Борис Виан - Пена дней
— Мне тут не нравится, — сказала Хлоя. — Воздух, правда, здесь продезинфицированный, но глядеть на все это не очень-то приятно.
— Конечно.
— Пошли по мостовой.
— Можно, но тогда мы попадем под машину.
— Зря я решила идти пешком. У меня ноги отваливаются.
— Твое счастье, что наш доктор живет далеко от квартала общей хирургии.
— Замолчи! — воскликнула Хлоя. — Мы скоро дойдем?
Она вдруг снова закашлялась, а Колен побледнел как полотно.
— Не кашляй, Хлоя, — взмолился он.
— Не буду, Колен, — сказала Хлоя, силясь сдержать кашель.
— Не кашляй… Мы пришли… Это здесь…
На вывеске профессора д’Эрьмо были нарисованы огромные челюсти, из которых торчала лопата землекопа. Это рассмешило Хлою. Она смеялась очень осторожно, почти беззвучно, так как боялась снова закашляться. На стене дома были развешены цветные фотографии, свидетельствующие о чудодейственном лечении профессора. Они освещались специальными прожекторами, которые в данный момент не были включены.
— Видишь, какой это крупный специалист, — сказал Колен. — Другие дома украшены не так пышно.
— Это только доказывает, что у него много денег, — сказала Хлоя.
— Либо, что он человек со вкусом, — заметил Колен. — Фасад оформлен очень художественно.
— Ага. Напоминает образцовую мясную лавку, — сказала Хлоя.
Они вошли в подъезд и оказались в большом круглом вестибюле, полностью покрытом белой эмалью. Их встретила медицинская сестра.
— Вы записаны на прием? — спросила она.
— Да, — ответил Колен. — Правда, мы, быть может, немного опоздали.
— Это не имеет значения, — сказала сестра. — Сегодня у профессора больше операций не будет. Прошу вас.
Они послушно двинулись за ней, и их каблуки гулко зацокали по эмалированному полу. В круглой стене было множество дверей, и сестра подвела их к той, на которой была воспроизведена из чеканного золота в миниатюре гигантская эмблема вывески. Сестра отворила дверь и пропустила их вперед. Колен толкнул вторую дверь, массивную и прозрачную, и они оказались в кабинете. Стоя у окна, профессор, вооружившись зубной щеткой, покрывал свою бородку благовонным экстрактом опопанакса. Он обернулся на шум и, протянув руку, двинулся навстречу Хлое.
— Ну, так как же вы себя сегодня чувствуете?
— Эти пилюли ужасны, — сказала Хлоя.
Профессор потемнел в лице и стал похож на мулата.
— Досадно, — пробормотал он. — Впрочем, так я и думал.
С минуту он постоял, размышляя, потом заметил, что все еще держит в руке зубную щетку.
— Возьмите, — сказал он Колену, протянув ему щетку. И добавил, повернувшись к Хлое. — Садитесь, детка.
Д’Эрьмо обошел вокруг своего письменного стола и тоже сел.
— Видите ли, — сказал он ей, — у вас что-то с легким, точнее, в легком. Я надеюсь, что это… — Он оборвал фразу и резко встал. — Да чего попусту болтать, идемте со мной. А вы, — добавил он, обращаясь к Колену, который решительно не знал, что ему делать с зубной щеткой, — положите ее, куда хотите.
Колен хотел было пойти вслед за Хлоей и профессором, но не смог, пока не отодвинул невидимую, но плотную пелену, которая вдруг оказалась между ними. Он почувствовал странное теснение в груди, и сердце его забилось с перебоями. Он сжал кулаки, силясь прийти в себя. Собрав всю свою волю, он все же ухитрился сделать несколько шагов, и как только он коснулся руки Хлои, все разом прошло.
Профессор вел Хлою за руку. Они вошли в небольшой кабинет с белыми стенами и хромированным потолком. Какой-то приземистый, сверкающий полированным металлом аппарат занимал целиком одну из стен.
— Вам лучше сесть, — сказал профессор. — Это не займет много времени.
Напротив аппарата висел экран из червонного серебра в хрустальной раме, и только одна черная эмалированная ручка посверкивала на цоколе.
— Вы хотите присутствовать? — спросил профессор Колена.
— Да, если можно, — ответил Колен.
Профессор д’Эрьмо повернул ручку. Свет из кабинета убегал ярким потоком в щель под дверью и в вентиляционную решетку над аппаратом, и постепенно экран осветился.
XXXIX
Профессор д’Эрьмо ободряюще похлопывал Колена по спине:
— Да вы не огорчайтесь, старина. Может, обойдется.
Колен стоял, не поднимая глаз, вид у него был раздавленный. Хлоя держала его под руку. Она изо всех сил старалась казаться веселой.
