тебе плохо, товарищ? Держись, будь мужчиной. Иначе они распнут тебя на кресте. Не знаешь, как там мои? Жена, дети?

В двери заскрипел ключ. Салим уполз в свой угол и тут же захрапел. Ключ все продолжал скрипеть. Наконец дверь приоткрылась. В узкой щели сверкнул совиный глаз. Ледяной взгляд обшарил камеру в поисках жертвы. Отыскал ее. Запустив когти в волосы Салима, сова потащила его к выходу. Жутко ухнула и исчезла.

Амин не шевельнулся. Он лежал, как убитый, и смотрел на веревку. Она качалась, будто свешивалась с самой луны. Он не мог отвести от нее взгляда, он не мог справиться с дрожью, словно в него вселилась какая-то не подвластная ему сила. Луна светила ему в глаза. Казалось, на ней полыхает зарево.

Амин безмолвно лежит на кровати, не в силах поднять руку, чтобы вытереть со лба холодный пот. Он пытается крикнуть и не может… Кто-то барабанит в дверь.

— Открой, Амин, это я, Ахмед… Да открой же, тебе говорят! Ты что, не слышишь?

Черт побери, как же, откроет тебе Амин, когда он изрублен на куски?! Что вы еще хотите от него? Он умер, умер давным — давно! И не может встать и не может сказать, чтобы завтра его не ждали. Он не придет на демонстрацию. Обойдитесь как-нибудь без него. А он сыт по горло. За все заплатил сполна. Даже за тех, кто ушел в мир безмолвия. За Салима и других, кто никогда, слышите, никогда не вернется! «Скажешь хоть слово, я заткну тебе пасть навсегда. Салим Вакид покончил с собой… его больше нет… понятно?.. повесился…»

Амин скончался… Не ждите его…

— Да что там случилось, черт возьми! Амин! Товарищ Амин!

Вечер чудесный. Амин сидит на скамейке, стоящей между деревьями в «Панораме» — небольшом красивом парке. Выйдя из дому, он не знал, куда пойдет. И вскоре оказался на станции подземки. Не выгони его служитель, он, возможно, провел бы здесь всю ночь. Когда служитель напустился на него, Амин смешался с толпой, и людской поток подхватил его и вынес наверх, на улицу.

Он рассеянно огляделся по сторонам. Недалеко был холм и парк «Кармель». Впервые после того, как он вышел из тюрьмы, ноги сами понесли его к этому месту. И тотчас на него нахлынули воспоминания.

За несколько месяцев до ареста, когда встречи с Видад стали опасны, здесь состоялось их первое тайное свидание. И последнее тоже было здесь… Она сказала ему «до скорой встречи» и больше не пришла.

Все сложилось именно так, как он предполагал. Она должна была уступить родительской воле, и она уступила.

Когда ее родные узнали об их любви, Амина стали преследовать буквально по пятам. Ухитрились даже сфотографировать их во время встречи. Чтобы расправиться с Амином, собирали о нем разные сведения. Однажды к нему зашел родственник Видад и потребовал оставить ее в покое. Угрожал, что его выбросят с работы и выдадут полиции… Чем только его не запугивали! И кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не его дружба с родным братом Видад.

Вчера на танцевальной площадке она призналась, что ее заставили выйти замуж. Бедная Видад!

Наверное, она могла бы настоять на своем, не схвати голод за горло всю их семью. И Видад отступила. Но не умерла любовь. Она жива, она дышит, она прекрасна! Вчера, когда они танцевали в парке, его сердце билось и ликовало, как прежде.

Море огней лежало у ног Амина. Взгляд его неотрывно следил за полосой света, танцующей на глади воды в порту. Никогда не знаешь, где найдешь свое счастье. Однажды и он чуть было не поймал жар‑птицу в сказочном лесу.

В один из дней, после того как Видад перестала приходить на свидания, он случайно оказался в порту. Он провожал знакомую девушку из северной страны. Вместе с ней он поднялся на борт корабля, из трубы которого уже поднимались к небу огромные лоскуты дыма.

Его знакомая тихо сказала:

— Ну вот! Меня провожают сегодня…

Он улыбнулся и долго смотрел на ее спокойное решительное лицо.

— Знаешь, может быть, настанет день, и меня будут провожать, как сегодня тебя. На набережной будут стоять мать и братья. А я стану махать им и посылать воздушные поцелуи. Буду махать и махать, пока не исчезнут огни моей любимой Хайфы.

