Лори Нелсон Спилман - Жизненный план
Он поведал мне о всех выходках Питера начиная с издевательств над ребенком с церебральным параличом и заканчивая истязанием на уроке принесенного в сумке хомяка и попытками отстричь волосы сидящей впереди девочке.
— Он получает удовольствие от отрицательной реакции окружающих. Ему нравится причинять людям боль, это его стимулирует.
В открытое окно дует холодный ветер, и я кутаюсь в кофту.
— Что заставляет его так себя вести? Его обижали, что-то в этом роде?
— Его мать женщина, скажем так, не в полной мере занимающаяся этой проблемой, но старается не выглядеть равнодушной. Отец с ними не живет, поэтому возможна связанная с этим травма. Вместе с тем можно предположить, что психическое расстройство Питера наследственное.
— Вы хотите сказать, что он таким родился?
— Вполне возможно.
В книге «Что ждать, когда вы ждете» ни о чем подобном не писали. Я сразу представила название главы: «Нежелательное наследие».
— Но вы увидите, что Питер может быть очень милым, если захочет.
— Вот как? Когда поднесет ножницы к моей голове?
Доктор смеется:
— Кажется, я вас запугал. Все будет хорошо. Вы произвели на меня впечатление квалифицированного специалиста.
Ага. Такого квалифицированного, что собственная мать меня уволила.
— Вы будете моими глазами и ушами в доме. Я хотел бы просить вас звонить мне после каждого занятия с Питером.
— Разумеется. Мы с Евой будем у него в понедельник. — Если я не найду отговорку.
— В понедельник у меня последний прием в пять. Если вас не затруднит, позвоните ближе к вечеру.
— Да, конечно, — механически произношу я, размышляя лишь о том, что через три дня мне предстоит учить Ганнибала Лектора.
В понедельник утром я выбираю одежду с особой тщательностью и останавливаюсь на синих брюках и сером кашемировом свитере, подаренном мамой на прошлое Рождество. Дело не в том, что я хочу произвести впечатление на нового ученика, скорее мне хочется поразить Кэрри. Беспрестанно думаю о ней по дороге на работу, одновременно надеясь, что днем все пройдет гладко, и Ева не будет беспрестанно ныть и жаловаться. Хотелось бы иметь достаточно времени до встречи, чтобы добраться до Маккормик-Плейс и найти столик в ресторане отеля «Хайятт» до того, как появится Кэрри.
Войдя в кабинет, я понимаю, что бесконечная болтовня Евы была бы сейчас самой ничтожной проблемой. Не успеваю я включить компьютер, как появляется мой начальник мистер Джексон.
— Утром звонила Ева, — сообщает он. Его фигура заполняет весь дверной проем. — Она больше не придет, надеется, что вы справитесь сами. Просила пожелать вам удачи. — Коротко кивает: — Удачи.
Вскакиваю из-за стола и цепляюсь свитером за край. Да, у меня получается произвести впечатление.
— Но сегодня она должна была познакомить меня с учениками и помочь вникнуть в процесс.
— Уверен, вы справитесь самостоятельно. Вы приехали на машине или на автобусе?
— Н-на машине.
— Отлично, тогда все в порядке. — Собирается уходить. — Следите за пробегом. Мы производим выплаты из расчета расстояния, вы знаете.
Выплаты за пробег? Какое мне до этого дело? Моя жизнь рушится на глазах!
— Мистер Джексон, подождите, — делаю попытку удержать начальника. — У нас есть один ученик, Питер Мэдисон, мне кажется, с ним могут возникнуть сложности. Уверена, мне лучше не встречаться с ним наедине.
Джексон поворачивается на каблуках, и я успеваю заметить, что меж бровей залегла изогнутая складка, похожая на ветку дерева.
— Мисс Боулингер, я бы рад предоставить вам персонального охранника, но бюджетом такие расходы не предусмотрены.
Открываю рот, чтобы решительно возразить, но Джексон удаляется, оставляя меня грызть ногти в одиночестве.
Моя первая ученица Амина Адаве, третий класс, улица Соут-Морган. Подъехав к многоквартирному дому, останавливаюсь, пытаясь справиться с шоком. Не может быть, чтобы здесь жили люди! В этот момент ветхая дверь подъезда распахивается, на улицу вразвалочку выходит какой-то карапуз, а за ним женщина, одетая так, словно собирается в ночной клуб. Что ж, видимо, живут.
Ступаю на разбитый тротуар и вспоминаю свой уютный офис в «Боулингер косметик», красивые растения в горшках, личный холодильник, всегда заполненный свежими фруктами и любимой водой. В душе поднимается знакомая волна гнева. Почему мама так со мной поступила?
