Эмир Кустурица - Смерть как непроверенный слух
Думаю, что именно той немой ночью в гостиничной кафане между нами все и произошло, все происшедшее после зародилось в эту ночь. Как Мишо с Сенкой, которые десятилетиями встречали друг друга так часто, и в тех встречах будто скопили время, претворившееся в нашу любовь.
Смотрел я на Майю и опускал взгляд вниз, где они встречались с ее коленями.
- Если бы королевство Югославия стояло на таких ногах, то продержалось бы много дольше! - бросил как-то Майе кондуктор автобуса, на котором она ехала из Кошева в город.
Прав был тот кондуктор-монархист. Однако у него-то, кондуктора, все так легко получилось, походя. Вся загвоздка в ответе на вопрос, а нам-то как наладить коммуникацию? Скажешь так что-то остроумное, а потом что? Нужно иметь наготове какую-нибудь байку!?
Вдруг выскочила из мешанины воспоминаний ко мне история из журнала о космонавтике «Галактика». Было там написано о том, как Гагарин полетел в космос! Вот что я ей расскажу. Все там очень хорошо разъясняется. Сила, поднимающая космонавта в воздух, возникает благодаря разнице давления. Под крылом летательного аппарата, благодаря пропеллеру, который крутится мотором, давление сильнее, чем над крылом. Будет ли это ей вообще интересно, или, рассказав такое Майе, я стану похож на всех остальных, которые уже пробовали рассказывать истории про летчиков. Может, стоит продолжить рассказом, как притягиваются друг к другу в пространстве два тела различной температуры? Смеяться будет, наверное, подумал я. Хотя почему б и не посмеяться. Смех это же первый шаг. Но вдруг она отнесется к вопросу серьезно и поддержит разговор. Вдруг окажется, что всю эту физику она вообще знает лучше меня?
Да заткнись уже, сказал я себе, чувствуя себя Мики Маусом, попытавшемся схватить кусок сыра «эмменталер» и вдруг угодившем в ловушку. Извивался я в отчаянии на полу и понял тут, как это удается Майе превращать мужчин в домашних мышей. Так ведь им и этого мало. Хочется им, едва переступив порог дома, например, зайдя в магазин, нацепить на себя шкуру разъяренного тигра. И тогда уж все все равно, нужно ли окрыситься на кассиршу в магазине за невежливость, проявленную к супруге, либо вообще воевать со всем миром. И в этом и есть великая тайна. Вот это вот сочетание. Если ты только мышь или, скажем, лев - этого им недостаточно. Что же мне поделать, спросил я себя, и поспешил из шкуры мыши, в которой находился только что, вернуться в свою собственную шкуру.
Адам с Евой на ветке, с которой из-за яблока они готовы упасть, и совсем не на землю райского сада. И если стулья гостиницы «Белград» это ветка райского древа, то тогда уж без всяких сомнений асфальт Нью-Йорка представляет собой дно ада. Какое же проклятие несет в себе человек. Совершенно я был уверен, что когда-то, выбирая для Адама с Евой наказание, Бог имел в виду именно Нью-Йорк. Правда, не был так уверен в том, что рай - это дешевая балканская гостиница. Нет, конечно, все-таки, рай. Потому что нельзя быть так влюбленным вне ограды райского сада.
Вышли мы из гостиничной кафаны, ночь пахла покоем, и я сделал глупость. Сказал я Майе, что у меня уже есть девушка. Так никогда и не понял я, был ли это тактический ход, или страх попасть в объятия такой женщины. Позже многие женщины, увидевшие в потрепанном художнике свой шанс, так ничего и не добились. Солгал я ей, что наша с ней история заканчивается тем вечером, хотя понимал, что у истории этой будет продолжение. Потому что, в конце-то концов, не для того Мишо с Сенкой столько раз забирались на Кошево и спускались вниз, чтобы мы эту сараевскую ночь просто так вот взяли и упустили вниз по течению Миляцки.
P.S. Райское древо, о котором размышлял я, когда мы сидели в гостинице «Белград», треснуло и упало, не выдержав веса листвы. И грех, действительно, довел нас до Нью-Йорка! Разве что приземление было мягким. Даже падать не пришлось. В тот город адской энергии попали мы в 1988-м, «боингом» компании JAT, наша дочь Дуня, сын Стрибор, Майя и я, потому что получил я там место профессора на отделении киноискусства Колумбийского университета. Когда мы покидали Югославию, на телевидении началась трансляция распада нашей страны. «Йогуртовая революция» отменила автономию Воеводины.
Ломоносовоговно!
