Владимир Топилин - Тропа бабьих слез
– Да это я понял, что в этих краях, вон горы знакомые, под тем белком стояли, – показал рукой вдаль, – там изба есть!
– Правильно, есть там зимовье братьев Сторожевых. Они дальше, на Абакумиху ушли, а Сенька тут сразу место занял, в их избушке поселился.
– Не про то я говорю… на этой поляне был я. Вот, голец рядом… колки кедровые, ключ сбоку. А вон, посредине луговой поляны, бугор. Только это все под снегом было, зимой… с кем я тут был? С Сенькой? Не помню… – рассуждая, показывал пальцем Егор и вдруг хлопнул себя по лбу ладонью, будто комар укусил: – Итишкин хвост!.. Дак… я ж это место во сне видел!..
– Как это во сне? – побелел лицом Гришка. – Однако врешь…
– Сам не знаю, что говорю, но точно помню, каждую мелочь! Вон там, в кедраче, ниже, есть незамерзающий родник!
– Ишь ты… и правду говоришь, есть там родник: зимой из-под земли парит, не схватывается.
– А вон там, на опушке, дерево поврежденное, медведь когтями кору драл! Поехали, проверим…
Поехали охотники, на лошадях быстро, недалеко, да интересно, правду ли Егор говорит. Выскочили быстрым шагом на границу леса, точно есть пихта, наполовину высохшая, звериными когтями порванная, медведь территорию метил. Постояли мужики рядом какое-то время, а Егор опять вспомнил:
– А вон там, под гольцом, есть скала. А в скале – ниша небольшая. В ней что-то лежит!..
– Ну, это ты, брат, хватил лишка… – испуганным голосом прошептал Гришка. – Что там может лежать?!
– Поехали, проверим, – позвал Егор и обогнал товарища, показывая дорогу.
Они пересекли альпийский луг, свернули за пригорок, объехали кедровую колку и остановились в нерешительности. Вот она, та самая скала, про которую говорит Егор. На небольшой высоте, в скале, черная дыра, углубление. Сверху и с боков не попасть никак. Залезть туда можно только снизу, но как?
Егор остановился в нерешительности: хочется посмотреть, что там, на площадке, да веревки нет. А Гришка смеется: «Вот те, пень-голова! А топор на что?»
Спешились оба, срубили невысокую пихту, вместе поднесли к скале, приставили сбоку. Гришка первый вызвался подняться. Егор поддержал дерево, чтобы не крутилось, товарищ белкой выскочил на край ниши, замолчал, некоторое время стоял на сучках, потом начал спускаться вниз.
– Что там? – глядя на холодное лицо товарища, спросил Егор, но тот молча указал глазами: «Лезь, сам все увидишь…»
Егора не надо заставлять, вскарабкался по сучьям наверх, подтянулся на сильных руках о край и тут же замер, подавленный увиденным.
Площадка была небольшая, зимний пригон у коровы больше. Нависшая сверху над площадкой каменная плита исключала попадание каких-то осадков и служила надежным убежищем от любопытного глаза. У наклонной стены, вытянувшись во весь рост, уложенные в один ряд, лежали пять покойников, или то, что от них осталось. Одетые в конические шлемы, легкие доспехи, при оружии – кривые клинки, луки, колчаны со стрелами и копья, – кости хорошо сохранились. Потемневшие от времени черепа пугали пустыми глазницами. Плоские, широкоскулые лица без труда подсказывали о происхождении воинов к народам Востока. В головах каждого стоял небольшой, средних размеров сосуд. Два из них развалились от времени, на камни вывалились какие-то потемневшие украшения. Тела покойников были обращены головами на юг, в сторону Перевала бабьих слез. Егор хотел задержаться еще, чтобы рассмотреть останки, но Гришка гаркнул на него снизу:
– Увидел?! Слазь!..
Егор послушно соскочил вниз. Гришка один схватил срубленную пихту, волоком утащил ее в густую тайгу, чтобы не привлекала внимания чужих глаз. Когда он вернулся, Егор молча смотрел на него, потом неуверенно спросил:
– Что это?!
– Это? Могила, – залезая верхом на своего коня, ответил тот и уже приказал: – Поехали быстрее отсюда! Нельзя нарушать покой усопших!..
Егор послушно последовал за товарищем. Очень скоро они спустились в лог, подальше от неприятного места. Григорий нашел место для обеда. Охотники остановились у ручья, развели костер, вскипятили чай, достали из котомок сухой паек: вяленое мясо, сухари да кусок меда в сотах.
– Однако с продуктами у нас… скучно. В лучшем случае до завтрашнего вечера хватит… – заметил Егор.
– А вот завтра на Погорельцевскую заимку выйдем, там спросим… в долг, – загадочно ответил Гришка, внимательно посматривая на товарища. – Я вот все кумекаю: откуда ты про все знаешь?!
– Про что? – не понял Егор.
– Ну, про родник, медвежью метку на дереве, про могилу?
– Сам не понимаю, откуда все в памяти появилось… говорю же, сон был, будто я по этим местам ходил. Потом бабы хоровод водили. А то, что с Семеном мы здесь не были, это точно!
