Сергей Арутюнов - Запах напалма по утрам (сборник)
– Союзничек… А кто там у него воюет? – одобрительно вскинул подбородок маршал.
– Резервисты.
Маршал ударил себя по коленке. Зал всхохотнул.
Жуков встал. Все стихло.
Доскрипев сапогами до Булганина, командующий взял указку:
– Товарищи. До встречного прорыва Ставка решает предпринять общую перегруппировку частей. Сто пятому моторизованному корпусу я отдельно… Вам здесь нужно закрепляться поплотнее. Что Рокоссовский? – спросил он вдруг, словно бы знал меньше сидящих полукругом вояк. Это была его обычная манера.
– Взял Эдинбург, закрепился на высотах. Ультиматум Черчиллю послал, – донеслись голоса.
– Испания как, не реагирует?
– Посол отмалчивается.
– Это хорошо. Опомнятся – поздно будет.
В рядах зашевелился одобрительный ропот.
– Товарищ Сталин требует от нас предельной быстроты реакций на меняющуюся обстановку. Пока наступаем в Северной Америке, обнажаются, конечно, слабые места – гарнизонное администрирование, дерганый график поставок. В Европе голод, товарищи, хозяйство разрушено, восстанавливается с огромным трудом. Господа австралийцы и примкнувшие к ним новозеландцы в войну вступили из классовой солидарности. Их хваленая фортификация практически не представляет никакой угрозы. Бутафорией я ее не назвал бы, но и опасаться особенно нечего, учитывая и агентурную работу, и наши успехи в общем. Проблема сейчас, видимо, стоит в основном кадровая, но непосредственно действующей армии она на данный период времени, полагаю, не касается. Наше дело – грамотно воевать. Персональные приказы у ординарца. У меня все. Вопросы?
Вскоре в зале не осталось никого, кроме Жукова, и только глухая канонада напоминала, что на окраинах еще дерутся с рассеянными национальными гвардейцами из бывших копов. По улице прогрохотала самоходка, за ней почему-то – полевая кухня на рязанской кляче с вытаращенными от напряжения глазами…
– Тащ командующий, к вам тут местные, говорят, по срочному делу, – доложил адъютант.
– Проси.
Вошедший был полон и черняв. Сняв широкополую шляпу, он распахнул бежевый длинный плащ, под которым виднелся бостоновый костюм. Начищенные штиблеты сияли оскалами пуговок. «Гладок, нэпман…» – подумалось Жукову.
– Мы представляем общину, – перевел лейтенант с косым пробором. – Порядок в городе…
Жуков слушал рассеянно. Его тревожила Ставка. То, с какой непреложностью Рокоссовского оставили в Европе, могло означать…
– …при определенных материальных затратах, – закончил вошедший.
– Скажи – я подумаю.
Лощеный вышел. Маршал устало сел в кожаное кресло. Громадность событий вмещалась в него с трудом. Весь мир… Таких побед, да еще вот так, с ходу, русское оружие еще не знало. Весь мир. Он мало верил во все эти диалектические материализмы, считал их скорее мистикой, замешенной на самовосхвалении, втайне не доверял бодрым реляциям, полагаясь на голые ресурсы, которыми надо было лишь умело распорядиться… Вера его была – русское оружие да русский солдат, которым был он сам. Но тут он и сам терял голову – целый мир планетарного масштаба лежал под ногами победоносной Красной армии, возглавляемой им шестой год войны, целая планета сдавалась под алое знамя победы, и он не мог отделаться от клочьев волшебного тумана, застилавшего порой его воображение: он не понимал, что будет дальше.
– Стар стал, что ли? – вслух проговорил он. – Федь… Федор! Это кто был?
– На карточке написано – Ал… Эл… Капоне какой-то.
– Араб?
– Говорит, итальянец.
– Все они тут… итальянцы. Чего хотел-то? Всю ночь не спал, от самой Панамы. Через Мексику шесть часов летели – вздремнулось. Славная землица – то пески, то леса до горизонта… – Жуков прозрачно, как-то просяще посмотрел на переводчика.
– Мафиози он, Георгий Константинович. Просит долю в контроле над городом. Мог бы, говорит, порядок навести, туда-сюда. И насчет валюты спрашивал, какая будет. Рубли или доллары.
– А ты что сказал?
– Ничего, Георгий Константинович. Ждал, что вы скажете, не имел права. Может, Суконникову позвонить?
– Отставить звонки. Так он что ж, бандюган, что ли? Ушкуйник?
– Так точно, товарищ маршал. Незнамо как прорвался. Сказал, власти представляет. Местные. Теперь-то.
– Один?
– Никак нет. Сход у них. Все ворье, такие же, и одеты одинаково, каждый по району держит, у кого прачечные, у кого цеха, говорят – бизнес. Я тут собрал кое-что, у Андрея Николаевича на них много накопилось… легализовались они недавно, выросли на бабах, наркоте, но в основном на водке и спирту, во время сухого закона. Слыхали, наверно, про такой. Просят совета оккупационного командования. Что, например, с евреями делать, и вообще.
– А что ж с ними сделаешь? – хохотнул Жуков. – Они поговорить, что ли, хотят? Наедине?
Через день к вечеру в канцелярию пришел незаметный человечек и сказал, что вожаки Нью-Йорка могли бы явиться на прием к красному маршалу, но опасаются, что их появление в полном составе вызовет ажиотаж. Поэтому они просят товарища красного маршала прибыть к концу своего рабочего дня на рыбные склады Финкельбаума, третий причал, собственное владение.
Неотлучно распоряжаясь перегруппировкой войск по телефону, Жуков кивнул и к ночи вызвал машину в город.
Кварталы, черные от пепла, раскатывались под колеса легко, весело похрустывало под скатами битое стекло. Над погасшими небоскребами Бродвея летали белые бумаги. Точно голуби.
После длиннющего моста потянулись фабричные кварталы, низенькие, загаженные донельзя.
– Дальше тут негры живут, – сказал ординарец, поежившись. – Рабочая беднота.
– До складов сколько?
– Да вот они.
Несколько насупленных, как пиявки, машин притаились на асфальтовом пятачке, огражденном проволочным забором.
– Миша, – с намеком обернулся маршал к полковнику по особым поручениям, – сходи к ним, скажи, что скоро буду.
Сутулый полковник передернул затвор, пересек пятачок и скрылся за раздвижной дверью. Слабо пахло икрой и водорослями. Из-за дебаркадера дважды мигнули фары, Федя трижды ответил фонариком-невидимкой.
– Расчехляй пока, – сказал Жуков водителю тягача. – Все там? – спросил он у подбегающего полковника.
Тот кивнул.
Кивнул, уже в другую сторону, и маршал.
Гаубица жахнула.
Склад поднялся в воздух, покрутил комками слизи, посверкал донцами контейнеров и верным псом лег к лаковым сапогам маршала.
– Связь мне с Верховным, срочную, по спецкоду, – сказал командующий, опуская козырек на нос.
Глубокой ночью пришло сообщение о взятии Чикаго.
Жертва
Александру Самарцеву
По утрам, еще не продрав глаза, Новобратов уже слышал утренние, задушевно хрипатые звуки гармони.
Со скрипом пружин и сухожилий приподнявшись на койке, он внимал вечной музыке, в которую за каждой порцией переливов пробирался свойский баритон с бесхитростной повестью о заводской зазнобушке, субботней кадрили и прочих незатейливых точках пролетарского самосознания.
За двойной изрядно запыленной рамой неясно различался лозунг по строгому фасаду соседнего дома: ГАРМОНИЗМ – ПОБЕДИТ!
«Победит. Себя самого», – устало подумалось Новобратову, шаркающему в ванную.
Бытием в это простое утро было, казалось, сделано все, чтобы день пролетел незаметно, забыв самого себя.
Из авоськи, вывешенной за окно, Новобратов достал все требуемое: хлеб, масло, пачку чая. Угрюмо заварив и намазав, отметил попутно, что радиогармонь изменила тональность, запела радостнее, приподнято, с задором.
«…Гармонистическая партия Советского Союза всеми своими выборными и первичными органами решила пойти навстречу новым инициативам трудящихся в спирто-водочной отрасли. Советские трудящиеся с воодушевлением встретили весть о том, что продажа пива будет производиться по хорошо знакомым им адресам! В ближайшее время передвижные пункты торговли откроются прямо в заводских проходных…» – услышалось Новобратову сквозь нескончаемые волжские разливы, курские щелканья и ликующий, подтверждающий крик народных масс.
Одевшись, он долбанул дверью, прихлопнув ее на стандартный замок. Прорвавшись через отряды гармонистов и балалаечников, уводивших своих подданных куда-то к светлым площадям, где репродукторы орали несноснее всего, Новобратов ринулся в парк. Маша уже ждала его.
– Здравствуй, – сказал он, приблизившись к ней.
– Здорово, коли не шутишь, – ответствовала девушка. На днях Маша приобрела себе болоньевый бежевый плащ и оттого стала похожей на дочь какого-нибудь старорежимного профессора. Не хватало очков и книжки в руке. Она редко что-нибудь читала.
– Слыхал про наших-то? – спросила она.
Новобратов не понял, о чем речь.
– Наши-то первое место заняли! Шесть гармонистов цеховых, три приглашенных из ансамбля, хор сборочного и ложечники с автобазы. Ну, дела! Жаль, меня плясать не взяли. Говорят, фактуру испортишь. Ну, я не обижаюсь. Все равно выиграли. Шутка ли, первое место, слышишь? – заволновалась Маша.
