Джеймс Миченер - Роман
Я объяснил ей, что на последних этапах перед появлением книги каждый автор снова становится начинающим. Но в моем случае, когда появление книги сопровождается негативной реакцией, я вдвойне начинающий.
— Я волнуюсь так же сильно, как и тогда, когда только начинал. И у меня нет права даже на маленькую ошибку.
— Хорошо. Заканчивай эту страницу и возвращайся в постель. Завтра мы остановимся в Востоке и пошлем то, что ты закончил, миссис Мармелл.
II
Редактор
Моя жизнь нью-йоркского сорванца кончилась облачным октябрьским днем 1955 года, когда случилось довольно болезненное превращение в интеллектуалку. Тогда мне было одиннадцать лет.
Несколько подростков играли в очень шумную игру с мячом у кирпичной стены в Бронксе. Эта игра чем-то напоминала бейсбол. По мячу ударяли деревянной битой, и он отскакивал от стены. Настоящим мастерством считалось отбить мяч как можно дальше.
Как всегда, я ожидала, что меня возьмут в команду под номером один, так как я была одним из лучших игроков, отличалась проворностью, всегда была готова отбить мяч, куда бы он ни отскочил и при какой бы сумасшедшей скорости ни проходила игра. Взрослые, наблюдавшие за моей игрой, иногда кричали:
— Ну просто Джо ди Маджо в юбке.
Мне нравилось это сравнение. Но я не любила намеков на мой женский пол.
Когда бы ни начиналась игра, я всегда успевала прочесть маленькую молитву: «Боже, помоги мне достойно сыграть».
Потому что по результатам игры я судила, удался ли мой день или даже неделя.
Вначале мальчишки не хотели принимать меня в свою команду:
— Это мужская игра. Не для девчонок.
Но однажды им не хватило одного игрока. И рыжеволосый двенадцатилетний Эл О'Фаллон настоял, чтобы мне разрешили играть. И, чтобы всем доказать, как он во мне уверен, он взял меня в свою команду.
Мальчики шептались, что Эл просто влюбился в меня, и, когда я попадалась им на глаза, меня встречали дразнилки вроде:
Тили-тили-тесто.Тили-тили-тесто!Эл и Шерл —Жених и невеста!
Не отказывали себе в этом удовольствии ни члены нашей же команды, если я промахивалась, ни соперники, когда мой удар был для них слишком легким.
Я всегда верила, что О'Фаллон не обращал внимания на эти дразнилки. И знала, что нравлюсь ему. Но у мальчишек была в запасе и другая насмешка, на которую Эл уже не мог не обратить внимание:
— Как это добрый католик связывается с еврейской девчонкой?
Когда ему задавали этот вопрос, он не знал, как на него ответить, и однажды сказал мне:
— Нечего тебе играть с мальчишками.
И отказался взять меня в свою команду, а мальчишкам сказал:
— Она мне никогда не нравилась.
Но, так как я все-таки была отличным игроком, другие мальчики меня в свою команду брали. Однажды во время решающей игры Эл так сильно ударил по мячу, что тот отлетел к самой дальней стенке. Это был как раз тот сложный пас, который я всегда успешно отбивала своим испытанным способом, но, когда я стремглав понеслась к тому месту, от которого я бы могла отбить мяч, я внезапно подумала: «Не буду отбивать. Если я не отобью мяч, я тем самым покажу, что он играет лучше, и тогда он действительно полюбит меня». Но мое желание играть, и играть отлично, было сильнее, и, высоко подпрыгнув, я отбила мяч. Но вместо криков одобрения от своих я услышала:
— Шерл-мазила! Шерл-мазила!
Я была так сконфужена, что подбежала к О'Фаллону, чтобы сказать: «Прости, что я не дала тебе показать себя самым ловким игроком». Но это разозлило его еще больше. И, когда я протягивала ему руку, чтобы помириться, со всех сторон только и можно было слышать:
Тили-тили-тесто.Тили-тили-тесто!Эл и Шерл —Жених и невеста!
Вместо того чтобы пожать мне руку, он со всей силы толкнул меня прямо к той стенке, у которой мы играли. От падения спасло меня только то, что я вытянула руку. В тот самый момент, когда я уперлась рукой в стенку, я услышала хруст и все же повалилась на землю. Под крики мальчишек я лежала на земле со сломанной рукой.
Но больнее всего было, что О'Фаллон даже не подошел ко мне помочь подняться или хотя бы просто извиниться. А товарищи по команде, испугавшись, что их могут наказать за то, что со мной случилось, быстренько разбежались. Оставшись одна, я с трудом поднялась и поплелась домой, поддерживая правую руку левой. Сдерживая слезы, я поднялась на второй этаж и предстала перед мамой:
— Мам, у меня, кажется, что-то с рукой.
