Александр Чуманов - Уравнение Бернулли

— Может, и не рано. Может, в самый раз.

— Я слышала, как ты вчера… Что, сильно прихватывает? Ведь сам по себе диабет, я слышала…

— Почки в основном. А еще — сердце. А еще — давление скачет, так что кажется, будто лопнет вот-вот голова…

— Бедная девочка… А может, — ничего? Может, вот-вот научатся доктора?

— Может… — Рите хотелось поскорей закончить неприятный разговор, а еще утешить хотелось добрую старуху.

— Тогда ты это… Держись, дочка! Изо всех сил держись! И верь. Доктора точно — вот-вот, я своими ушами недавно по телевизору слышала, только не помню, по какому каналу…

— Да я верю, теть Кать…

— Вот и молодец. Стало быть, еще когда-нибудь кого-нибудь сватать пойдем.

А между тем они уже стояли на своей лестничной площадке и обе инстинктивно принюхивались. Кажется, ничем таким не пахло.

— Давай, отпирай скорей, — не выдержала соседка, — чо там с твоими костями, а то ведь я, если что, во всем виноватая буду.

— Сейчас-сейчас!

Соседка осталась в прихожей, а Рита — не разуваясь даже — на кухню. Одной рукой — выключить газ, другой — долой с кастрюльки крышку. Вовремя успели — вода выкипела почти вся, но ничего не пригорело.

— Все в порядке, теть Кать!

— Гора с плеч… А рисковые мы с тобой бабы, Ритка!

— Да уж, рисковые.

— Все, теперь — хозяйничай, Ритуля, доделывай свое фирменное, скоро твой ненаглядный придет, а уж к Августе я одна. Утомилась, поди?

— Немного есть.

— А я-то, старая дура…

— Что вы, теть Кать, я, можно сказать, впервые, как здесь очутилась, людей увидала, спасибо вам огромное!

— Тогда — ладно. Пока. Если что, я всегда…

— Не сомневаюсь. До свидания.

После одиннадцатого бывшие Ритины одноклассники и одноклассницы начали ни шатко, ни валко строить взрослую свою жизнь, хотя, конечно, ничего они особенного не начали, это всего лишь говорят так, когда никаких собственных слов не имеют, а ребятки просто-напросто отдались на волю выдувшим их из школы ветрам, и разметало кого куда в зависимости от собственного веса каждого, конфигурации ландшафта и прочих, порой, казалось бы, несущественных факторов.

Иван с Ниной, напомним, почти сразу расписались в загсе и обвенчались в храме, однако сделали это тайком от школьных друзей, а когда школьные друзья об этом узнали, то им осталось лишь обидеться, что столь важное дело состоялось без них. Они и обиделись, но впоследствии все же понемногу сообразили, что юные брачующиеся далеко не всегда вольны решать, кого звать на сочетание, кого не звать, тем более, если с трудом выревели у предков благословение, за которым не только и не столько замшелая домостроевщина маячит, но вопрос жилищный с финансовым вкупе.

Конечно, уже в те времена молодежь чаще всего ни с чем таким не считалась, предков в грош не ставила, а ставила перед фактом: мы ж все равно давно в греховное сожитие вступили, но если вам невмоготу видимость приличий соблюсти, то — пожалуйста, так и быть, потерпим.

Однако Ваня с Ниной были, очевидно, не таковы. И если из Нинкиных родителей, напуганных случаем с Ритой Денисовой и удрученных отсутствием у дочери невинности, можно было любые веревки вить, то Ванины предки, напротив, имели все козыри на руках…

А сами молодожены после своего таинственного сочетания сразу резко углубились в семейную жизнь и перестали показываться где бы то ни было, дав повод всем знакомым злословить с плохо скрываемой завистью, что Ванька с Нинкой никак натрахаться не могут, вот придурки.

А потом как-то постепенно стало не до них, а еще чуть позже те, которые недавно на выпускной вечеринке клялись друг дружке в вечной дружбе, почувствовали, что ветры, свежо гуляющие за стенами школы, оказываются гораздо сильнее любых детских да и не только детских клятв. Но почему-то ничуть не грустно от этого открытия, а, наоборот, весело и тревожно — куда-то занесет в конце концов, во что-то шмякнешься со всего маху…

Собственно, явную черту под школьным периодом жизни подвел лишь сентябрь, когда обозначились определенные, пусть и промежуточные, итоги. Впрочем, итоги, строго говоря, всю жизнь промежуточные. Скажем сразу, никто из класса ни в каком качестве столицу покорять не поехал, если не считать одного паренька, поступившего там в военное училище. Никто также не рванул на штурм творческих профессий в пределах родного города, где имелся какой-никакой театральный вуз, если не считать одной несчастной, подавшей документы на журфак, провалившейся на первом же вступительном экзамене и мгновенно переориентировавшейся на дошкольное педучилище.

К сентябрю, таким образом, двое из класса без проблем стали студентами пединститута, один затесался в «мед» на «промсанитарию», двое из шестерых, мечтавших получить стремительно входящие в моду специальности, связанные с маркетингом, менеджментом, банковским делом, а также компьютерными технологиями, не пройдя по конкурсу, пристроились в лесотехнический, другие четверо получили статус учащихся техникумов, прочие либо ни в какие учебные заведения не смогли затесаться, либо даже не пытались это сделать.

Что любопытно, молодожены Ванька и Нинка, оторвавшиеся от коллектива первыми и вряд ли сколько-нибудь существенное время выкроившие для подготовки к вступительным экзаменам, тоже попытались дуриком проскочить в медицинский, куда еще в восьмом классе наметилась Нинка, а Ванька уж — за компанию, мол, куда иголка, туда и нитка.

Однако на первом же испытании по химии Нинка, блиставшая знаниями первой, получила твердый «неуд», и Ванька, увидев такое дело, тотчас, не дожидаясь своей очереди, встал и пошел вслед за женой.

— Вы куда, молодой человек?! — изумился экзаменатор.

— Да ну вас, я вообще ничего не знаю! — был ответ.

Потом, когда Ванька был в армии, а многочисленные родственники взяли на полное попечение их первого детеныша, Нина, пристроившаяся в больницу санитаркой, заочно окончила-таки медучилище и сделалась медсестрой, а Иван так на всю жизнь неучем и остался…

Таким образом, класс получился во всех отношениях средним, может, чуть-чуть выше среднего. Так и должно было быть — обычная школа, обычные дети. И промежуточные итоги разобщили ребят совсем уж бесповоротно, потому что при встречах студенты могли говорить только про свое студенчество, а нестуденты — только завидовать и злиться.

А Рита — единственная, к тому ж формально к данному учебному коллективу не относящаяся, — подалась учиться на инженера в самое, может быть, сумеречное для инженерного сословия времечко. Сдала документы на заочное отделение политеха, избрав вдобавок весьма экзотическую специальность: «Водоснабжение и канализация». Увидев одни пятерки в ее аттестате, студентка, подрабатывавшая в приемной комиссии, посмотрела на Риту, как на припадочную, однако отговаривать не стала.

Конечно, такая абитуриентка с легкостью поступила. Причем на вступительных экзаменах столь сильное впечатление произвела, что при зачислении ее всерьез пытались сговорить учиться на программиста или экономиста, то есть предлагали то, чего вожделели самые честолюбивые из одноклассников, но взамен обрели, в лучшем случае, «лесное хозяйство и деревообработку». Однако Рита, сама толком не зная почему, отказалась. Будто с раннего детства только и грезила водоснабжением, но еще больше — канализацией…

К тому моменту в Ритиной семье произошло одно существенное изменение. Однажды отец, вернувшись из очередного дальнего рейса сильно избитым и ограбленным рэкетирами, с порога заявил, что все, с него хватит, что он накатался на автомобиле на всю оставшуюся жизнь и больше — хоть режьте его — за руль никогда не сядет. В том числе и за руль своего личного «жигуленка».

Если ж к печальному инциденту на большой дороге прибавить еще вполне оформившиеся к неполным пятидесяти годам профзаболевания геморрой и радикулит, то можно последние сомнения отбросить — человек действительно накатался.

По счастью, к личному «жигуленку» он постепенно опять стал относиться довольно терпимо, однако с водительской денежной работы почти в тот же день перешел в охранники, потеряв в заплате не меньше двух третей, зато заимев свободного времени во столько же раз больше.

И каким же вдруг прекрасным дедушкой сделался далеко не старый еще мужчина оттого, что не смог никакого иного применения найти своему безграничному досугу! Редкостным дедушкой, уникальным. А может, он все-таки, сам себе не признаваясь, мечтал смолоду о сыне?..

И по маминому скромному ходатайству отправилась Рита оформлять «трудовую книжку» в одну из бесчисленных в городе жилконтор, где как раз на продолжительное время — прежняя служительница в декрет пошла — освободилось место паспортистки. Да, может, Риту и без всякой протекции бы взяли, как-никак — студентка вуза, причем, в некотором смысле, даже профильного.