Фелисьен Марсо - Капри - остров маленький

— Нет, нет, заплатите сами. Я как-никак дорожу своей репутацией.

Такая забота о своем образе на фоне нашего века снимала с Жако все подозрения. Нужно добавить, что это ее предложение не дало никаких результатов. Часов в десять Жако сообщил, что у него болит голова и что он идет спать. Капри не слишком подходящее место для женщин: там слишком мало мужчин.

— Сумка все время была со мной.

— А как ваши слуги?

— Исключено. Они никак не могли этого сделать.

— Но вы все-таки можете заявить в полицию.

— Нет, — сказала она.

— Почему?

— Если вдруг это Вос…

— Ну и что?

— То он у меня в руках.

На маленьком сером, усталом лице Мейджори на миг появилось хищное выражение. Форстетнер внимательно посмотрел на нее сквозь стекла очков. Его глазки заблестели.

— Что верно, то верно, — заметил он.

Потом добавил:

— Но послушайте, Мейджори, чек — это всего лишь чек. Заблокируйте ваш счет и все.

— Какой счет?

— Ваш. Не мой же.

— Но это обращающийся чек, не связанный со счетом.

— Ну что ж, тогда, не заявляя в полицию, немедленно предупредите банк. Скажите, что вы его потеряли. А банк в свою очередь известит другие банки.

— Да, — согласилась она. — Да, вы правы. Но что делать сейчас, на что мне жить?..

— А сейчас пока сделайте другой чек.

— Да.

— Во всяком случае…

— Да, да.

Она повеселела.

— В самом деле, другой чек…

— Это же очень просто.

— Да.

И тут же добавила:

— Но понимаете, Дуглас, все деньги, которые были на моем счете, кончились. Я как раз собиралась написать в Америку, чтобы мне отправили деньги. Вот. И это займет у меня несколько дней. А пока вы одолжите мне сумму, чтобы мне было на что жить. Эти несколько дней. Вы сделаете это для меня, Дуглас…

— Дело в том, что…

— Вы здесь мой лучший друг.

— Это правда?

— Правда, Дугги. Я не хотела бы обижать вас и просить об этой услуге кого-то другого.

— О! Я бы не стал обижаться, — промямлил Форстетнер.

— Boca, например.

— О! Вос!..

Он рассмеялся своим сухим смешком, вытащил из кармана чековую книжку и заполнил чек.

— Пятьдесят тысяч, — разочарованно протянула Мейджори. — Мой чек был на сто пятьдесят.

Это начинало действовать Форстетнеру на нервы.

— Это не мое дело, Мейджори, возмещать вам ваш чек. Поймите меня правильно. Я просто одалживаю вам немного денег, вот и все.

Он почти не пытался скрывать, насколько все это было ему неприятно.

— Я просто оказываю вам небольшую услугу. Оказываю с удовольствием.

Удовольствие это отнюдь не бросалось в глаза.

— Когда я приеду в Нью-Йорк, то тоже попрошу вас оказать мне какие-нибудь услуги.

— В самом деле. В Нью-Йорке… Вы придете там ко мне в мой прекрасный дом.

Мейджори засмеялась. Она выглядела лучше, когда смеялась. К сожалению, такое случалось с ней не слишком часто.

Четыре часа.

Они стояли рядом с миртовым кустом. Сандра оторвала от него листик, растерла его и протянула руку Андрасси:

— Понюхай.

Он наклонился. Запястье коснулось его губ. Он поцеловал ее руку.

— Осторожно, — сказала она. — Нас могут увидеть.

Они сели. Перед ними, прямо у них под ногами начинались виноградники, огороды, оливковые рощи, спускаясь вниз короткими террасами, иногда шириной всего в два больших шага.

Недалеко от них работала на огороде женщина в красной юбке. Она все время наклонялась, так что был виден только ее зад, похожий на большой георгин. Чуть подальше люди шли по тропинке, которая вела к «Арко натурале», местной достопримечательности, большой естественной арке в скале на берегу моря. А выше них, на склоне горы виднелась более или менее средневековая вилла с импостами окон. Рядом с ней строилась другая вилла. Рабочий толкал свою тачку по доске. Несмотря на расстояние, было видно, как доска прогибается.

— И это называется пейзаж? — недовольным голосом заметил Андрасси. — Это не пейзаж, а бульвар какой-то.

Сандра легла на сухую траву, которая пахла булыжниками.

— Ты сегодня опоздал, — произнесла она. — Сегодня твоя любовь ко мне уменьшилась?

Она смотрела на него немного насмешливо, с таким выражением, словно хотела сказать; «Разумеется, я ничуть не верю в эту так называемую любовь, но раз уж о ней говорят…»

— Это огорчило бы тебя?