– Это понятно. Кабы Семен тут побывал, на могиле уже горшков не было с монетами… – твердо качнул головой Гришка и вдруг вскинул брови: – ты, случаем, не провидец?!
– Как это?..
– Ну, вроде как предсказатель: что будет, как будет, когда будет. Это у нас в поселке бабка Зотиха была… померла, – перекрестился, – Царствие Небесное! Хорошая бабка была, лечила всех от разной хвори, гадала, предсказывала, всегда правду говорила. Вот эту революцию семнадцатого года за десять лет предсказала: «Смута, – говорит, – будет большая! Царя убьют, пойдет брат на брата…» Сама не стала ждать, когда лиходеи придут да ее на пики посадят… померла в шестнадцатом, на сто третьем году жизни… а лиходеев пока что нету…
– Нет, – усмехнулся Егор, – я не бабка Зотиха!
– А откуда тогда ты все знаешь?!
– Сам не понимаю… говорю же, сон был, будто кто за руку тянул, – неопределенно развел руками «провидец» и спросил о своем: – Как думаешь, кто там лежит?
– Кто их знает, – приступая к трапезе, задумчиво ответил Гришка. – Тятя мне рассказывал, с дедом еще промышляли, вот так же, в тайге, на скале находили одного покойника… но тот явно из охотников был, на животе лежал, лежал так, вроде как со скалы за местностью наблюдал… в руках лук и стрелы, нож на боку. Понятно, что одежка запрела, а тело выгнило… а эти, – он определенно махнул головой в сторону Перевала бабьих слез, – я так думаю, монголы… видишь, на головах шлемы, копья, луки, стрелы. Воины… наверно, недавно лежат: дерево не сгнило, тетива целая…
– Это потому, что не мочит, вода не попадает, – дополнил Егор.
– Продувает хорошо, сырость не держится, – добавил Григорий, и вдруг вздрогнул: – А может, это те…
– Кто?
– Кто баб в рабство гнал, да вместе с ними под лавину попал! – и взволнованно засверкал глазами. – А ведь правда! Как бы они сюда попали? Точно! Лавиной накрыло! А потом, летом, их свои же откопали да захоронили!.. Это факт! – радуясь своей догадке, засуетился Гришка и стал Егору объяснять: – Там до камня с рисунками сколько? Пуля долетит! Их нашли, перетащили, подняли наверх, уложили…
– А где женщины могут быть захоронены?
– Какие женщины?! – удивился Гришка и опустил голову. – А их-то кто хоронить будет? Кому они нужны были? Так, наверно, звери растащили… вот они тебе и снились, потому что не захоронены… бабка Зотиха так говорила: «Потеряется охотник в тайге, всю жизнь сниться будет, потому как неприкаянный, без могилы! Душа без века бродить будет, место свое искать…» Так же и они, женщины: водят по тайге хоровод со своей золотой статуей… кстати, эту золотую статую, наверно, тоже не нашли, раз она вместе с ними в круге стоит.
– Да уж, работает у тебя фантазия, – с уважением покачал головой Егор. – Складно говоришь.
– А что тут складного? – думая о своем, шумно прихлебывая чай, ответил Гришка. – Все, как по следам расписано, иначе, и быть не может! А статуя эта, ну, золотая, – таинственно оживился охотник, – она тоже где-то здесь, рядом с этим местом! Если бы ее нашли тогда, в байке было бы сказано, что нашли!
– А где она может быть? Не иголка… представляешь – статуя из золота, в полный рост?! Здесь, наверно, тысячи искателей побывали, все перерыли!
– Наверно, не там рыли! – загадочно улыбнулся Гришка.
– А где искать надо? – отставив кружку в сторону, развел руками Егор.
– Думать надо! – ответил тот, подняв палец кверху. – Все может быть проще, чем это кажется. Всегда так бывает: великое всегда просто!
11
Грустно капитану Маслову, тоска съедает, заняться нечем и незачем. Тривиальная ностальгия затмила разум молодого офицера царской армии. Воспоминания прошлой, счастливой жизни впились в сердце острыми клыками безысходности. По ночам Маслову снятся счастливые дни юности: родительский дом, безмятежная, красивая жизнь, учеба в кадетском корпусе, шикарные балы под музыку духового оркестра, обворожительные дамочки с культурными реверансами, да милые письма матушки. Спокойная, уравновешенная жизнь, блестящая карьера, мягкое кресло в штабе артиллерийского полка, безмятежная старость – вот что ждало молодого, темпераментного офицера в будущем.
Октябрьская революция нашла Маслова в глухом, сибирском городе Красноярске, куда он был временно отправлен перед повышением звания. Дорогой батюшка, генерал Маслов, точно рассчитал будущее единственного отпрыска: один год командировки сыграет огромную роль в прыжке по карьерной лестнице сына. В штабе московского гарнизона положительно учитывают службу в отдаленных округах. При подаче прошения на очередное воинское звание год службы в Сибири беспрепятственно наденет на плечи Сергея первые погоны высшего офицерского состава. К тридцати годам дослужиться до полковника – это не семечки на лавочке щелкать! А там, глядишь, лет через семь-восемь не за горами генеральские лампасы.
