Лори Нелсон Спилман - Жизненный план
— На День благодарения? Они с ума сошли? Я обязательно позвоню Кэтрин и поговорю об этом.
Эндрю достает сыр и бутылку «Хайнекен».
— Неужели ты думаешь, что они променяют Лондон на ужин с индейкой?
Боль одиночества пронзает меня неожиданно сильно. Я надеялась, что мы соберемся все вместе, ведь это первый праздник без мамы, и мы сможем поддержать друг друга на этом трудном этапе. Похоже, я единственная, кому необходима поддержка. Вздыхаю, осознавая, что потерпела поражение.
— Ты прав. Значит, будем только мы, Джей и Шелли и дети. — Вспыхиваю от радостной мысли и поворачиваюсь к Эндрю: — Слушай, а давай пригласим твоих родителей. Как считаешь, они придут?
— Без вариантов. Слишком долго ехать.
— Бостон не так далеко.
— И тем не менее не рядом. — Он толкает дверцу ногой и достает из ящика нож.
Я задумчиво за ним наблюдаю.
— Ведь так может быть и с нами. Наши дети вырастут, пригласят нас на День благодарения, а ты скажешь, что это невозможно.
Эндрю отправляет кусок сыра в рот.
— Дети? — спрашивает он удивленно. — Кажется, ты говорила о ребенке. Только об одном ребенке.
— Не в этом дело. Ты меня понял.
Он глотает сыр и запивает пивом.
— Если у нас будет ребенок, полагаю, ты захочешь все праздники проводить вместе с ним. Это нормально.
Во рту появляется неприятная горечь. У меня нет желания слышать ответ на следующий вопрос, но тем не менее я его задам:
— А ты? Ты хочешь проводить время с семьей?
— Господи. — Эндрю ставит бутылку на гранитную столешницу. Как и его раздражение, пена взмывает вверх. — Как же я от всего устал! Тебе не достаточно того, что я согласен иметь ребенка? Нет? Хочешь сделать из меня Клифа Хакстебла?[8] — Тычет мне в грудь пальцем. — Это была твоя идея, Брет. Твоя и твоей сумасшедшей мамаши.
Одеревеневшими пальцами касаюсь дрожащего подбородка.
— И это совсем не то, чего хочешь ты. Верно, Эндрю?
Он вертит в руках бутылку пива, не спуская с нее глаз.
— Мы можем поговорить в другой раз? У меня был чертовски сложный день.
Киваю, понимая, что этот «другой раз» будет очень скоро. Мы оба оказались слишком самоуверенны в наших надеждах, что каждый готов разделить мечту друг друга.
Я намеренно назначила занятия с Питером на пятницу, зная, что с ним мои мысли будут очень далеки от личных проблем. Его мать провожает меня на кухню, где за столом уже ждет Питер. Сегодня он так же груб и немногословен, хотя согласился покинуть комнату без баталий. Однако Амбер сегодня в прекрасном настроении. Она устраивается в гостиной, и наш урок сопровождается сигаретным зловонием и звуками шоу Мори Повича.
Достаю из сумки учебник алгебры.
— Сегодня займемся математикой, Питер. Многие шестиклассники не изучают алгебру, так что можешь гордиться такой честью. — Открываю параграф о сложных многочленах. — Посмотрим. Миссис Кифер велела нам сегодня разобрать эту тему. Посмотри на задачу под номером один. Сможешь разобраться?
Питер углубляется в чтение, чешет голову и хмурится.
— Сложно. — Отодвигает учебник. — Лучше вы.
Я понимаю, что это всего лишь уловка. Миссис Кифер уверяла, что Питер должен с легкостью справиться с этим заданием, но все же я лезу в сумку за ручкой и блокнотом.
— Давно мне не приходилось решать задачи со сложными многочленами. — Я принимаю его игру, попутно ругая себя за то, что не удосужилась заранее изучить этот материал.
Через некоторое время, найдя, наконец, в сумке калькулятор, я углубляюсь в подсчеты, царапаю цифры на листке, стираю и считаю опять. Питер наблюдает за мной с самодовольной ухмылкой на лице.
Через добрых пять минут решение написано и ответ найден. С чувством выполненного долга я убираю со лба прядь волос и смотрю на своего ученика с победной улыбкой.
— Вот ответ: 3у дробь 8х в минус четвертой степени. — Кладу перед ним блокнот. — Давай объясню решение.
Питер изучает написанное мной с надменным видом профессора математики.
— А преобразовать?
У меня вытягивается лицо.
— Преобразовать… а что… Ты хочешь сказать…
Питер вздыхает и закатывает глаза.
— Когда вы получаете частное от многочленов, отрицательные числа должны быть преобразованы. Отрицательный числитель становится положительным знаменателем. Вы ведь это знаете, верно? Правильный ответ: 3у дробь 8х в восьмой степени.