— Мужчина, который мог бы огорчить меня, еще не родился, — уверенно заявила она.

Он наклонился над ней.

— Ты же сама знаешь, что я люблю тебя.

— Тогда нужно жить по-другому, — сказала она.

Но Андрасси не обращал внимания на ее слова. Он наклонялся. Она смотрела на его лицо, которое приближалось к ней, немного крупноватое, с довольно сильным подбородком.

— Нет…

Но их губы уже соединились. Потом Андрасси приподнял голову. Сандра кончиками пальцев потрогала свои губы. У нее было обеспокоенное, немного грустное выражение лица.

— Вот я, я люблю тебя, — проговорила она.

Она подняла руку и тихонько погладила шею Андрасси.

— Мы уедем отсюда, да, уедем? Мы покинем этот остров?

— Да, — сказал Андрасси.

Их губы снова соединились, губы, которые уже стали совсем другими, более гибкими и нежными, губами, которые уже узнавали друг друга.

Потом губы Сандры задвигались, пытаясь освободиться.

— Подожди…

В трех метрах от них медленно крался охотник за перепелами, с ружьем в руке, стараясь ступать как можно тише, не из-за них, конечно, а чтобы не услышали перепела. Андрасси, разозленный, схватил камень и бросил его в куст. Охотник вздрогнул, положил руку на карабин. Андрасси пожал плечами.

— Где здесь можно найти уединенное место?

— Нигде… — ответила Сандра. — На этом острове нет уединенных мест.

Она никогда не говорила: Капри. Она говорила: этот остров, всякий раз с какой-то обидой.

— Нам не нужно больше оставаться здесь, — добавила она.

— Пошли! — сказал Андрасси, вставая.

— Нет… я хотела сказать: не нужно оставаться на этом острове.

— А! Да, разумеется… — произнес Андрасси, который явно думал о чем-то другом.

При этом ему, безусловно, были приятны их свидания. Но он повсюду натыкался на какие-то взгляды: мужчина с ружьем, женщина в красной юбке с садовыми ножницами, Форстетнер, госпожа Бракконе. Повсюду взгляды, взгляды, взгляды. Они портили ему удовольствие, пронизывали его насквозь, доставали его со всех сторон сразу. Он продолжал стоять. Сандра смотрела на него.

— Ну что ж, пошли! — согласилась она.

Она встала. Внизу, в ста метрах от них, светилось море. Ни единой складки, никакой ряби, вдали — голубое, ближе к берегу — зеленое, прозрачное, и скалы в воде, похожие на крупные бледные яйца огромной птицы. Напротив — побережье Сорренто, — такое четкое, что, казалось, достаточно протянуть руку и можно будет потрогать его крепкий и приземистый склон с профилем погруженного в воду сфинкса, его виноградники и оливковые рощи.

— Это вот здесь Улисс… — начал было Андрасси.

Однако фраза показалась ему смешной, и он замолчал. Сандра взяла его под руку. Взяла его обнаженную, под засученным рукавом руку, прижалась к ней своей прохладной рукой. Они шли по тропинке, огибавшей огороды.

— Нам придется расстаться здесь, — сказал Андрасси.

Уже начались виллы. Тут они уже не смели целоваться. И даже не могли держаться за руку. Они неловко отстранились друг от друга.

— Я пойду впереди, — сказала она.

И пошла.

Андрасси застыл на месте и смотрел ей вслед.

Пять часов.

Старый кучер Флавио посмотрел вверх на колокольню усталым взглядом.

— Пять часов, — отметил он.

Он говорил негромко. И все-таки его лошадь вздрогнула, и было видно, как задрожало желтое перо у нее на голове.

— Всего один клиент, — обратился Флавио к похожему на турка кучеру, коляска которого стояла рядом. — Триста лир. Полтора килограмма макарон.

— Хе, — откликнулся кучер, похожий на турка.

Даже во время простоев Флавио держит марку и остается на своей скамеечке. Время от времени он спускается, берет метелку из больших перьев и смахивает с экипажа пыль. Похожий на турка кучер сидит, небрежно развалившись на мягком заднем сиденье. Он-то может себе это позволить! У него всего один сын, который уже работает коридорным в гостинице. Его жена убирает у людей. Ему все равно — есть клиенты или нет клиентов… Недаром у него вон какое красивое пальто, сшитое из пледа. А у Флавио шесть маленьких детей.

— Триста лир. А вчера — вообще ничего. А лошадь? Меньше чем за шестьдесят лир ее ведь не прокормишь.

— Хе!.. — повторил кучер, похожий на турка.

Флавио наклонился, похлопал по крупу лошади.

— Хе, Гарибальди!

Потом, обращаясь к собеседнику, продолжил: