Когда порвется нить - Эрлик Никки

Джек вспыхнул от гнева, его кулаки сжались вокруг веревки, но Хавьер сверху бросил на него предупреждающий взгляд, будто бы говоря: «Оно того не стоит».

Семья Джека не в первый раз в жизни доставляла ему неприятности, и наверняка не последний. Репутация Хантеров была хорошо известна как в университетском городке, так и за его пределами. Было у них одно редкое качество: их род вел начало от солдата, принимавшего участие в Войне за независимость США, капитана Хантера, и каждое поколение — начиная с 1770-х годов — отправляло в армию хотя бы одного члена семьи. Только раздробленная во время школьного футбольного матча коленная чашечка помешала отцу Джека тоже пойти в армию.

По правде говоря, единственным пятном в истории семьи Хантеров была мать Джека, которая бросила семью, когда он был еще маленьким. Из обрывков добытой информации Джек рассудил, что его мать всегда была слишком независимой, слишком свободолюбивой для Хантеров. Возможно, когда-то она любила отца Джека, возможно, даже смягчила его нрав, но жить с ним не хотела. Случайная беременность и скоропалительный брак просто вынудили ее к этому. Когда она наконец сказала ему, что уходит, отец Джека заявил, что никогда не откажется от наследника рода, а ее адвокат не смог справиться с более опытным адвокатом Хантеров. Отцу Джека была предоставлена полная опека над ребенком, а мать Джека получила свободу. В последний раз Джек слышал, что она где-то в Испании, живет с коллегой-эмигрантом и пытается пробиться на музыкальную сцену. Отец Джека в свое время дал понять, что вопрос о зачислении его сына в военную академию был давно решен и обсуждению не подлежал.

Хантеры всегда пользовались уважением в виргинском обществе и в военных кругах — те, кто не пошел в армию, стали членами сената штата и председателями советов директоров, но выход Энтони и Кэтрин в «большую» политику поднял авторитет семьи на недосягаемую высоту. И хотя Энтони удивил всех, объявив о выдвижении своей кандидатуры на пост президента до того, как получил широкую известность за пределами родного штата, все Хантеры до единого поклялись помочь ему выиграть кампанию.

— Я знаю, что обещал тете Кэтрин пойти, но неужели мне действительно необходимо присутствовать на всех этих митингах? — спросил Джек у отца по телефону в тот вечер. — Я беспокоюсь, что отстану в учебе, — объяснил он, — и я поклялся, что в этом семестре буду больше ходить в спортзал и…

— Это твоя семья, Джек. А в семьях все поддерживают друг друга, — ответил отец. — Особенно в таких, как наша.

Джек любил тетю Кэтрин и хотел ее поддержать, но никогда не понимал, что она видела в Энтони, кроме хорошего воспитания и квадратной челюсти. Именно Энтони проговорился, что Джек появился на свет случайно, когда еще маленьким Джек слушал с верхней площадки лестницы, как его тетя и дядя совещались с отцом вскоре после ухода матери. Это было единственное детское воспоминание Джека, которое сохранило свою остроту за долгие годы, становясь со временем все отчетливее, чем чаще он к нему возвращался.

— Пусть это останется нашим семейным делом, — сказал отец Джека, не зная, что сын подслушивает. — Я не хочу, чтобы пошли сплетни.

— Честно говоря, без нее тебе будет лучше, — сказала Кэтрин. — Она так и не вошла по-настоящему в нашу семью. И у тебя теперь есть милый маленький Джек.

— Лишь бы он не стал слишком милым. — Энтони рассмеялся, а Кэтрин с упреком щелкнула языком.

— Вы оба правы, я уверен, что с Джеком все будет хорошо, — добавил Энтони. — И кто бы мог подумать, что единственное, на что она оказалась способна, — это залететь? Мы так беспокоились о долгах, но… теперь ты получил свое наследство.

В тот момент Джек был слишком мал, чтобы понять эти слова, но позже он попросил одного из кузенов объяснить, что имел в виду Энтони. В последующие годы, когда Джек чувствовал себя чужим в собственной семье, он часто вспоминал, что впервые это ощущение появилось в нем тогда, на лестнице, когда Энтони небрежно высмеял его, представив само его существование как нелепую случайность.

