Александр Чуманов - Уравнение Бернулли

А через полгода она уже — заместитель начальника конторы, командует сантехниками, электриками, плотниками, дворниками, шоферами спецавтомобилей и прочими пьяницами. Впрочем, в связи с меняющейся общественно-экономической формацией в стране самые горькие пьяницы к тому моменту уже либо научились почти не выпивать на работе, либо закодировались, либо перешли в следующую статистическую подгруппу, получив неслыханный прежде статус — «бомж», либо вовсе умерли, не вынеся полной отмены милого сердцу понятия «социальная справедливость». Однако до идиллии в производственных отношениях было по-прежнему далеко.

Ну да, конечно, столь стремительная карьера симпатичной студентки-заочницы, по возрасту не достигшей еще даже права быть избранной в органы местного самоуправления, благодаря только ее личным деловым способностям — какие они ни будь — состояться никак не могла. А могла — только всем хорошо известным образом. Что и произошло.

Однако не совсем так или даже совсем не так, как, наверное, уже мерещится большинству наших современников, головы которых под завязку напичканы разными амурными историями про старых кобелирующих начальников и юных неопытных или же, наоборот, чрезвычайно опытных смазливых сотрудниц.

Потому что начальником жилконторы был тридцатичетырехлетний шалопай с дипломом биофака, чей-то, разумеется, сынок, иначе как бы он во главе данного экзотического предприятия оказался, тем более удержался. И добился он Ритиного сочувствия не банальнейшим для нашего времени шантажом, не нахрапом, а совсем наоборот — романтичностью, неприкаянностью и… Поэтическим талантом!

Впрочем, квалифицированно судить о наличии или отсутствии у начальника таланта было некому, приходилось обладателю божьего якобы дара верить на слово, но стихи его, которые он часто декламировал подчиненным вместо того, чтобы устраивать совершенно необходимые им стимулирующие разносы, действительно трогали. Особенно дам. Тронули и Риту.

Но, возможно даже, дело было не столько в стихах, сколько в имманентной запрограммированности живой плоти, которую еще никому не удалось непринужденно и без катастрофических издержек преодолеть. Ведь к тому моменту годовалый Ромка уже давно, пристрастившись к бутылке с соской — источнику практически неисчерпаемому, содержимое которого к тому ж отличалось существенным разнообразием, — отказался от изнурительной добычи пропитания из материнских недр.

То есть вековечный инстинкт вновь оказался на свободе. И Рита, вовремя его распознав, дабы ошибки юности никогда больше в столь роковом объеме не повторять, превентивно оснастила свой цветущий организм предметом, в просторечье именуемым «спиралью».

И однажды после непринужденной выпивки, предпринятой по некоторому поводу дружным коллективом жилконторы прямо на рабочем месте, очутились Рита с Игорем Валентиновичем — так звали поэта-начальника — в его кабинете на узком неважнецком диванчике.

Рита данному обстоятельству тогда еще страшно удивилась, но посчитала, что весьма глупо и даже непристойно давать задний ход в столь запущенной, с позволения сказать, ситуации. И… отдалась Игорьку.

Хотя давно уж узнала, что небожитель сей по количеству покоренных им сердец — слово «сердец» здесь, само собой, только метафора — вряд ли уступает юному и легендарному гению секса Фридриху. Иными словами, он славился в жилконторе и ее окрестностях тем, что «трахал все, что шевелится».

Однако Риту несостоявшийся в традиционном понимании естествоиспытатель любил довольно долго. Года три. И она довольно долго отвечала ему своего рода взаимностью, выражавшейся, помимо прочего, в служебном рвении, которое не могло не привести к весьма, казалось бы, далеким от секса, зато однозначно положительным результатам.

А дело в том, что до восшествия на должность «регентши Риты» — такое, можно сказать, любовное прозвище дали ей коллеги и подчиненные — дела в жилконторе шли из рук вон плохо. Оно, конечно, во всех без исключения жилконторах дела всегда шли, идут и будут идти из рук вон плохо — это закон природы. Но наша жилконтора даже на таком суровом фоне умудрялась выделяться. То есть сплошные разброд и шатания среди личного состава, коммуникации на ладан дышат, зарплата месяцами не выплачивается, задвижек, труб, пиломатериала и всего прочего нет, подготовка к предстоящей зиме на грани неминуемого срыва, а обслуживаемое население на грани кровавого бунта.

