Жозана Дюранто - Индийская красавица
Клер насмешливо глядела на меня, забавляясь эффектом своего рассказа. «Тебе не кажется, — сказала она мне с улыбкой, — что скрипач сыграл известную роль и в наших с тобой похождениях?»
Она ответила на мои мысли. Мне как раз приходило на ум, что в каждом из детей Маргерит были заложены — поделенные в разных пропорциях и смешанные с другими наследственными чертами — две противоборствующие тенденции, ощущаемые мною в себе самой: любовь к порядку, бескомпромиссным образцом которого являлась учительница, и неодолимое стремление к свободной импровизации, представленное скрипачом. Я обнаружила, что вплоть до этого дня мне, неведомо для меня, очень не хватало деда-скрипача — ибо по сю пору я перечитываю Лафонтена глазами Маргерит и, безусловно, именно благодаря ей некоторые мои суждения лишены необходимой гибкости. Но далеко не всегда мною властвует рассудок — и я знаю бесшабашную скрипку, чьи бредовые фантазии заводят меня подчас туда, куда я отнюдь не намеревалась зайти.
Учительница и скрипач, оба они присутствуют, оба живут в рассеянном по свету потомстве, не прерывая ни своей безмолвной войны, ни своей супружеской связи.
17
Была когда-то в далеком индийском городе Пондишери молодая девушка, столь же пригожая, сколь разумная. Она мирно жила со своими сестрами у престарелых родителей.
Рассказывают, что на закате своих дней въехал в этот город некий усталый путешественник. Он носил офицерский мундир, хотя никогда не воевал. Это был человек великой мудрости и великой доброты. Он долго скитался по белу свету, и не было в мире невзгод, которых он не изведал, обычаев, с которыми был незнаком. Но где бы ни пролегал его путь, он повсюду трудился, стараясь облегчить страдания своих братьев.
Это путешествие было для него последним, ибо он принял уже решение отправиться доживать остаток дней в родном краю, увы, в одиночестве, так как его супруги уже не было в живых.
Провиденье привело его в дом, где жила молодая девушка. Он был очарован ее скромностью даже больше, чем сияющим личиком. Без долгих разговоров он женился на ней и вместе с нею сел на большой корабль, доставивший их во Францию.
На границе Турени и Пуату он устроил свою очень юную жену в очень старом доме.
Из-за смуглой кожи, иссиня-черных волос и сари, которые она любила носить, окрестные крестьяне прозвали хозяйку этого дома Индийской Красавицей — то же имя носит расположенная по соседству деревушка.
У Эмиля и его новой супруги не было детей, но они живут в мире и счастье.
Послесловие
К художественной прозе Жозана Дюранто обратилась уже в зрелом возрасте, когда позади был и богатый жизненный опыт, и знание наук о человеке, и раздумья о нравственном и эстетическом воспитании, о сложностях общежития, столкновениях характеров и убеждений.
Она родилась в 1923 году в Париже. Юность ее прошла в Лионе, где она получила литературное и философское образование. Там, в Лионе, застала молодую девушку война и оккупация. Она, как и ее отец, принимала активное участие в Сопротивлении. После Освобождения Франции Жозана Дюранто вернулась в Париж, увлеклась театром, училась у знаменитого французского режиссера Шарля Дюллена и с 1945 по 1949 год играла на сцене, как в столице, так и в провинции, в частности, на сцене Западного драматического центра, продолжая одновременно занятия философией, эстетикой, этнологией. В эти годы ее заинтересовали возможности театрального искусства в области воспитания, формирования личности. Используя и свой сценический опыт, и уроки Шарля Дюллена, и систему Станиславского, она разрабатывает методику приобщения к театру детей и подростков, применяя ее на практике в ряде лицеев, а затем и в Сорбонне, со студентами-психологами и социологами. Над теми же проблемами работает она в Национальном центре научных исследований.
В это время Жозана Дюранто начинает выступать в печати — она получает в газете «Комба» рубрику «Новое в философии», а затем литературную страницу. Сотрудничает и в других периодических изданиях — прогрессивном еженедельнике «Леттр франсез», литературно-критических журналах «Кэнзен литтерер», «Критик», педагогическом ежемесячнике «Эдюкасьон». Сейчас Жозана Дюранто один из постоянных литературных обозревателей газеты «Монд».