Она весело рассмеялась, и смешинки запутались в ее распущенных золотистых волосах.

— А на следующий год я бы приехал, забрал тебя и мы с тобой стояли бы на палубе и махали им, ты и я…

Он поцеловал ее.

— Только я никогда бы не смог жить под другим небом. Понимаешь?

Он посмотрел на нее испытующе.

— Но если ты хочешь говорить правду, ты Должен уехать. Там, вдали от твоей родины, я помогу тебе сказать правду… Здесь ты как в могиле. А народ твой будто заживо погребенный. Разве эта земля принадлежит тебе? Уезжай, уезжай отсюда!

— Эх, Рита, если бы ты знала песенку, которую поют у нас дети.

— Что они поют? — спросила она осторожно.

— Когда дети собираются в школу, они поют:

Скоро зазвонит звонок,Пора нам проститься.До свиданья, дорогая мамочка!Весь день я буду думать о тебе,Ни на минуту тебя не забуду,Потому что, если забуду тебя.Не будет у меня радости.Когда зазвонит звонок,А он зазвонит обязательно,Я прибегу к тебеИ укроюсь у тебя на груди,Чтобы никогда больше не расставаться с тобой.Клянусь, я никогда не поступлю иначе.Если покину тебя, душа моя покинет меня.Если забуду тебя, радость забудет меня.

Корабль уходил в море. Отраженные в воде, качались кипарисы. Амин долго стоял на набережной, провожая взглядом удаляющийся корабль. Ему так хотелось, чтобы его провожали сегодня. Хотелось достать платок и послать прощальный привет карнавалу в Хайфе.

В этот день то сияло солнце, то налетал порывистый ветер и приносил дождь. Быстро стемнело. Когда он возвращался, в небе уже сияли звезды. Амин в раздумье остановился у подножия лестницы, ведущей к улице аль‑Вади.

И вот он бредет вдоль нее, не замечая слепых зрачков окон. Шаги гулко отдаются в узкой улочке, погруженной в бледный желток света, растекшегося по остывшему асфальту. Вокруг — никого. Все захлебнулось в этой желтизне. Только он один крадется в ночи. Еще немного, и он исчезнет, нырнув в свою конуру. Сверху, с развешанного на балконе белья, падает прищепка и больно бьет его по голове.

Влажное, промозглое утро еще гнездится на крышах домов и в кронах деревьев. Голоса демонстрантов заполняют всю улицу. Большое солнце вздымается над миром, беззвучно смеясь. Гомонят птицы. Им дела нет до того, что Амину еще хочется спать. Он устал, он болен. Только что кончился приступ лихорадки. Эй, друзья, дайте поспать! Ваши голоса разъедают мою затянувшуюся было язву!

— Эй, Амин, вставай, мы ждем…

Не могу я откликнуться! Зовите не зовите, не могу.

Сказал же он вчера Ахмеду, что не придет на демонстрацию. Не придет — значит, не в силах.

…Он стоит на балконе. Поток демонстрантов катится вперед. Подобно штормовой волне, он сносит все на своем пути. Холодный утренний ветерок обжег бледное лицо Амина и высушил набежавшие слезы.

— Друзья, ни шагу назад! Вперед, только вперед!

Его призыв разнесся над колонной и придал новые силы демонстрантам. Амина узнали. Сильные руки потянулись к нему…

Амин Авад шел в бой вместе с товарищами. И рушились стены на их пути.

Улица Вади, окропленная слезами наступившего утра. Победоносное солнце расточает улыбки. На асфальт упали его шелковистые лучи. И легли на толпу, защищая людей от беды.

ЭМИЛЬ ХАБИБИ

(Израиль)

МИНДАЛЬ НАКОНЕЦ ЗАЦВЕЛ

О весне! Возврати меня на родную землю хотя бы цветком!

Перевод О. Фроловой

Мой гость начал свой рассказ так:

— В романтические годы юности я прочел роман Диккенса «Повесть о двух городах». Я был покорен героем, Сидни Картоном, который пожертвовал собой, чтобы спасти жизнь мужу любимой женщины. Но как это обычно бывает, юношеские увлечения не выдержали испытания временем. Теперь мне близок бедный философ Гренгуар из «Собора Парижской богоматери». Помнишь, его попросили спасти от смерти красавицу Эсмеральду, а он отказался. И на вопрос, что его так сильно привязывает к этому миру, ответил: «Я имею великое счастье проводить время с утра и до вечера в обществе гения, то есть с самим собой, а это очень приятно».