Фелисьен Марсо - Капри - остров маленький
— Что ж, — со вздохом произнес владелец виллы не очень уверенным тоном, — получается двести четыре тысячи восемьдесят два франка.
Рамполло с беспокойством посмотрел на Форстетнера. Было очевидно, что эта цифра ничего ему не говорит.
— Короче говоря, тридцать миллионов, — сказал Форстетнер.
Владелец виллы сокрушенно махнул рукой, как бы говоря, что он тут ничего не может поделать, что он не виноват в том, что двести четыре и так далее франков составляют тридцать миллионов лир. Рамполло счел необходимым, хотя бы ради соблюдения ритуала, поговорить о чем-нибудь другом.
— А как идут дела на севере? — задушевным голосом спросил он.
Владелец виллы жил обычно в Риме, но родом был из Удине.
— Лучше, — ответил он.
Собеседники обменялись некоторыми замечаниями. Хозяин виллы вспомнил об убийствах, имевших место в 1945 году. Бедный Рамполло не верил своим ушам.
— Как? Убивать людей? Из-за какой-то политики? Но это же значит, они там у вас дикари! А, сударь?
Он призывал Форстетнера в свидетели. Но старик ответил ему лишь безразличным взглядом.
— Нет, у нас здесь такого случиться не может, — продолжал Рамполло. — Украсть, да, это я еще понимаю. Украсть немного. Ограбить, не причиняя вреда, не избивая. Но чтобы убивать!
И он воскликнул с отчаянием в голосе:
— Разве недостаточно было просто отбирать у них бумажники!
— Э! Бумажники тоже брали, — ответил владелец.
— Но зачем же еще и убивать?
Он был взбудоражен.
— Политика…
— Политика!..
Рамполло с силой пожал плечами, отвернулся на своем стуле, схватив спинку рукой с видом человека, который даже говорить не хочет о таких глупостях.
— Хорошенькая политика! Не правда ли, адвокат?
— Именно, — согласился Андрасси.
Этого лирического отступления оказалось достаточно. Рамполло повернулся к Форстетнеру.
— Ну, так что вы думаете об этой цене, профессор? Что мы скажем?
Почему, профессор? Из-за очков, что ли?
— Так что вы думаете?
Не могло быть и речи, разумеется, о том, чтобы соглашаться. Цена была совершенно абсурдной. Ивонна Сан-Джованни повторяла не раз и на все лады, что эта вилла стоит двенадцать миллионов. «Ни единой лирой больше! Если вы, Форст, заплатите за нее хотя бы тринадцать, я даже смотреть на вас не буду». И она, конечно, могла бы заполучить ее за двенадцать миллионов. Форстетнер смирился с тем, что ему придется заплатить четырнадцать миллионов. И даже уже сказал об этом. А Рамполло написал об этом владельцу виллы. И коль скоро тот не поленился приехать, значит, четырнадцать миллионов показались ему разумной отправной точкой для переговоров. Максимум, на что он может рассчитывать — пятнадцать миллионов. И тем не менее начинает торги с тридцати. Обсуждение является одной из составляющих удовольствия. В предвкушении этого часа он жил годы.
— У меня есть вилла на Капри. И я прошу за нее тридцать миллионов.
По воскресеньям, в кафе он говорит об этом друзьям. И у тех прибавляется уважения к нему.
— Просто смешная цена, — произнес Форстетнер.
Все и так знали это. Поэтому его фраза не вызвала никаких комментариев.
— Ваше предложение, — сказал владелец.
Теперь ритуал требовал, чтобы на вальс-колебание хозяина Форстетнер ответил балетом замешательства. На темы: самая красивая вилла острова, нет никакого смысла продавать, да еще при таком международном положении, особенно если деньги ничего не стоят, нужно было выдвинуть параллельные темы: о, вилла доставляет массу неудобств, да и зачем покупать, разумно ли это, при таком-то международном положении, деньги — это более надежно, деньги можно унести с собой, а с виллой подвергаешься намного большей опасности. Но Форстетнер, который способен был оценить местный колорит в той мере, в какой это было нужно, чтобы вытерпеть «балет» владельца виллы, сам не испытывал желания танцевать. К тому же, насколько он эффективен, метод балета? Сатриано его защищал, но, зная Сатриано, можно было задать себе вопрос, не мешает ли ему слегка любовь к фольклору видеть истинное положение вещей. А вот Ивонна Сан-Джованни была сторонником иного способа: «Дорогой мой Форст, вы приносите свои деньги, понимаете, большую пачку банкнот, кучу денег, кладете их на стол и говорите: «Держите, это — ваше». И они теряют голову. Пока идут разговоры, они рассуждают. А когда деньги оказываются прямо перед ними, у них начинается головокружение». Вариант именно такого метода и выбрал для себя Форстетнер. Он вытащил из кармана бумажник и извлек из него чековую книжку.