Первая книга Жозаны Дюранто выходит в 1971 году. Ей была заказана биография Альбертины Сарразен, чья необычная, трагическая судьба взволновала тогда французскую общественность. Альбертина Сарразен маленькой девочкой была взята из приюта бездетной пожилой четой и удочерена отставным полковником, человеком консервативным, деспотичным, весьма недалеким. Натура темпераментная, вольнолюбивая, артистичная, девочка, подрастая, стала конфликтовать с приемными родителями, чьи воспитательные принципы отличались косностью и сводились в основном к тому, что ребенка следует держать в ежовых рукавицах. Не умея понять девочку, рассматривая ее порывы и выходки как проявления ранней испорченности, возможно, наследственной (Альбертина была подкидышем и, не имея никаких сведений о ее отце и матери, новая семья подозревала, что это люди безнравственные, — порочные, а то и попросту уголовники), приемный отец не нашел ничего лучшего, как отдать девочку в исправительную колонию, откуда она вскоре бежала, сманив вместе с собой подружку. Дальше начинается жизнь, сотканная из невероятных приключений. Бездомная, лишенная документов и средств к существованию, вынужденная скрываться от разыскивающей ее полиции, Альбертина живет воровством и проституцией. Естественно, вскоре ее ловят, возвращают в колонию. Она снова бежит и на этот раз попадает уже в тюрьму. Опять бежит. Опять оказывается в тюрьме и опять бежит. Так много раз. С удивительным упорством и незаурядной изобретательностью. Незаурядность Альбертины Сарразен проявляется не только в хитроумных побегах — скитаясь по тюрьмам, она учится с тем же поразительным упорством. В камере она получает университетский диплом. Здесь же она начинает писать — о себе, о своих товарках. У нее замечательное литературное дарование. Первая книга Альбертины Сарразен, вышедшая в свет, когда автор все еще был в заключении, сразу обратила на себя внимание и поэтической силой, и содержанием — история злоключений Альбертины давала богатый материал для обсуждения пороков французской воспитательной и пенитенциарной системы. Благодаря кампании в защиту молодой писательницы, поднятой ее адвокатом и издателем, Альбертина выходит на свободу и вскоре выпускает вторую книгу. К ней приходит шумная слава. Однако жизнь, проведенная в тюрьмах, не прошла бесследно — организм Альбертины подточен, она тяжело больна. Умирает Альбертина Сарразен совсем молодой на операционном столе, в результате — это было доказано на суде уже после ее смерти — преступной медицинской небрежности.
Биография Альбертины Сарразен была, можно сказать, идеальным сюжетом для Жозаны Дюранто, много размышлявшей о проблемах формирования личности и роли искусства в воспитании человека. Не говоря уж о том, что она буквально влюбилась — сначала в талантливую книгу, а потом, познакомившись с Альбертиной, и в эту неуемную страстную натуру.
Возможно, именно работа над книгой об Альбертине Сарразен определила направление дальнейших литературных поисков Жозаны Дюранто — попытку сочетать лиризм и документальность, передать общезначимое, сохраняя при этом личную интонацию, эмоциональную причастность к объекту повествования, добиться в написанном портретного сходства с людьми, которых она знала и любила, выявляя при этом социальные и исторические координаты характера.
Если в своей следующей книге «Жозана» (1972) Жозана Дюранто, как это явствует уже из заглавия, рассказывает о себе самой, о собственной жизненной драме, то в «Индийской Красавице» (1975) и «Записных книжечках господина Бийона» (1976) наряду с непосредственным воспоминаньем появляется повествование, обогащенное не столько свободным вымыслом, сколько домысливанием характера, знакомого с детства. Фигуры бабушки и матери в этой своеобразной дилогии обретают некую художественную объективность, самостоятельность. Усложняется и структура книги, у которой как бы два фокуса — лирическое Я с его самовыражением и отъединенный от автора исторической дистанцией самобытный характер. Автобиографические записки переламываются в роман, сохраняя при этом органическую связь с мемуарами.
Переболев на рубеже 50-х и 60-х годов «новым романом» с его принципиальным отрицанием социальной действительности как предмета художественного изображения, с его отказом от характера и психологии как опоры реалистического воссоздания внутреннего мира человека, якобы утратившего в наше время свою неповторимую индивидуальность, французская литература стала вырабатывать, если можно так выразиться, «антитела». Одной из форм реакции на «новый роман» был документализм в самых различных его модификациях, видоизменениях и сочетаниях. Тут можно упомянуть хотя бы поэтическую прозу Арагона, его романы-метафоры, где вымысел, автобиография, лирическое самовыражение, история, размышления о творчестве сплетены в такую замысловатую вязь, что стирается грань между действительностью и фантазией, романом и мемуарами, романом и эссе (не случайно Арагон назвал «Анри Матисс, роман» — книгу, где его работы об этом художнике, написанные в разные годы, сплавлены более поздними лирическими примечаниями). В ряде романов делаются попытки создания своего рода художественных портретов-роботов (в том смысле, в каком это понятие употребляется в криминалистике), обладающих типо-психологией, типо-поведеньем в определенной социальной ситуации — у Жоржа Перека в «Вещах» и «Человеке, который спит», у Кристианы Рошфор во «Внуках века», позднее в повестях-очерках Рэймона Жана «Маршрут 12» и «Вдумчивая женщина», где обыденное происшествие, рядовая социальная роль привлекают художника именно своей заурядностью, как «типовая модель». В контексте подобных поисков следует рассматривать и книги Жозаны Дюранто.