Делаю глубокий вдох и пытаюсь открыть дверь. Прежде чем войти в подъезд, оглядываюсь и трясу головой, словно надеясь, что это мираж и он скоро развеется. В подъезде темно и сыро, пахнет грязными тряпками и мусором. Крадучись пробираюсь вперед, аккуратно ступая между разбросанными объедками и окурками. Из одной квартиры доносятся звуки рэпа. Музыка звучит так громко, что, клянусь, подо мной трясется пол. Господи, только бы это была не квартира Амины.
Вижу на дверях двузначные номера, а у Амины квартира номер четыре, вероятно, это в подвале. Сердце уходит в пятки, когда заглядываю в лестничный пролет. Если я спущусь в этот ад, меня никто никогда не найдет. Интересно, сколько мне предстоит заниматься этой дрянной работой, чтобы Брэд наконец признал, что этот пункт можно вычеркнуть? Прикинув, я решаю, что достаточно будет недели — максимум двух. К Дню благодарения я буду свободна.
Делаю несколько шагов, над головой мигает тусклая лампочка. Внезапно прямо мне в лицо, через дверь квартиры с номером два, выливается поток отвратительных грязных ругательств, от которого у меня закладывает уши. Надо срочно бежать, вверх по лестнице и к двери из подъезда, на свет. В этот момент открывается соседняя дверь и передо мной предстает молодая стройная женщина в шелковом хиджабе.
— Я… я ищу четвертую квартиру, — лепечу, спешно вытаскивая рабочее удостоверение. — Мне нужна Амина. Я ее новая учительница.
Женщина улыбается и машет мне рукой, приглашая войти. Она закрывает за мной дверь, и вонь чудесным образом исчезает, сменяясь ароматом курицы и экзотических специй. Женщина кивает, когда я пытаюсь снять обувь, и проводит меня в гостиную, где на потертом диване полулежит худенькая девочка, положив загипсованную ногу на подушку.
— Здравствуй, Амина. Я мисс Брет, буду приходить к тебе, пока ты не поправишься.
Темные глаза внимательно изучают меня с головы до ног.
— Вы красивый, — произносит, наконец, она с милым арабским акцентом.
— Ты тоже, — улыбаюсь я.
На ломаном английском она сообщает, что ее семья приехала из Сомали прошлой зимой, что одна нога у нее была короче другой, и доктор все исправил. Теперь ей очень грустно, что она не может ходить в школу.
— Мы будем работать вместе, — заверяю ее я и глажу по руке. — Когда вернешься в школу, ты не отстанешь от класса. Давай начнем с чтения, да?
Достаю из кожаной сумки заранее подготовленную книгу, но тут в комнату вбегает маленький мальчик.
— Привет, — говорю я. — Как тебя зовут?
Он смущается и прячется за широкой юбкой вошедшей следом матери.
— Абдулкадир, — тихо отвечает он.
Повторяю труднопроизносимое имя, и на щечках ребенка появляются ямочки, Амина и ее мама тоже смеются, лица их сияют от гордости. Садимся кружком, и я начинаю читать сказку о принцессе, которая не умела плакать. Мои слушатели увлеченно разглядывают картинки и задают вопросы, весело посмеиваясь и хлопая в ладоши.
Вот я и оказалась в своей собственной школе с одним классом! На этот раз все мои ученики хотят получить от меня знания. Это же воплощенная мечта любого учителя. Это и моя мечта!
Через двадцать минут я уже рядом с Гарфилд-Парк. Невероятно, но Санкита Белл, находящаяся на третьем месяце беременности и страдающая от заболевания почек, учится в выпускном классе. Девочка, похоже, рождена от смешанного брака, и на вид ей не больше двенадцати. На лице ни грамма косметики, шелковистая, свежая кожа напоминает мне ириску. Но от взгляда ее карих глаз сжимается сердце. Это глаза взрослой женщины — и женщины много пережившей.
— Прошу прощения за опоздание, — говорю я, снимая перчатки и пальто. — Я увидела название на доме «Джошуа-Хаус» и решила, что ошиблась адресом. Что это за место?
— Приют для бездомных женщин, — спокойно объясняет Санкита.
Смотрю на нее, пораженная услышанным, как внезапным громом и молнией.
— Санкита, как мне жаль. Твоя семья давно здесь живет?
— Моя семья здесь не живет. — Она проводит ладонью по еще плоскому животу. — Мама прошлым летом переехала в Детройт. Но я там не выдержала, не хочу такой жизни моему малышу.
Она не уточнила, какой именно жизни, а я не спрашиваю, лишь молча киваю, до боли закусив губу.
Девочка скрестила руки на груди.
— И не надо жалеть меня и моего ребенка. У нас все будет хорошо.