И вдобавок — эпоха! Такая эпоха в стране, что люди, даже более-менее исправно получающие зарплату, никак не могут определиться — совсем нищенская она у них или ничего, сходная. Соответственно, — фамильярное, как никогда, отношение народа к деньгам — не «тысячи» и «миллионы», а «штуки» либо даже «косари» и «лимоны». Одно слово — гиперинфляция. Которой стоило чуть приутихнуть, и сразу почти не стало слыхать этих словечек-плевков эпохи еще военного коммунизма…

В общем-то, ничего особенного Рита на посту заместителя начальника жилконторы не делала. А просто сразу и с таким неподдельным интересом начала во все особенности вверенного производства вникать, обнаруживая при этом фантастическую сообразительность и беспримерную памятливость, что не зауважать ее оказалось просто невозможным.

Но, кроме того, думается, всем вдруг стало занятно выделиться на общем фоне хотя бы за счет Риты, чтобы люди изумленно спрашивали: «Это не у вас ли там всем заправляет симпатичная такая сикушка, у которой вы по струнке ходите, и сраная ваша жилконтора гремит по всему городу?»

И чтоб отвечать: «Да, у нас, да, по струнке, да, гремим. А еще раз скажешь „сраная жилконтора“ или тем более „сикушка“, дак не обижайся…»

Хотя, конечно, разбуженный Ритой задор выдохся быстро бы, если б она, раньше прочих, не разбудила это же самое чистое детское чувство в начальнике и любовнике Игоре Валентиновиче, до того испытывавшем хроническое и нескрываемое отвращение ко всей коммунальной отрасли. Потому что ведь даже в моменты их плотских утех в однокомнатной уютной квартирке Игорька, расположенной также на территории подведомственного микрорайона, Рита шептала ему на ухо про задвижки и вентили, про путевки в детсад детям слесарей и водителей спецавтомобилей, предлагала многоходовые операции по взысканию квартирной платы хотя бы с тех квартиросъемщиков, которые мучительно страдают, очутившись в списках злостных неплательщиков, но месяцами не могут дождаться от своих работодателей честно заработанного.

— Но это не наше дело! — в пароксизме страсти — писали же люди когда-то и даже, наверное, вслух, не смущаясь, произносили столь диковинные слова — восклицал несчастный Игорек.

На что Рита, искусно направляя страсть собственную, а тем самым и страсть партнера в конструктивное русло, резонно отвечала:

— В таком случае, глубокоуважаемый Игорь Валентинович, и это дело, которому мы предаемся сейчас, не наше! Потому что — сам знаешь, почему.

В ответ на что дипломированный биолог мог лишь, разразившись подходящим к случаю амфибрахием, надеть штаны и пойти в очередной раз к своему отцу, где-то в недостижимой вышине сидящему на городском финансе — седалищном, образно говоря, нерве необъятного и чрезвычайно запущенного городского хозяйства.

— Ты меня породил, ты меня в жилконтору запихнул, хотя я всегда мечтал о поэзии либо, в крайнем случае, флоре-фауне, ты, папик, давай-ка и распорядись, чтобы моей конторе перечислили наконец согласно вот этой вот смете. Да не переживай, у меня, как обычно, комар носа не подточит.

— Все?

— Нет, еще пустячок один: отчего б вашему ведомству не наслать своих аудиторов вот на этих злостных рабовладельцев, а то я от их рабов квартплаты никак не дождусь?

— Отчего ж не наслать, можно и наслать. Теперь я спрошу: вы когда со своей «замшей» отношения наконец надлежащим образом оформите?

— Так ведь я тогда ее, как «замшу», сразу потеряю. А без нее «трест» моментально лопнет. Сам понимаешь.

— Не вечно же тебе на этом «тресте» сидеть, к зиме подготовился лучше всех, можно и на повышение.

— Там я тем более без Ритки пропаду.

— Тогда — ее на повышение. А тебя — к ней на шею.

— Она не согласится. Она, честно говоря, и замуж не соглашается.

— Почему?

— Не любит.

— А ты?

— Я ее, скорей, побаиваюсь.

— Понятно… При такой бабе вечно дерьмом будешь себя ощущать… На каком она уже курсе-то?

— Формально — на третьем. А на самом деле — трудно сказать, много сдает досрочно, не удивлюсь, если через год диплом мне на стол положит.

— Вот девка-а…

Напевая про себя неотвязное «Пригласите, пригласите, пригласите! И ладонь мою в руке своей сожмите…», перво-наперво отправилась Рита руки сполоснуть, а там, только глаза подняла убедиться, что прогулка на свежем воздухе и новые впечатления не испортили цвета лица — уже вопросы готовы: