Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
МОЯ КРЁСТНАЯ МАМА
Побыв десять дней у родителей, я собрался уезжать, а на кануне отъезда, мама мне говорит: «Сеня, ты бы сходил к своей крёстной матери Катерине Радченко и попрощался с ней, а то, как-то не хорошо получается, приехал, не зашёл и уехал молча. Так что сходи сегодня к вечеру, она как раз будет дома». Мне не хотелось идти к крёстной матери, так как, я и раньше к ней не ходил. Семья Радченковых вела как бы закрытый образ жизни, я не знаю, может, кто к ним и ходил, но мы к ним не ходили и тётя Катя к нам тоже не ходила. Я знаю, что она жила со взрослой дочерью и внучкой лет четырнадцати. Я не мог себе представить, что я там буду делать, а тем более говорить». И поэтому я попытался оспорить мамино предложение и сказал ей: «Мам, ну что я к ней пойду, я и до армии к ней не ходил, а теперь вот приду, как она воспримет моё появление, да там и ни одна она живёт. Мам, я думаю, мой поход к ней, будет лишнее в наших отношениях». Мама меня молча выслушала, а затем сказала: «Нельзя сынок так рассуждать, всё-таки она твоя крёстная мать, вы молодёжь сейчас этому не придаёте значения, а раньше, крёстная мать считалась второй матерью для ребёнка, и если с родной матерью случалось что-то не поправимое, то на воспитание дитя брала крестная мать. Мы с Катериной одного поколения и думаю, что она рассуждает, так же, как и я, так что обязательно сходи. Я вот сейчас для неё подготовлю подарок, и ты его отнеси от себя». Ну что делать, с нашей мамой не поспоришь, уж в чём она считает себя правой, то любого заставит сделать так, как она велит, и чтобы ни доводить дело до скандала я благородно согласился. Мама роется в сундуке, ищет, что подарить моей крёстной, а сама при этом говорит: «Вот ты говоришь, не пойду к крёстной матери, ну як ты ни пидэшь, я пиду в магазин встречу её там, а она меня спросит, як цэ так Поля, мой крёстный сынок Сеня приезжал, а до мэнэ так и ны зашов, и что я ей на это отвечу. Не сынок, пока мы живы, так исполняй нашу материнскую волю, а когда нас не будет, тогда живи своим умом». Эти её слова так меня задели, что к горлу подступил комок, и я чуть не заплакал. Я вдруг представил, что на свете не будет ни родной мамы, ни крёстной, и я ещё молодой человек останусь без мам, мне стало жутко горько, что я с трудом удержался, чтобы не расплакаться. Мама из сундука достала свёрток, завёрнутый в бумагу и перевязанный шпагатом, развернула его, и там оказался платок, такой тёмно-синий с крупными цветами. Мама снова завернула платок и говорит: «Этот платок мне Андрей привёз весной, так я его ни разу и не одевала, куда мне такой красивый одевать я ведь хожу только дома во дворе, ну иногда в магазин схожу, так для этого у меня есть другой платок. Так что возьми и подари от себя своей крёстной маме, да не забудь поздороваться и сказать ей мама. Инструкцию я от мамы получил, что надо, только исполняй правильно и всё будет в порядке. Иду и думаю, какая будет встреча, какие они люди, как мне с ними себя вести. Крёстная мама, жила от нас далеко и поэтому мы с ней по-соседски, не общались. Вообще, как я уже писал, семья Радченковых, вела какой-то затворнический жизненный образ, я у них был всего один раз, когда мне было лет одиннадцать, мама на церковный праздник меня посылала к крёстной с кутьёй, вот и всё моё общение с крёстной мамой. Тогда я был ещё мальчишка и поэтому с меня и спрос был таков, а сейчас дело другое, но надо как-то постараться и быть на уровне. Там же ни одна мама, а и её взрослая дочь и внучка почти взрослая, так что мне будет нелегко. Зашёл во двор, крёстная со своей дочерью Алиной седели на ступеньках веранды, я подошёл к ним и поздоровался. Крёстная мама, Екатерина Михайловна, не поднимаясь со ступеньки говорит: «Здравствуй, Сеня, хорошо, что зашёл, а то соседи говорят, что Сеня Чухлеб приехал к родителям на побывку из далекого края, а ко мне, почему-то не заходит, вот теперь и зашёл». Я подождал, пока она всё скажет, затем, обращаясь к ней говорю: «Мама, вот я подарок принёс, хочу вам подарить на память, берите и носите на здоровье». Екатерина Михайловна встала со ступенек, взяла свёрток и говорит: «Пойдёмте в хату, что же это мы гостя встречаем во дворе». Зашли в хату, в ней чистенько, всё стоит на своих местах, крёстная сразу развернула свёрток, достала платок, перед зеркалом его надела, повернулась к нам и спрашивает: «Ну как мне подходит Сенин подарок?» Мы с Алиной в один голос сказали, что очень хорошо, крёстная улыбнулась и говорит: «Алина, ты бы нам с Сеней молочка налила, а то гость пришёл, а мы его и не угощаем, нехорошо получается». Я попытался отказаться, но крёстная мама настояла, и я подчинился ей. Пока пили молоко, поговорили о том, о сём затем Алина меня засыпала вопросами, что да почему, как попал в Польшу, что там делаю, не женился ли и так далее. Во время «допроса» в комнату вошла девушка, довольно симпатичная и довольно взрослая, это была дочь Алины и внучка Екатерины Михайловны. К сожалению, имя её я не помню, поэтому прошу простить меня за забывчивость, в оправдание скажу, и время прошло достаточно много, больше пятидесяти лет.
Девушка сидела внимательно слушала наш разговор с Алиной, но не вмешивалась, вела себя скромно. Алина, взрослая женщина, ей тогда было за тридцать, поэтому она со мной говорила как с мальчишкой, смело задавала всякие вопросы, на которые я ответ искал с трудом. Катерина Михайловна видя моё затруднение, говорит дочери: «Алина, ну хватит, тебе парня мучить, видишь, он от твоих вопросов уже вспотел, сама бы ему что-нибудь о нас рассказала, а то всё пытаешь и пытаешь». Алина повернулась к матери и говорит: «Ой, мама, что можно рассказать о жизни в хуторе, что было, когда Сеня по хутору босиком бегал, так всё и осталось ничего, ни изменилось». Крёстная горестно кивнула головой и говорит. «К сожалению, ты права, как всё было, так и осталось». Все, на какое-то время замолчали, я воспользовался моментом и собрался идти домой. Когда я поднялся со стула что бы попрощаться, Екатерина Михайловна меня спрашивает: «Сеня, а ты случайно в Польшу не через Киев едешь?» — «Через Киев, — отвечаю, там у меня будет пересадка на поезд Киев-Брест, так что время будет достаточно». Крёстная говорит: «Сеня, у меня к тебе будет большая просьба, в Киеве зайди к моему сыночку Васе, узнай, что к чему, а то, что то давно от него писем нет, как бы что не случилось. Передай ему от меня поклон, а к твоему автобусу я что-нибудь соберу ему в подарок. Крёстная прижала платок к глазам и всплакнула. А я ей говорю: «Мама, да не расстраивайтесь вы, раз не пишет, значит, хорошо живёт, было бы плохо, обязательно написал бы. На следующий день к автобусу меня провожали тато, мама, Наташа, Рая, а брат Миша, провожал меня до самого Ставрополя. К автобусу подошла крёстная мама с Алиной, передала мне свёрток, завёрнутый в бумагу и сказала: «Это пироги тебе на дорогу», а узелок передай Васе. Будь добрый зайди к нему не забудь».
Узелок из белого платочка, такой как старушки, в церковь надевают на голову. Ну, в то время все передавали гостинцы вот в таких узелках, так что моя крёстная не исключение. Я, со всеми родными тепло попрощался, сел на автобус и с братом Мишей поехали в Ипатово. Затем в Ипатово, пересели на другой автобус и ехали с ним, до самого Ставрополя. В Ставрополе на вокзале купил билет до Киева, простился с братом Мишей и уехал. В поезде я познакомился с парнем, который ехал из отпуска служить в Киев. За разговорами быстро пролетело время и незаметно мы с ним добрались до Киева. Сначала я оформил билет до Бреста, затем надо было выполнить наказ крёстной мамы, и отнести гостинец её сыну и передать поклон. Если честно то, идти мне к сыну крёстной не хотелось, я ведь его совершенно не знаю, он по возрасту старше меня лет на пятнадцать, а то и больше.
До этого времени я о сыне крёстной ничего и не слышал за исключением одного раза, а было это тогда, когда мне было лет двенадцать. Василий приехал с семьёй к матери на побывку и от нечего делать решил с нашим Андреем сходить на охоту на зайцев. Мой брат был с ружьём, а Василий с пистолетом, он тогда был в звании капитана и служил где-то на севере, насколько я помню, охранял заключённых. И вот они вдвоём пошли в степь на охоту, а погода была ужасная, дул сильный ветер, да ещё и сверху валил снег. Но, как известно охота хуже неволи, вот эта неволя и потащила их в степь.
Кто хоть раз был на охоте, тот представляет, что в такую погоду там и с ружьём делать нечего, а с пистолетом тем более. Намотали они по степи километров десять и ни с чем вернулись домой. После охоты брат пришёл домой замерзший, всё никак не мог отогреться у печки, а затем за ужином, начал рассказывать, как они с Василием охотились. Я слушал с интересом, а тато сидел, чинил очередные валенки, тоже слушал и качал головой, как бы хотел сказать: «Ума ныма, считай калека». Вот, пожалуй, и всё, что я знаю о сыне моей крёстной, о Василии Ивановиче. Но знаешь, мало или много, это не важно, а раз пообещал, то выполняй. Одному мне идти к нему было, как-то не с руки и я попросил парня, с которым ехали до Киева, чтобы он пошёл со мной. К моему удивлению парень легко согласился и сказал: «А что не сходить, в часть я всегда успею, а погулять по городу самое то». Мы пришли по адресу, перед нами стоял большой частный дом из красного кирпича, построенный на высоком фундаменте. Да, думаю, вот это сынок моей крёстной домину отгрохал, конечно, когда ему матери письма писать, он, наверное, о ней и забыл за такими делами. Но рассуждения рассуждениями, а зачем пришли, надо выполнять. Поднялись по высоким ступенькам на крыльцо, позвонили в звонок, что был на двери, через некоторое время нам открыла дверь, женщина лет сорока пяти, с высокой прической с проседью. Узнав, кто мы такие и зачем пришли, пригласила нас в дом. Мы зашли в большую комнату, хорошо отделанную, стены убраны гобеленом, на потолке лепнина, с потолка свисала большая люстра. Посреди комнаты стоял большой стол из темного дерева, возле него и у стены стояли стулья, такие же по цвету. Мы, с товарищем раскрыв рты от удивления, крутили головами. Осматривая строение Василия, я подумал: «И на какие шиши Вася всё это построил, неужели у офицеров такая большая зарплата?» Но дальше мои мысли прервала хозяйка дома, она села на стул у стола, а мы скромно сели на стулья у стены, чтобы держать почтительное расстояние от такой солидной дамы. Она сразу сообщила нам, что Василия Ивановича дома нет и, когда он придёт, она не знает. Спросила у меня о матери Василия, я рассказал, что знал и от себя добавил: «Вы скажите Василию Ивановичу, чтобы он написал письмо маме, его родной, а моей крёстной, она там очень переживает и беспокоится, как бы с Васей чего не случилось, так что пусть обязательно напишет. И вот ещё, я от Екатерины Михайловной привёз гостинец вам». Вынимаю из сумки узелок, сделанный из белой косыночки в крапинку и осторожно ставлю на край стола. Он стоит на углу этого огромного стола такой сиротливый и ему так неудобно находиться в этих царских хоромах, что мне его стало жалко и было непреодолимое желание пожалеть узелок и забрать его с собой. Но, крёстная мама наказывала передать его сыночку Васе, и я узелок передал. Хозяйка скосила глаза на узелок, но трогать не стала, а спасибо сказала. Воспитанная женщина. Кажется всё сделано, на этом можно и откланяться. Вышли на улицу и я почувствовал такое облегчение в организме и душе, как будто свалил с плеч огромный груз. Неуютно я чувствую себя в такой обстановке и с такими людьми, такое впечатление что я только что был во дворце французского короля Людовика шестого. Ну ладно, шут с ними с королями, мне надо ехать дальше, пока до Бреста, а затем и до Вроцлава.
