Вероника Батхен - Остров Рай
Город. Июнь. Мне было почти девять лет. Я вынесла мусор и стояла в парадной с двумя ржавыми грязными ведрами. Мелкая жизнь на прилипших к донцам клочках газеты была неинтересна, я разглядывала сложный плиточный узор пола. Завитки волн — я уже знала слово «дорический» и пробовала сопоставить наш дом и историю аргонавтов. Ухнула дверь подъезда, вошел мужчина. Незнакомый, большой. Я вежливо улыбнулась — мама учила меня улыбаться людям. Мужчина приблизился, расстегнул штаны и стал мочиться в ведро. Он глядел на меня отвратительными злыми глазами, я слышала как звенит о жесть вонючая струя, как разлетаются брызги. Лифт все не ехал. Двери ближних квартир молчали. Я поняла — сейчас будет что-то плохое. Ужасное. Жуткое.
Мужчина протянул ко мне руки. Я сильно-сильно прижалась спиной к двери лифта… и прошла сквозь нее. Внутри было глухо и мрачно. Высоко над головой светила желтая лампочка, свисали витые тросы, клубилась пыль, внизу темнела пропасть без дна. Мгновение неподвижности, невесомости тела — еще секунда и начнешь падать. Я хотела жить. И побежала наверх по тросам, продралась сквозь нелепую паутину и густой, как сметана, воздух. Движение длилось, я уже начала задыхаться. Вдруг тишину прорезал лучик дневного света. Я вцепилась в него, как в канат и вывалилась из шахты. По счастью лифт застрял на нашем этаже. Дверь кабины была открыта.
Я позвонила в квартиру, вышла мама. Я сказала, что бросила ведра внизу, потому, что какой-то мужчина в них помочился. Мама спросила, как. Я объяснила. Мама вызвала милицию. Что было дальше с виновником моего пробуждения — не знаю и знать не хочу. Осталось ощущение бега и боль в руках — тросы оказались жирными и колючими. До двенадцати лет я никому не рассказывала, как спаслась. А потом пошла в студию — рисовать. Там был Учитель. Он понял. Он все понимал. Борька, когда не ерничает, похож на отца…
Я очнулась и поняла, что тоскую над веником. Лень-матушка поперек меня родилась. А стекла, Сашура, сами полезут в мусорку? Банку жалко — в персиковых пятилитровках чудикам хорошо. Идеально подходят старые и прозрачные, из-под соков или компотов, с широким горлышком и пластиковой, немытой крышкой с банки варенья. В огуречных зверушки чахнут, а если в посуде что-то перебродило, начинают бузить или спят сутками. Ловля чудиков — тонкое мастерство, каждый финт надо вынюхивать на интуиции и другому охотнику он, скорее всего, не подойдет… Я закрыла ведро крышкой, по привычке проверила дверцу под раковиной — тишь. По ночам оттуда лезут мелкие крысоватые тварюшки. В чистом доме такие подъедают мелкие крошки и сор, но стоит развестись бардаку — жиреют и сами начинают пакостить по углам. Пару раз в затрубье заводились чудики большие и мрачные. На них звался Борька — по уговору я не выманивала никого, кто бы не помещался в банку, а недобрая тварь на полгода не меньше может испортить настроение в доме.
С батареи на пол спрыгнул Мартын. Потерся о ножку стула, заглянул в миску, подошел и требовательно мяукнул. Проголодался, мальчик. Я наклонилась погладить по мягкой шерсти, в очередной раз подивилась разнице ощущений — от прикосновения к чудику, даже мохнатому и теплому, всегда стыли руки. А кот был родной и грел. Мартын заурчал. Хороший… Сухой корм кончился, паштет он съел утром. Я предложила коту ломтик вялой колбаски. Мартын понюхал из вежливости и повернулся ко мне хвостом. Не хочу на мороз! Где джинсы?! Риторический вопрос для квартиры, в которой живу одна. Банки в шкаф… вроде все питомцы бодры и сыты.
Носки-штаны-рубашка-свитер-деньги-мобильник. Звонок. Слушаю. Да, Боря! Когда? Ну, знаешь… Абонент отсоединился. Два часа восемь минут. В два сорок радость моя привезет очередного клиента. За полчаса обернусь… А варианты? Ботинки-куртка-ключи. Вперед. Я захлопнула дверь без оглядки и побежала по коридору.
«Не так» я заметила уже на площадке. Линолеум не коричневый, а розоватый. Зеркало между лифтами. Вместо «сдыгр аппр» неизвестного грамотея, стену украшает слово из трех букв. И за окном солнце — зимнее, белое. Стало чуть неуютно — ребята рассказывали, так бывает, если выходишь не в ту дверь. Может вернуться? Лифт подъехал вовремя и разрешил колебания. В кабине все было на месте, если не приглядываться к кнопкам. Царапины, надписи, выпуклости, сигаретные ожоги и пятна маркеров делали рисунок панели неповторимым, как узор пятен на шкуре жирафа.
Лифт опускался медленно, с рокотом, словно тяжелый, неповоротливый шмель. Я слушала дом. На восьмом красная злая ссора. На пятом тяжело, неудачно заболевает ребенок… дошколенок, а сил совсем нет. На втором… я прыснула в кулак — пожилая зануда-училка из девятой квартиры занималась с кем-то любовью и сияла на весь подъезд. А у нас она была старой девой. Первый этаж. Ступенек на одну больше. Коврик вместо половика у лестницы. Что на улице? Страшно. Я распахнула дверь и с зажмуренными глазами шагнула навстречу солнцу. Снег ударил меня в лицо.
Увы. Добро пожаловать в реальный мир обратно. Учитель говорил, выпасть в смежный пласт полностью и надолго удавалось редким счастливчикам. Почти никто из них не вернулся. Можно понять, я бы тоже не стала думать — что меня в Москве держит? Был бы рядом Мартын, да еще телефон — Борьке звонить. Вот и лабаз, даже очереди не видно. «Королевскую Кошку», «Рыбный завтрак»… да, и хлеб, пожалуйста.
Напротив подъезда, загораживая проход, торчала холеная красная иномарка. Борькин «Форд» жался поодаль. Сам Борька колдовал над домофоном. Высоченный, нелепый, дубленка расстегнута, шапка сбилась, перчаток и вовсе нет. Я знала его лицо наизусть.
Клиентка красовалась рядом и производила впечатление. Норковая шубка по середину бедра — лоснящаяся шкурка богатства. Высокие желтые сапоги на безупречных ногах. Пальцы в брюликах. Простая с виду прическа — гладкий шлем платиновых волос. Легкий загар, нежные скулы, пухлые детские губы. И голубые глаза — злые и цепкие. Мне вообще не нравились женщины рядом с Борькой, а эту куклу я невзлюбила с первого взгляда. Но бизнес есть бизнес.
Я впустила гостей. Мы поднялись наверх в тесном лифте. Дама стояла спиной ко мне, тонкий запах ее духов заполнял кабину. Борька втягивал воздух, потешно водя кончиком хрящеватого фамильного носа… Черт, а она его зацепила.
Разуваться дама не стала. По квартире прошлась вальяжно, окинула мебель рассеянным взглядом — как писали в любимой книжке: «Молодые особы без единого слова дают понять, что считают вас чудачкой». Я провела ее в кухню. Борька помог спустить на стол банки. Растревоженные чудики пищали и гомонили. Я из вежливости отошла на пару шагов в сторону — пусть клиентка спокойно рассмотрит товар. Дама брезгливо покосилась на обитателей моей кунсткамеры, потом обратилась к Борьке:
— Арсений Павлович отрекомендовал, что вам можно доверять в самых щекотливых вопросах.
Борька широко улыбнулся. Я насторожилась. Не люблю клиентов с рекомендациями — они желают странного и устраивают проблемы.
— Так вот — я замужем. Мой муж прекрасный человек, обеспеченный, умный, тактичный. Редкой женщине так везет в браке, — на лице у клиентки читалось «есть чему позавидовать, дорогуша».
— Вашего мужа можно поздравить с таким сокровищем. Хороший бриллиант требует дорогой оправы, не так ли, — Борька лепил комплименты с грацией слона в пункте сдачи бутылок.
— Вы совершенно правы, — улыбка дамы стала ярче, — моего мужа можно поздравить. Проблема вот в чем. Он много работает, постоянно занят и совершенно не следит за здоровьем. И уже далеко не молод. Я волнуюсь за мужа, — дама облизнула будто бы пересохшие губы и многозначительно глянула на Борьку.
…Импотент что ли? Вряд ли такую фифу колышет, встает ли у старика в постели. Или срочно нужен ребенок?… Я попробовала поймать Борькин взгляд, но он неотрывно пялился на красотку. И крутил в руке уже обгрызенный карандаш — кажется, нервничал.
— Мне хотелось бы убедить мужа быть внимательней к своему здоровью, — взгляд клиентки метнулся в угол, голос чуть дрогнул.
Я решила вступить.
— Обратите внимание, этот малыш светит жизненной силой на всех обитателей дома. Если ваш муж чувствует себя усталым, ему сразу станет легче, — чудик, похожий на кактус с глазками, проигнорировал покупательницу, я взяла следующую банку, — А вот забавная зверушка — она способствует плодородию и деторождению…
Нетерпеливым кивком дама отмела идею стать хозяйкой апельсиновой лапушки. (А жаль — чудька способствовала плодородию всех обитателей дома, включая муравьев, тараканов и других чудиков).
— Понимаете…, — тут клиентка замялась, — мне хотелось бы, чтобы муж сам осознал необходимость лечения. В самой лучшей, самой дорогостоящей клинике — я ничего не пожалею.
— Понимаю, — подойдя ближе к даме, Борька кивал с видом мудрого аксакала, — продолжайте.