— Четырнадцать миллионов, — сказал он. — Они лежат у меня в банке. Ну, так что, я подписываю чек?
Словно ветер откуда-то подул. Владелец виллы захлопал глазами, взглянул на агента, а тот взволнованно вздохнул. И Форстетнер почувствовал, что он все-таки зря не последовал совету Ивонны Сан-Джованни буквально. Пакет с банкнотами на стол — и дело сделано. Чек — это как-то слишком абстрактно.
— Четырнадцать миллионов? — переспросил хозяин виллы. — Вы шутите. — И встал из-за стола. Для первого дня этого было вполне достаточно. Первая словесная перепалка закончилась.
— Вы шутите, — повторил он.
Но они договорились встретиться на следующий день.
Они задержались немного в саду, чтобы обменяться последними мнениями.
— Форстетнер!
Четверо мужчин, как по команде, задрали головы вверх. В одном из окон появилась миссис Уотсон.
— Мейджори! — сказал Форст. — Я же просил вас называть меня Дугласом.
— Да, да, но не могли бы вы уделить мне минутку. Я хотела бы с вами поговорить.
— Иду.
Склонив голову, преисполненный готовности лететь на ее зов, Форстетнер уже удалялся. У владельца виллы вид был тревожный.
— Ее арендный договор кончается через месяц. Он знает об этом, а? — спросил он у Рамполло.
Форстетнер обернулся.
— Не жди меня! — крикнул он Андрасси.
Миссис Уотсон выглядела по-прежнему взволнованной.
— О! Форстетнер, — произнесла она сразу же, как только он появился на пороге, — нужно, чтобы…
— Нет, нет, нет! — воскликнул Форстетнер с жеманной миной на лице. — До тех пор пока вы не начнете называть меня Дугласом, я не буду вас слушать.
— Дуглас! Дуглас! — закричала она раздраженно. — Да, Дуглас! Но дело в том, что у меня исчезли деньги.
— Что, что, что?
Речь шла о деньгах, и Форстетнер обрел свой естественный голос.
— Вы должны мне помочь. Помогите. У меня был чек…
И, словно только что вспомнив, она добавила:
— Да вы, наверное, помните. Вы ведь были вчера со мной. У меня был чек, и я собиралась получить в банке деньги, а оказалось, что банк закрыт.
— Я прекрасно помню, — важно подтвердил Форстетнер.
— Вот, и я хотела получить их сегодня. Но чек как сквозь землю провалился.
— Ничего страшного, — заметил Форстетнер с оптимизмом человека, рассуждающего о судьбе чужого чека. — Ничего страшного. Вы просто куда-нибудь его положили. И он скоро найдется.
Миссис Уотсон яростно схватила подушку и потрясла ею в воздухе.
— Куда я могла положить его? Я все перерыла.
— Послушайте, — начал Форстетнер, — давайте проанализируем ситуацию. Прежде всего: на какую сумму у вас был чек?
— На сто пятьдесят тысяч.
— Лир?
— Да.
— Уф! А то я уж было испугался.
В больших черных глазах миссис Уотсон появилось странное выражение.
— И вчера он был у вас в сумке?
— Да.
— Вы хорошо посмотрели в своей сумке?
Странный взгляд миссис Уотсон стал теперь уничтожающим.
— Но, в конце-то концов, кто бы мог его украсть? Кого вы вчера видели? Boca?
Вопрос был задан нейтральным тоном. И понять, что думает по этому поводу Форстетнер, было нельзя.
— Boca! — раздраженно воскликнула Мейджори. — Ах! Если бы это был он. Но я видела его всего несколько минут.
Очевидно, она сочла совершенно лишним сообщать Форстетнеру, что с трех до пяти она караулила Boca, спрятавшись в кустарнике напротив виллы Сатриано, где он, как ей точно было известно, обедал. Но у госпожи Сатриано был комод со сломанной ножкой. Вос предложил свою помощь и занялся ремонтом. И вышел только в шесть часов.
— Кого еще вы видели?
— Я ходила на чай к Ивонне.
— А потом?
Кража в доме маркизы? Форстетнер тут же отмел предположение.
— Потом я поужинала в «Табу». И вернулась домой одна.
Ну, это уже не по своей вине. В ресторане она встретила Жако, который сидел один за столиком и задумчиво накручивал вокруг своего носа прядь собственных белокурых волос. Она пригласила его поужинать вместе. Когда подошло время расплачиваться, она сказала ему:
— Возьмите в моей сумочке и заплатите.
Но тот отказался.
— Нет, нет, заплатите сами. Я как-никак дорожу своей репутацией.
