Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
Были допрошены два свидетеля — Мишка Павленко и Генка Медведев. Они, как и на предварительном следствии, заявили, что Ян им о кражах рассказывал. А Мишка подтвердил, что взял у Яна ворованный предохранитель от приемника. Санька Танеев — а он вложил Яна по этой краже — свидетелем по-делу почему-то не проходил. Ян с возмущением отверг показания свидетелей, сказав:
— Они оговаривают меня.
На второй краже — дома Трунова, судья Яна покрепче приперла, и улик нашлось больше: его письмо из Волгограда, в нем он просил Петьку Клычкова подбросить боеприпасы участковому или потерпевшему, показания отца Петьки, Тереши, что он видел ворованные вещи у себя в доме. И Яну ничего не оставалось, как признаться.
— Прошу рассказать, — сказала судья, довольная, что сразила Яна, — да подробнее, как ты обворовал дом Трунова.
Ян встал.
— Я хотел у него украсть только одну бражку, зная, что перед отъездом в отпуск он поставил ее. Но когда залез в дом, то ради потехи одел на себя фетровую шляпу и подпоясался офицерским ремнем. Кителя у Трунова не брал, не брал также и облигации. В письме из Волгограда я просил Петьку Клычкова подбросить участковому или Трунову боеприпасы.
После того, как на чердаке Трунова нашел украденный со спиртзавода мешок кубинского сахару, понял, что бражку и сахар мне одному не унести, и пошел за подмогой, к Петьке Клычкову. Он спал. Разбудил его, рассказал, что есть брага и сахар, и мы пошли с ним к Трунову. Залезли на чердак, сбросили сахар и спустили по лестнице брагу. Потом все это отнесли к Петьке домой. Вот так совершил кражу. Заявляю еще раз: кителя и облигации я не брал.
Ян сел. По залу прошел говорок. И судья обратилась к потерпевшему:
— Дмитрий Петрович, это правда, что сейчас рассказал Петров? Вы в действительности ставили брагу и он ее у вас украл вместе с ворованным сахаром?
Трунов несколько секунд молчал и еле выдавил:
— Да.
В зале засмеялись, и кто-то крикнул:
— Вор у вора украл!
Зал на эту реплику взорвался хохотом, заулыбалась судья вместе с народными заседателями и защитник, лишь один прокурор не среагировал на реплику.
Судья зачитала справку из районного банка. В ней говорилось, что облигации развития народного хозяйства в настоящее время нельзя рассматривать как денежный вклад.
— И потому, — сказала она, — суд не может удовлетворить исковое заявление гражданина Трунова и возместить ему ущерб в сумме трех тысяч трехсот семидесяти пяти рублей старыми деньгами.
Судья вызвала мать Яна. Она рассказала, что никогда не замечала, чтоб сын что-нибудь ворованное приносил в дом. И из дома ничего не тащил.
Судебное расследование закончено. Государственный обвинитель — маленький горбатый прокурор Сачков — сказал обвинительную речь:
— Товарищи судьи! В наш двадцатый век — век торжества коммунизма, в век технических достижений советской науки, когда космические корабли бороздят глубины Вселенной, а советские люди строят будущее всего человечества — коммунизм, есть преступники, которые мешают поступательному развитию нашего общества и вместо того, чтобы овладевать знаниями и самим вносить весомый вклад в строительство коммунизма, совершают преступления, нанося тем самым нашему обществу большой вред…
Ян глядел на низкорослого горбатого прокурора, на его очки, закрывающие половину лица, и думал: «Нет-нет, мне все равно не должны дать срок. Меня выпустят с суда. Не может быть, чтоб меня посадили…»
Прокурор запросил Яну четыре года лишения свободы.
После прокурора выступила защитник. Во время судебного разбирательства она сказала несколько слов и теперь была немногословной. Она лишь просила суд учесть, выбирая меру наказания, малолетний возраст обвиняемого.
Судья предоставила последнее слово Яну. Он встал, обвел взглядом президиум. Лицо — бледное. Чуть более месяца просидел в тюрьме и за это время на прогулку сходил только раз. От затхлого тюремного воздуха опаршивел, и три гнойные язвы около губ делали его обезображенное лицо отталкивающим. Он давно надумал, что сказать в последнем слове.