Кладу локти на стол и начинаю массировать виски.
— Да, конечно. Ты абсолютно прав. Молодец, Питер.
Поднимаю на него глаза.
— Тупая ука, — бормочет он, глядя прямо на меня.
«Тупая сука» — вот что он хотел сказать.
Отъезжаю от старого белого дома и останавливаюсь через несколько кварталов напротив спортивной площадки. Достаю из сумки мобильный телефон и набираю номер.
— Здравствуйте, доктор Гарретт. Это Брет.
— Привет, только что думал о вас. Как прошел день?
Откидываюсь на подголовник.
— Проиграла в соревновании «Умнее ли ты восьмиклассника».
— Кажется, вы работаете с шестиклассниками, — напоминает он со смехом. — Не будьте так самоуверенны.
Запрятав поглубже свою гордость, рассказываю об уроке алгебры — моем уроке.
— Когда он спросил, преобразовала ли я, ох… Я смотрела на него такими глазами. Что преобразовала?
Гарретт разражается громким смехом.
— Жаль, меня там не было. Унизительно проиграть ребенку.
— Да уж. Похоже, Питер считает меня никчемной дамочкой, которую взяли на работу только потому, что школа не имеет возможности нанять нормального учителя.
— Уверен, вы лучший педагог во всей школе.
На сердце немного теплеет.
— А я думаю, что Питеру очень повезло с врачом. Не желаете услышать продолжение сказки об унижении?
— С удовольствием.
Сообщаю доктору о брошенной Питером напоследок фразе.
— Разумеется, это меня он назвал «тупой сукой».
— Разумеется, это полная ерунда.
Улыбаюсь.
— Хм. Вы ведь никогда меня не видели.
— Надеюсь однажды исправить эту оплошность. Уверен, в этот день я получу подтверждение всем своим предположениям.
Настроение сразу улучшилось раз в сто.
— Спасибо. Вы очень хороший человек.
— Хм. Вы ведь никогда меня не видели.
Мы весело смеемся уже вместе.
— Ладно, — говорит он, — не буду вас задерживать. Рабочая неделя закончена.
Меня охватывает волна печали и тоски. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать, что лучше буду сидеть здесь, в холодной машине, и разговаривать с ним по телефону, чем поеду домой, в пустую квартиру. Отмахнувшись от печальных мыслей, я быстро прощаюсь с Гарреттом.
Хлопья снега легко порхают на фоне серого ноябрьского неба. Голые ветви дубов на Форест-авеню умоляюще тянутся к прохожим. Ухоженные некогда газоны спрятались под толщей снега, но проезжая часть дороги и тротуары идеально вычищены. Совсем недавно я бы с восторгом любовалась красотой пейзажа, но сейчас меня расстраивает контраст между этим районом и южной частью города, где живут мои ученики.
Мы с Шелли сидим у окна в кухне и смотрим, как Джей и Тревор лепят во дворе снеговика, и пьем вино с сыром бри.
— Превосходный сыр, — говорю я, отрезая еще кусочек.
— Он органический, — заявляет Шелли.
— Хм, я думала, сыр в принципе органический продукт.
— А вот и нет. Для этого сыра использовали молоко коров, питавшихся травой. Мне рассказали наши мамочки.
— Ясно, а ты, значит, собираешься сидеть дома и не утруждать мозги.
Шелли смотрит на меня во все глаза.
— Просто мы с ними из разного круга. Их мир крутится вокруг детей, нельзя их за это осуждать. Знаешь, я спросила у одной женщины, что она любит читать, и она ответила, невозмутимо глядя мне в глаза, что доктора Сьюза.[9]
Я закашлялась.
— А она может читать его по-китайски? — спрашиваю охрипшим голосом.
Мы хохочем, пока Шелли не начинает икать.
— Я люблю детей, — говорит она, утирая слезы, — но…
В этот момент распахивается дверь, и в кухню влетает Тревор.
— Тетя Бвет, а мы слепили снеговика.
Шелли подпрыгивает на месте:
— Ее зовут Брррет. Рррр. Ты не слышишь?
Тревор растерянно смотрит по сторонам и убегает на улицу.
— Шелли! Тревору три года. Он не может произнести звук «р», и тебе это известно. Ты же логопед.
— Была логопедом. — Она медленно опускается на стул. — Теперь я никто.
— Ерунда, Шел. Ты мама, а это самое главное…
— Надоело мне быть мамой. Смотри, как я накричала на Тревора. — Шелли понуро опускает голову. — Ничего у меня не получается. Понимаю, я должна радоваться, что могу заниматься дома детьми, но я с ума сойду, если проведу еще один день в песочнице с местными мамашами.
— Возвращайся на работу.