— Ну, конечно, — сказала она. — Должно же это когда-нибудь пройти…
— Наверное, — пробормотал Колен.
— Короче говоря, — заключил профессор, — если она будет точно выполнять мои назначения, то ей, вероятно, станет лучше.
— Вероятно, — повторил Колен.
Они стояли втроем в круглом белом вестибюле, и голос Колена, отражаясь от потолка, звучал словно издалека.
— Как бы то ни было, — добавил д’Эрьмо, — я пошлю вам счет.
— Само собой разумеется, — сказал Колен. — Благодарю вас за ваши хлопоты.
— Если дело не пойдет на поправку, вы снова ко мне придете. Остается еще возможность оперативного вмешательства, которую мы пока даже не обсуждали…
— Да, конечно, — сказала Хлоя, стиснув локоть Колена, и на этот раз она зарыдала.
Профессор обеими руками подергивал бородку.
— Весьма досадно, — сказал он.
Воцарилась тишина. Сквозь прозрачную дверь они увидели, как появилась медицинская сестра и дважды коротко постучала. В толще двери вспыхнули зеленые буквы указателя: «Войдите».
— Приехал какой-то месье, — доложила она. — Он просит передать, что Николя уже здесь.
— Благодарю вас, Шлюха, — сказал ей профессор. — Вы свободны.
И сестра удалилась.
— Ну, что ж, — пробормотал Колен. — До свидания, профессор д’Эрьмо.
— Несомненно, — сказал профессор. — До свидания, лечитесь… Постарайтесь куда-нибудь уехать…
XL
— Что, плохо? — спросил, не поворачивая головы, Николя, прежде чем машина тронулась с места.
Хлоя все еще рыдала, уткнувшись в белый мех, а Колен выглядел как мертвец. Запах тротуаров заметно усиливался, испарения эфира обволокли всю улицу.
— Поехали, — сказал Колен.
— Что у нее? — снова спросил Николя.
— Самое скверное…
Тут Колен сообразил, что он говорит, и взглянул на Хлою. Он так любил ее в эту минуту, что готов был убить себя за неосторожно вырвавшиеся у него слова. Хлоя, забившись в угол сиденья, кусала себе пальцы. Ее шелковистые волосы упали ей на лицо, а меховая шапочка валялась под ногами. Она вся исходила в плаче, будто грудной младенец, только плач этот был беззвучный.
— Прости меня, Хлоя, я чудовище.
Колен придвинулся к ней и прижал ее к себе. Он целовал ее бедные, обезумевшие глаза и слышал глухие и редкие удары своего сердца.
— Мы тебя вылечим, — сказал он. — Я только хотел сказать, что для меня нет ничего ужаснее, чем видеть тебя больной, какой бы ни была твоя болезнь…
— Мне страшно, — сказала Хлоя. — Он наверняка сделает мне операцию.
— Нет, — сказал Колен. — До этого дело не дойдет, ты вылечишься.
— Что у нее? — снова спросил Николя. — Я могу чем-нибудь помочь?
Он тоже выглядел крайне несчастным. От его обычной самоуверенности не осталось и следа.
— Хлоя, милая моя Хлоя, — умолял Колен, — успокойся!
— Конечно, — сказал Николя, — она очень быстро вылечится.
— Нимфея… — произнес Колен. — Подумать только!{54} Где она могла ее схватить?
— У нее нимфея? — с недоверием переспросил Николя.
— Ну да, нимфея, или, если угодно, водяная лилия, в правом легком. Профессор сперва думал, что там всего лишь какой-то зверек. Но оказалась нимфея. Мы видели ее на экране. Она уже довольно большая, но в конце концов с ней, наверное, все же удастся справиться.
— Разумеется, — сказал Николя.
— Вы не представляете себе, что это такое, — рыдала Хлоя. — Мне так больно, когда она там колышется!
— Не плачьте, — сказал Николя. — Слезами горю не поможешь, а вы только устанете.
Машина тронулась. Николя медленно вел ее, пробираясь через нагромождения домов. Солнце постепенно исчезало за деревьями, и ветер свежел.
— Доктор советует ей уехать в горы, — сказал Колен. — Он уверяет, что холод убьет эту мерзость.
— Она подцепила ее во время нашего путешествия, — сказал Николя. — На той дороге было полно всякой дряни этого рода.
— А еще он сказал, что вокруг Хлои все время должны быть цветы. Это испугает нимфею.
— А зачем ее пугать? — спросил Николя.
— Чтобы она не зацвела. Не то она даст новые побеги, — ответил Колен. — Но мы этого не допустим.
— В этом и состоит все лечение? — спросил Николя.
— Нет, не все.
— А еще чте?
Колен ответил не сразу. Он чувствовал, как Хлоя плачет, уткнувшись ему в плечо, и ненавидел ту пытку, на которую он вынужден ее обречь.