С тех пор я больше никогда не играла в мяч.
Поправлялась я долго, и то, что я вынуждена была сидеть дома, сподвигло меня окунуться в мир книг, в тот мир, который тогда был для меня неизведан. Мои вкусы были довольно просты, они характерны скорее для девочки шести-восьми лет. Я до сих пор люблю детские сказки и приключенческие повести. Мне не хотелось читать книги, в которых был хотя бы намек на романтические отношения между мальчиками и девочками, но, когда я штудировала книги, написанные специально для мальчишек, интуиция подсказала мне, что я иду по неверному пути. Только когда мне исполнилось двенадцать (а я все еще сидела дома с переломом), я смирилась с тем фактом, что я. — девочка и пора начинать интересоваться книгами о таких же девчонках, как и я.
В этом мне помог мой дядя Юдах — портной, любивший книги. Это он распознал происшедшую во мне перемену:
— В библиотеке полно книг для: таких девочек, как ты.
И, когда я спросила каких, он принес мне по своей библиотечной карточке «Энн из Грин Гейблз».
— Она произведет на тебя незабываемое впечатление, Шерл.
— Мне не нравится, когда меня называют Шерл.
— Прости. Я не буду больше так тебя называть. Но это действительно хорошая книга, Ширли.
Я взяла ее в руки, взвесила и сказала:
— Тяжелая и, кажется, очень длинная. Не думаю, что она мне понравится.
Он едва сдерживался, чтобы не отшлепать меня:
— Ты слишком маленькая и глупая, чтобы делать подобные ни на чем не основанные заявления. Прочти книгу, она тебе понравится.
— Ты прямо как мама, — засмеялась я. — «Съешь, тебе понравится».
— Ну и тебе ведь действительно нравится.
— Если вкусно, да.
— Эта книга будет очень вкусной.
Вместе с этой книгой, лежавшей на гипсе правой руки, а переворачивать страницы мне приходилось левой, я вошла в новый мир, который нашла необыкновенно замечательным. Я представляла себя сиротой из Канады, что и побудило меня открыть атлас и посмотреть, где находится Канада. Я также исследовала карту, чтобы узнать, где живут Хейди и Ганс Бринкер. И мое географическое образование продвигалось вперед с той же скоростью, с какой расширялся мой эмоциональный мир. Я влюбилась в книги, даже не подозревая об этом.
Однажды дядя Юдах взял меня с собой в библиотеку и показал бесконечные полки книг для детей. Мои вкусы уже приблизились к произведениям, предназначавшимся для тинейджеров, и из них я в первый раз сама себе выбрала книгу — повесть о девочке, похожей на меня, но двумя годами старше. «Каникулы» — так называлась эта книга. Я заметила, что написала ее женщина. Это была история о четырнадцатилетней девочке, которая проводит летние каникулы у тети в сельском местечке Мэн. Читая повесть, я очень реально представляла то, что было описано. Антония — главная героиня книги — ненавидела, когда друзья называли ее Тони, и напоминала мне меня саму. А все действующие лица книги были похожи на моих друзей и родных. Чувство сопричастности было настолько сильным для меня, что я полностью погрузилась в этот мир и переживала за героев книги, как за себя. Придя в библиотеку сдавать книгу, я спросила библиотекаршу:
— Это все было на самом деле?
— Это все действительно произошло, но только в воображении писателя. И, конечно, в твоем воображении тоже. Обмен фантазиями.
После такого удачного начала я принялась читать подряд все книги на Книжных полках запоем. Но мои настоящие приключения начались, когда дядя Юдах сделал мне следующее предложение:
— Шерл, то есть Ширли, я буду платить тебе десять центов за каждую книгу, которую ты прочтешь.
И он повел меня в библиотеку, где выбор был гораздо больше. Чтобы допустить меня до этого нового мира, дядя Юдах выписал на мое имя библиотечную карточку, убедив библиотекаршу, что мне уже четырнадцать. Когда я принесла домой две большие книги, которые выбрала сама, мама запротестовала:
— Разве это можно читать маленькой девочке?
Она хотела, чтобы дядя Юдах отнес эти неподходящие для моего возраста книги обратно в библиотеку, но он не согласился:
— Если девочка не будет взрослеть сейчас вместе с книгами, она вообще никогда не повзрослеет.
К тому времени, как моя рука зажила и гипс был снят, я уже могла отличить хорошую книгу от плохой и незадолго до своего тринадцатилетия заявила родителям и, конечно, дяде Юдаху:
