Мари-Од Мюрай - Oh, Boy!
– Мне очень жаль, – сказала Эвелина, – но это невозможно.
– Возможно-возможно. Сейчас попрошу Жоффре. Хочешь, Симеон?
Перед Бартом, цепляясь за него взглядом, лежал уже не четырнадцатилетний подросток, а просто ребенок, который не в силах больше мучиться. Симеону не было необходимости отвечать. Барт отправился на поиски Жоффре и скоро отловил его в одном из коридоров.
– Жоффре, будь лапочкой…
Барт взялся за ворот его халата.
– Ну что еще? – рассердился молодой врач.
– Я хочу составить компанию Симеону, когда ему будут делать пункцию. Ему уже невмоготу, понимаешь? Если я буду с ним, это его поддержит.
Жоффре отрицательно покачал головой и твердо отстранил руки Барта. Ему казалось, что этот тип издевается над ним.
– Ну не будь злюкой, – упрашивал Барт, немного обескураженный.
– Что происходит? – послышался голос из-за поворота коридора.
К молодым людям приближался профессор Мойвуазен.
– Нет-нет, ничего, – стушевался Бартельми.
Никола вопросительно посмотрел на своего помощника.
– Он хочет сопровождать брата на пункцию, – объяснил Жоффре, кивком указывая на Барта.
– Да? Ну и в чем проблема? – спросил Мойвуазен.
Жоффре понял, что ему остается лишь отступить. Барту в отделении ни в чем не было отказа.
– Ну что ж, о'кей, – сказал он с досадой. – Может, Барту и пункцию сделать, раз уж на то пошло?
Бартельми остался с Симеоном и шутил, пока шла подготовка, и гладил безволосую голову, когда брату втыкали иглу в кость. Симеон вытерпел все не пикнув. Барт не упал в обморок. Это была их общая победа.
На следующий день Барт шел в клинику Сент-Антуан такой легкой походкой, какой давно уже не хаживал. Он заходил в лицей, взял конспекты последних уроков и новые задания. На вопрос директора ответил: «О, гораздо лучше». Теперь он спешил в 117-ю палату. Открыл дверь. Симеона рвало, Мария поддерживала его. Обычно Барт в таких случаях выходил и ждал в коридоре. Но сейчас он хотел показать брату, что не подведет в трудную минуту.
– Я знал, что больничная еда гадость, но не до такой же степени! – попытался он пошутить.
Все зря. Неудержимые спазмы сотрясали изможденное тело Симеона. Его рвало желчью. Барт невольно отвел взгляд.
– Ничего-ничего, это пройдет, – повторяла Мария.
– Больно, ой, больно, – стонал мальчик.
Для Барта это было слишком. Полный крах. Он выскочил в коридор, закрыл за собой дверь, уткнулся лбом в стену – и заплакал.
– Знаю, это тяжело, – раздался голос совсем рядом.
– Я больше не могу-у, – рыдал Барт, как могла бы рыдать маленькая Моргана.
– Главное, не терять веру, – вновь заговорил Мойвуазен. – Последние анализы дали обнадеживающие результаты. Ради этого мы с Жоффре и решились прибегнуть к сильнодействующим средствам. Теперь надо развивать успех.
Барт замотал головой. Он не верил ни единому слову. И не сразу заметил, что Никола положил ему руки на плечи. Не переставая говорить, врач принялся массировать ему спину между лопаток.
– Сейчас еще несколько дней придется очень тяжело. Симеон будет совсем никакой. Но мы ему сделаем переливание. Нет-нет, на этот раз ваши тромбоциты мы не тронем.
Он басисто хохотнул. Барт начинал успокаиваться.
– У Симеона больше нет сил бороться. Тем важнее, чтобы их не теряли вы. Главное – верить. Верить. Это единственный выход.
Он еще успокаивающе похлопал Барта по спине и заключил:
– Вот и все, – словно отпуская пациента после лечебной процедуры. – Пойдите погуляйте по саду и возвращайтесь, когда будете уверены, что сможете держать себя в руках.
И, чуть поколебавшись, воспользовался уменьшительным именем, которое давно уже было в ходу у всего отделения:
– Мужайтесь… Барт.
Молодой человек кивнул, последний раз всхлипнув, и пошел прочь. В конце коридора он остановился, пару секунд постоял, как в забытьи, потом оглянулся. Мойвуазен уже исчез.
Глава двенадцатая,
в которой Барт мечтает, чтоб все это прекратилось.
– Так вы считаете, что это единственно возможное решение? – спросила Лоранс.
Бенедикт, социальная сотрудница, сидела в кабинете судьи. Обе в очередной раз обсуждали дело детей Морлеван.
– Я считаю, что так будет лучше всего, – сказала Бенедикт. – Поскольку обе девочки уже живут у Жозианы.