В КПЗ Ян несколько дней сидел в одной камере с местным малолеткой. Он только освободился из бессрочки[7]. Малолетка научил Яна одиннадцати магическим словам. Они должны подействовать на судью, и после них, как думал Ян, ему точно дадут условный срок. Слова эти надо говорить в последнем слове, в самом конце. И еще он решил сказать про цыганку, которая якобы ему нагадала тюрьму, а суд — рассчитывал он — вопреки предсказаниям цыганки не вынесет суровый приговор. И в какой-нибудь газете появится информация под заголовком «Предсказание цыганки не сбылось». В ней будет говориться: пятнадцатилетнему парню цыганка нагадала тюрьму, но советский суд дал ему год условно. Не надо, мол, верить цыганкам…
Ян говорил — сбивчиво. В одной краже признавался, другую отметал. Но закончил четко.
— Граждане судьи, — громко сказал он, — незадолго до того как меня посадили, цыганка в поезде нагадала, что меня ждет тюрьма.
Ян замолчал, судья и заседатели улыбнулись, а секретарь суда — молоденькая девчонка — оторвала взгляд от бумаг и посмотрела на него. В зале негромко засмеялись.
Одиннадцать магических слов надо проговорить как можно плаксивей, и он их проговорил:
— Граждане судьи! Дайте мне любую меру наказания, только не лишайте свободы.
Ян сел, а судья объявила перерыв.
На «воронке» отвезли в КПЗ. Поклевал перловки, рассказал мужикам, кто судил и как шел суд. И его повезли на приговор.
Судья взял отпечатанный приговор, а Ян посмотрел на пустот место, где сидел прокурор. Не пришла на приговор и защитник. Судья стала читать:
— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики…
Ян, слушая, многое пропускал мимо уха — «народный суд Тюменской области… разбирал в открытом судебном заседании дело по обвинению Петрова Николая Алексеевича… по статье сто сорок четвертой, части второй Уголовного кодекса РСФСР, установил: подсудимый Петров, пользуясь тем, что в доме Серовых никого нет, так как Серовы выехали в отпуск, ночью подбором ключей открыл замок, проник в квартиру и совершил кражу костюма, разных пластинок в количестве около восьмидесяти штук, кожаных перчаток, лампы от радиолы и запасных частей к мотоциклу, всего на сумму двести двадцать рублей. На другой день краденые пластинки, перчатки, свитер серого цвета принес к гражданину Клычкову. Свитер и перчатки продал Клычкову за ноль целых пять десятых литра водки, отдал Клычкову девять пластинок, а остальные унес обратно. В июле месяце Петров, также зная, что гражданин Трунов выехал в отпуск и в квартире никого нет, ночью оторвал доску на фронтоне, проник на чердак дома, с чердака в квартиру и совершил кражу двух кителей, фетровой шляпы, офицерского ремня, двадцати штук патронов и облигаций разных займов на сумму три тысячи триста семьдесят пять рублей. Всего на сумму без облигаций на девяносто шесть рублей. Подсудимый Петров виновным признал себя частично и пояснил, что кражу в квартире Трунова совершал он, а в квартиру Серовых не лазил… Впоследствии Петров из села Падун выехал в город Волгоград и прислал письмо, в котором просил боеприпасы, облигации подбросить Трунову или работнику милиции Салахову.
Свидетель Павленко подтвердил, что Петров ему рассказал, что он совершил кражу в квартире Серовых и отдал ему предохранитель от приемника.
Об этом же подтвердил свидетель Медведев. О том, что кражу в квартире Серовых, Труновых совершил Петров, подтверждают ПИСЬМА Петрова Клычкову…
Потерпевший Серов просит удовлетворить заявленный им гражданский иск в сумме двухсот двадцати рублей, потерпевший Трунов от поддержания иска отказался. На основании изложенного суд, руководствуясь… приговорил: Петрова Николая Алексеевича по статье сто сорок четвертой, части второй Уголовного кодекса РСФСР признать виновным и определить меру наказания три года лишения свободы с отбытием в колонии для несовершеннолетних…»
Ян не знал, почему от иска отказался Трунов. А отказался он потому, что в перерыве судебного заседания отец Яна пристыдил его, что он зря на сына грешит, ведь кителя и облигации Ян у него не воровал. А жители Падуна подходили к Трунову и смеялись, спрашивая, почему он не предъявит иск за бражку и ворованный сахар.
После суда родителям Яна разрешили свиданку. Раз Трунов от поддержки иска отказался, Ян сказал, где спрятаны облигации, и Алексей Яковлевич отдал их Трунову.
Алексей Яковлевич написал два заявления: одно в прокуратуру, чтоб возбудить против Петьки Клычкова уголовное дело, и второе в милицию, чтоб привлечь к уголовной ответственности Трунова, так как он спаивал его несовершеннолетнего сына и таскал со складов спиртзавода кубинский сахар.
