Лори Нелсон Спилман - Жизненный план

Она не уточнила, какой именно жизни, а я не спрашиваю, лишь молча киваю, до боли закусив губу.

Девочка скрестила руки на груди.

— И не надо жалеть меня и моего ребенка. У нас все будет хорошо.

— Разумеется, все будет хорошо. — Мне хочется обнять и погладить по голове эту маленькую бездомную девочку, но я не осмеливаюсь. Юная леди может неправильно меня понять.

— У меня тоже нет родителей. Без них тяжело, правда?

Санкита поводит плечами.

— Мне бы хотелось, чтобы моя дочь знала своего отца, но этому не бывать.

Не успеваю я ответить, как из-за угла появляется брюнетка с младенцем на руках.

— Эй, Санкита, это и есть твоя учительница? — Женщина берет меня под локоть. — Я Мерседес. Пошли, мы сейчас все вам покажем.

Санкита нехотя тащится следом за мной и Мерседес. Из вполне прилично оборудованной кухни мы попадаем в сверкающую чистотой столовую, где две женщины раскладывают белье прямо на обеденном столе, а потом в гостиную, где еще две женщины смотрят шоу «Судья Джуди».

— Очень уютно, — поворачиваюсь я к Санките, но та отводит взгляд.

— Девять спален, как-никак, — гордо заявляет Мерседес.

Мы подходим к открытой двери кабинета, где за столом сидит статная чернокожая женщина и считает на калькуляторе.

— Это вот Джин Андерсен, директор. — Мерседес стучит по двери. — Мисс Джин, познакомьтесь с учительницей Санкиты.

Женщина вскидывает подбородок, пристально оглядывает меня и опять, опустив глаза, погружается в подсчеты.

— Здравствуйте, — бормочет она.

— Здравствуйте. — Я протягиваю ей руку через стол. — Меня зовут Брет Боулингер, я буду приходить к Санките, пока она не может посещать школу.

— Санкита, — произносит мисс Джин, не поднимая головы, — не забудь, тебе сегодня надо получить рецепт.

Моя рука висит в воздухе, и я спешу ее опустить. Санкита как-то странно на меня косится.

— Ну что ж, еще увидимся, мисс Джин, — неуверенно говорю я.

Вместе с Санкитой и Мерседес поднимаемся по лестнице.

— Мисс Джин не очень-то разговорчива, — объясняет мне Мерседес, — не доверяет она белым.

— Ну, надо же, никогда бы не догадалась.

— А вам палец в рот не клади, — хохочет Мерседес. — Вы с Санкитой поладите, верно говорю, Кита?

Девочка упорно молчит.

Болтая, мы добираемся до верхнего этажа. Санкита уже ждет нас у дверей своей комнаты, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

— Спасибо за экскурсию, — обращаюсь я к Мерседес. Прощаюсь, захожу в комнату и оглядываюсь. Две кровати под линялыми голубыми покрывалами, разделенные старой тумбочкой, два разномастных комода у окна, выходящего на улицу.

Санкита садится на кровать.

— Можем заниматься здесь. Шардоне на работе.

Стульев в комнате нет, поэтому я усаживаюсь на кровать напротив, стараясь не смотреть на опухшие руки Санкиты и тяжелые отекшие веки.

— Тебе здесь нравится? — спрашиваю я, открывая папку с ее досье.

— Здесь строго. И скучно. До этого я жила совсем в другом месте. Там у меня украли кошелек, а одна сумасшедшая тетка решила, что я к ней пристаю, и начала со мной драться.

— Боже. Ты не пострадала?

— Мне-то что, я за ребенка волновалась, поэтому и пришла сюда.

— Рада, что ты в безопасном месте. Как себя чувствуешь?

Санкита пожимает плечами:

— Нормально. Устаю только быстро.

— Ты должна заботиться о своем здоровье. Можешь рассчитывать на мою помощь, если понадобится.

— Помогите мне аттестат получить. Моя малышка должна знать, что мамочка у нее была умная.

Она говорит так, словно ее не будет рядом и она не сможет рассказать об этом ребенку сама. Интересно, насколько серьезные у нее проблемы со здоровьем.

— Договорились, — обещаю я и достаю из сумки учебник по химии.

Через час приходится заставлять себя попрощаться с Санкитой. Я бы весь день могла заниматься с этой девочкой. Химия дается ей особенно тяжело, но она внимательно слушает и решает задачи, пока, наконец, у нее не начинает все получаться.

— Вообще-то я раньше ничего не понимала, но сегодня было легко.

Она не связывает свои успехи со мной, и правильно, она и не должна, но тем не менее я свечусь от гордости.

— Ты очень трудолюбивая, — говорю я. — И очень умная.

Санкита опускает глаза и начинает кусать ногти.

— А когда вы опять придете?

— Так, — открываю расписание, — а ты когда бы хотела?

Девочка пожимает плечами:

— Завтра.

— И ты успеешь сделать домашнюю работу до завтра?

Она резко захлопывает учебник.

— Ладно, чего там. Знаю я, вы ведь только два раза в неделю будете приходить.

— Сейчас посмотрим. — Единственное свободное время завтра в полдень, оставленное мной для обеда и работы с бумагами. — Я могу прийти в полдень. Тебя устраивает?

— Да. Отлично.

Она не улыбается и даже не говорит «спасибо», но я выхожу на улицу с теплом на сердце.

По дороге на Вентворт-стрит звоню в офис Брэда и оставляю ему сообщение:

— Я уже работаю, Брэд! Еду к Питеру, так что пожелай мне удачи!

Дверь мне открывает тучная женщина с прижатым к уху телефоном и сигаретой в руке. Должно быть, это Амбер, мать Питера. На ней растянутая футболка с изображением Губки Боба. Я лучезарно ей улыбаюсь, но женщина лишь кивает мне, что я принимаю за приглашение войти.

В доме меня сбивает с ног запах сигарет и кошачьей мочи. Темный плед, которым завешано единственное окно, не пропускает в комнату ни света, ни воздуха. На стене замечаю изображение Иисуса в рамке, в глазах его мольба, окровавленные ладони тянутся вперед.

Амбер захлопывает крышку телефона и поворачивается ко мне:

— Вы учительница Питера?

— Да. Здравствуйте, меня зовут Брет Боулингер. — Показываю удостоверение, но она даже не смотрит в него.

— Питер! Иди сюда!

Я нервно улыбаюсь и тереблю ремень сумки на плече.

Амбер сжимает руку в кулак и бьет себя по бедру.

— Черт возьми, Питер! Я же сказала, немедленно сюда! — Она бежит по коридору, и я слышу удар в дверь. — Пришла учительница. Поднимай свою задницу и иди сюда, пока я не выломала дверь!

Очевидно, Питер не стремится со мной познакомиться. Она продолжает орать до тех пор, пока я, наконец потеряв терпение, подхожу ближе:

— Послушайте, я могу прийти в другое время…

Внезапно дверь распахивается, и фигуры в темном коридоре обретают очертания. Ко мне направляется крупный парень с растрепанными темными волосами и легким пушком на подбородке. От неожиданности я делаю шаг назад.

— Здравствуй, Питер, — начинаю я дрожащим голосом. — Я мисс Брет.

— Да плевать мне. — Он проносится мимо меня по коридору.

Часовой урок с Питером дается мне сложнее трех обычных. Мы сидим за липким столом на кухне Мэдисонов, из комнаты доносятся отрывки разговора Амбер с некой Британи. Ее зычный голос заглушает мой, и я почти кричу в надежде одержать победу в этой борьбе. Питер недовольно отвечает на мои вопросы, словно я стала для него главным раздражителем, с которым приходится мириться. Я считаю, что мне повезло, когда удостаиваюсь его односложных ответов. К концу занятия я знаю почти все о незнакомой мне Британи, но ничего нового о своем ученике.

Снег покрывает измученный ветрами город белой глазурью, и темп жизни ощутимо замедляется. В пять часов я добираюсь до своего кабинета и открываю дверь. Включаю свет и сразу замечаю на столе вазу с великолепными орхидеями. На глаза наворачиваются слезы. Какой же Эндрю все-таки милый.

С нетерпением достаю карточку из конверта.

«Поздравляем с новой работой, Брет.

Мы счастливы за тебя.

С наилучшими пожеланиями,

И чего я ожидала? Эндрю никогда не баловал меня роскошными букетами. Кладу карточку обратно в конверт и принимаю решение пригласить Кэтрин и Джоада на ужин в День благодарения.

На телефонном аппарате мигает красная лампочка, и я нажимаю кнопку, чтобы прослушать автоответчик.

«Добрый день, Брет. Это Гарретт Тейлор. Волнуюсь, как прошло ваше первое занятие с Питером. Встреча с пациентом отменилась, поэтому я свободен и жду вашего звонка».

Набираю номер и после первого гудка слышу его голос.

— Здравствуйте, доктор Тейлор. Это Брет Боулингер.

Он тяжело выдыхает, и мне кажется, скорее с большим облегчением, а не недовольством.

— Привет, Брет. Называйте меня просто Гарретт.

Мне нравится его отношение ко мне как к коллеге.

— Как прошел первый урок?

— Ну, поскольку мои волосы целы, полагаю, удачно.

— Хорошая новость, — тихо смеется. — Значит, он не такой ужасный ребенок?

— О, да он полный придурок. — Спохватившись, замолкаю и чувствую, что краснею. — Простите. Я веду себя непрофессионально. Я не хотела…