Жозиана настаивала на том, чтобы ее официально назначили опекуншей девочек Морлеван. Ни она, ни социальная сотрудница словно и не принимали в расчет Симеона, как будто смерть уже вынесла его за скобки.
– Это не совсем справедливо, – заметила Лоранс.
– Что?
– Бартельми тоже просится в опекуны детей Морлеван. У него больше на это прав, чем у его сводной сестры. И по отношению к брату он ведет себя, по словам профессора Мойвуазена, просто образцово.
Это было довольно неожиданно, но тем не менее было так.
– Д-да, разумеется, – протянула Бенедикт без особого убеждения. – Но речь-то сейчас о девочках, а образ жизни Бартельми…
Лоранс не поняла или сделала вид, что не поняла.
– Барт, конечно, не очень надежно обеспечен. Но сейчас он нашел работу в каком-то кафе. На полставки.
– Я не то имела в виду, – возразила Бенедикт.
Обе женщины до сих пор остерегались касаться основной проблемы Бартельми. Не из стыдливости, а из осторожности: ни одна из них не имела понятия, что думает на этот счет другая.
– Вы, возможно, заметили, что г-н Морлеван, э-э… гомосексуалист? – решилась Бенедикт.
– Возможно, заметила…
Обе прыснули, как девчонки.
– Конечно, теперь, когда есть PACS, – продолжала Бенедикт, демонстрируя широту взглядов, – все идет к тому, что гомосексуальные пары будут уравнены в правах со всеми остальными… Но Барт, то есть г-н Морлеван, кажется, не отличается постоянством. В этом-то и проблема. Судя по рассказам девочек, то у него мормон, то какой-то китаец…
– Разумеется, обстановка не совсем…
Лоранс не стала договаривать. Ей очень не хотелось выносить приговор. Однако она должна была действовать в интересах детей. А полноценную семью они могли обрести только у Жозианы и ее мужа.
– Ну хорошо, – сказала она. – Я постараюсь убедить Бартельми уступить опеку над девочками Жозиане. Насчет Симеона подождем решать.
Но главная заинтересованная сторона тоже имела свое мнение. У Морганы и Венеции было два брата, и девочки просились к ним по пять раз на дню. Чтобы они отстали, Жозиана пообещала, что в следующую среду отведет их к Барту. В восемь утра, перед работой, проводит их до подъезда и там же, у подъезда, заберет в семь вечера, избежав таким образом встречи с братом. До самого вторника Жозиана надеялась, что девочки забудут или передумают. Но во вторник вечером Моргана спросила:
– Так ты договорилась с Бартом?
– Как раз собираюсь, – ответила женщина, подавляя раздражение. – Но завтра можно было бы сходить в зоопарк, не хотите? Что вам там делать, у Барта? Слоняться по квартире и до одурения играть в компьютерные игры?
Моргана молчала с непроницаемым лицом.
– Барт не умеет занимать детей, – настаивала Жозиана.
Венеция подняла носик от рисунка и спокойно ответила:
– Ничего, будем ласкаться.
Это уж совсем не пришлось по вкусу Жозиане. Тем не менее, после ужина она позвонила брату и в приказном порядке изложила ему намеченную программу.
– А? Но я могу с ними быть только до двух!
– А я не могу забрать их раньше семи. Я, представь себе, работаю!
Барт понял этот тонкий намек на собственную праздность и, так как сестра уже бросила трубку, сообщил своему телефону:
– Добрая девочка.
Барт по-прежнему проводил вторую половину дня в клинике и знал, что еще раз привести туда сестер ему не позволят. Оставалось только одно.
– Ку-ку, Эме!
– О, Барт!
Она расцеловала молодого человека в обе щеки. На ее лице еще не сошли синяки, последние следы пребывания мужа на этом свете.
– Как там детка? – спросил Барт, положив ладонь на живот соседки.
– Все хорошо. Я смотрела эхограмму – так красиво, вы бы видели!
– Подожду, пока детка пришлет мне персональное приглашение.
Барт взялся за воротничок Эме. Она улыбнулась, догадавшись:
– Вы хотите меня о чем-то попросить…
Барышни Морлеван в назначенный день и час были доставлены к подъезду. Они взбежали по лестнице со скромностью стада слонят, с грацией молодых кенгуру попрыгали, дотягиваясь до звонка, и кинулись к брату на шею с бурным восторгом разыгравшихся щенков.
– Салют, сладкая парочка! – Приветствовал их Бартельми.
Утро прошло мирно и именно так, как предполагала Жозиана. Девочки играли на компьютере и поглащали конфеты. Потом Барт выложил на ковер стопку комиксов для Морганы, а Венеция тем временем выгрузила из рюкзачка свои сокровища.