С тех пор Джек своего дядю ненавидел.

По правде говоря, отчасти Джек завидовал тому, что Энтони заслужил признание — более того, одобрение — вечно критически настроенных Хантеров, даже не задумываясь о службе в армии, в то время как Джек пробивал себе дорогу через военную академию, учиться в которой никогда не хотел.

По мере того как его дядя набирал известность в политике, Джек находил его все более резким и неискренним, его эго росло с неограниченной скоростью. Каждый раз, когда он приходил с просьбой по поводу кампании — или, что бывало чаще, просил Кэтрин позвонить от его имени, — Джек вспоминал его слова, его смех в ту ночь у лестницы.

К весне Джек уцепился за две крупицы надежды: скорое окончание академии и недавнее появление нитей.

Хотя нити на время отвлекли внимание избирателей от нелестных публикаций об Энтони в прессе, Джек был уверен, что нити в итоге приведут предвыборную кампанию его дяди к концу и вместе с этим придет конец вынужденному появлению Джека в свете рампы. Событие — столь катастрофическое, столь пугающее неизвестностью — неизбежно приведет в Белый дом всем известного, проверенного кандидата, обладающего необходимыми качествами и опытом, чтобы справиться с этим необычным моментом и успокоить народ. Конечно, потребуется и опытный государственный секретарь — возможно, бывший вице-президент, — человек, имеющий за плечами десятилетия опыта в борьбе с такими опасными переменами, с которыми столкнулся мир.

Энтони Роллинз был новичком в Конгрессе, выехавшим на репутации семьи Хантеров. Он никогда не участвовал в войнах, никогда ничем не руководил в кризисных ситуациях. Он не мог победить.

И Джек почувствовал облегчение.

ХАВЬЕР

Джек Хантер и Хавьер Гарсия были соседями по комнате с первого года обучения в военной академии, идеальной парой, поскольку оба оказались в большей степени интровертами, чем их товарищи-курсанты, не говоря уже о том, что они были на несколько дюймов ниже ростом и на несколько килограммов легче сокурсников.

Поначалу Хавьер полагался на советы Джека. Хавьер первым в семье поступил в колледж, в то время как военные медали украшали все ветви семейного древа Джека. Троюродный брат Джека недавно окончил академию, и он знал историю и традиции этого учебного заведения, все мелочи жизни в студенческом городке так, как может их знать только потомок большой семьи, идущий по следам старших братьев.

Только на третью или четвертую неделю Хавьер разглядел истинную сущность Джека и понял, что все эти медали на самом деле сильно утяжеляют ветви семейного древа, едва их не ломая.

Когда некоторые из новых курсантов объявили о своих планах сделать на предплечье татуировку «Лучше смерть, чем позор», Джек подумал, что они спятили.

— Не любишь татуировки? — спросил его Хавьер.

— Не фанат сентиментальности, — ответил Джек.

В ходе ежедневных тренировок стало ясно, что Джек не такой быстрый, не такой сильный и не такой дисциплинированный, как большинство курсантов, к тому же многие из них слишком явно стремились доказать свое превосходство над членом выдающегося семейства Хантеров.

Однажды поздним вечером, в начале осени, один из здоровяков-курсантов увидел фамилию Джека на памятной доске в честь его прадеда, Хантера, и вызвал его на бой на кулаках.

— Давай, Хантер! — поддразнил он. — Ты же не хочешь, чтобы твой прадедушка смотрел на тебя сверху вниз и считал слабаком!

Драка длилась всего две минуты, Джек упал после трех сильных ударов, но ухмылки и подначки были еще хуже, чем удары.

После этого Хавьер проводил поникшего Джека до комнаты в общежитии, а потом пробрался на кухню за пакетом со льдом, чтобы приложить к распухшему носу своего соседа по комнате.

— Спасибо, Хави, — простонал Джек, прижимая холодный пакет к своему стремительно покрывающемуся синяками лицу.