В тысячу девятьсот семьдесят четвертом я покинул родительский дом. В том же году была принята новая Конституция Югославии, примечательная тем, что, согласно ей, Хорватия получила большую автономию, чем Сербия. Стало это первым шагом на пути к ослаблению общего государства южных славян, а мне все ясней становилось, что означает на Балканах слово "политика". То, что в тысяча девятьсот семьдесят первом называлось хорватской весной и считалось государственной изменой, было теперь увековечено в новой Конституции Югославии.
Девятнадцатилетний юноша отправился из своей глухомани изучать режиссуру в Академию Изящных Искусств в Праге. Отъезд в мать городов, как называют Прагу чехи, был не просто путешествием в цивилизованную Европу. Завершение моей жизни в родительском доме мама переживала как удар судьбы, но ее представление о том, что учение есть путь к жизненному успеху было сильней горя. Вот только не знала она, как смириться с тем, что я так далеко? Теперь ее тревоги будут серьезней беспокойства о сыне, который приходит домой поздно, дружит с опасными типами, и возвращается весь в крови после драки. Эту битву она уже выиграла, потому что большинство моих приятелей в конце концов оказались в исправительных заведениях, а я ни разу даже не переночевал в полицейском участке.
Уже тогда мне было понятно, что, если б не унаследованное сенкино упрямство, ничего не добился бы я и в творчестве. Сенка нашла способ отучить жильцов воровать лампочки c лестницы и из лифта. Стала она клеить на лампочки шипы терновника. Так дом по Кати Говорушич 9а стал единственным на всей улице, где в лифте всегда было светло. Никогда мама не отступалась от своего, скольких бы трудов ей это не стоило. Впрочем, когда речь шла обо мне, имелись в виду вовсе не первые награды на мировых фестивалях и все то, что случилось позднее. Отец видел это в другом свете.
Говорил он мне:
- Не обязательно тебе становиться Феллини, стань хотя бы Де Сикой.
Мама была еще скромнее. Она была готова на все, только чтобы я не был похож на местную шпану и получил высшее образование, которого она в свое время получить не успела. Чего бы это не стоило. Отец же беспокоился о других вещах, важных для всего человечества.
Получить загранпаспорт в СФРЮ было несложно, и это было нашим главным преимуществом по сравнению с Болгарией, Румынией и Чехословакией. Тем более, будучи сыном помощника министра информации. Когда я, по отцовскому указанию, принес документы и фотографию в МВД, появился там такой лысый коротышка в клетчатом. Часто видел его я на кошевском стадионе, когда играло "Сараево". Высунулся он из-за плеча проверявшей документы женщины и подмигнул. А потом тихонько попросил зайти к нему в канцелярию поговорить.
Когда я постучался и открыл дверь, клетчатый предложил кофе и улыбнулся:
- Если хочешь, можно чего и покрепче.
Всячески подчеркивал он, как исключительно ему приятно, что есть в Сараево такие молодые люди, которые учатся за границей:
- Ей богу, хватит уже, а то все Белград да Загреб...
И вдруг, совсем другим тоном:
- Много развелось всяких мерзавцев, наносящих ущерб стабильности нашей страны. Куда бы не приехал товарищ Тито, везде встречают его с просто поразительным почетом, проявляют огромное уважение!
Он широко открыл глаза и сделал паузу. Нагнулся ко мне через стол и громким шепотом добавил:
- Ненавидят Тито только четники и усташи, наша эмиграция за границей и внутренние предатели! Было б неплохо, если бы ты время от времени, на досуге, когда будешь приезжать в Сараево, заходил на чашечку кофе. А если услышишь, случайно, что-нибудь такое, какой-нибудь чудовищный умысел против системы, можно и по телефону.
- Как это так по телефону?
- Для того, парень, телефон и придумали, чтобы свой своему мог сообщить важную новость!
- Конечно, - сказал я и, так и не выпив кофе, и, с паспортом в руке, который к тому времени уже принесли из отдела регистрации, пошел к отцу, в Исполнительный комитет республики Боснии и Герцеговины.
В ярости бросил паспорт отцу на стол и сказал:
- Там эти твои хотят сделать из меня доносчика. Я еду на режиссера учиться, а не в полицейскую академию.
- Кто? Что? Да я им сейчас бошки поотрываю! - сказал мне без промедления отец.
Его секретарша сразу же позвонила Юсуфу Камеричу, тогдашнему шефу сараевского МВД, и отец сказал:
- Я посылаю сына в Прагу учиться не на шпиона, а на режиссера - так какого хрена?!? - Мало вам, что он едет за границу без стипендии и я должен тратить сенкино наследство, так вы еще хотите из него доносчика сделать! Не дам вам парня!
