Борис Виан - Пена дней
— Трудно сказать. — Он засунул в свою седую шевелюру длинные пальцы с завитыми ногтями. — Это средство применяется в разных случаях, но вот растение от него очень скоро погибло бы.
— Так, — сказал Колен. — Сколько я вам должен?
— О, это стоит очень дорого. Вам следовало бы меня оглушить и смыться, не заплатив.
— Ну, для этого я слишком устал…
— Тогда с вас два инфлянка.
Колен вытащил бумажник.
— Да это же просто грабеж! — сказал аптекарь.
— Мне все равно, — сказал Колеи упавшим голосом. Он заплатил и двинулся к выходу. Шик — за ним.
— Вы оба просто идиоты, — сказал аптекарь, провожая их к двери. — Я стар и не смог бы оказать сопротивления.
— Мне некогда, — пробормотал Колен.
— Это неправда, — сказал аптекарь. — А то вы не стали бы так долго ждать.
— Теперь у меня уже есть лекарство, — сказал Колен. — До свидания, месье. — Он шел по улице, срезая углы, чтобы не расходовать сил понапрасну.
— Знаешь, — снова начал Шик, — даже если я не женюсь на Ализе, это вовсе не значит, что я с ней расстанусь.
— Мне нечего тебе сказать, — ответил Колен. — В конце концов, это твое дело.
— Такова жизнь, — заключил Шик.
— Нет, — сказал Колен.
XXXVI
Ветер прокладывал себе путь сквозь кроны деревьев и вырывался на простор, пропитанный запахами лопающихся почек и цветов. Прохожие выше подняли головы и дышали глубже, потому что воздуха было хоть отбавляй. Солнце медленно разворачивало лучи и, изгибая их дугой, осторожно направляло в те места, куда само не могло проникнуть. Однако, падая на темные стороны вещей, оно, словно спрут, верным точным движением отдергивало свои золотые щупальца. Его огромный пылающий каркас неторопливо приближался к зениту, потом замер в неподвижности, выпаривая континентальные водоемы, а башенные и стенные часы города пробили три раза.
Колен читал Хлое роман. Это был роман о любви со счастливым концом. Он как раз дошел до того места, где герой и героиня стали писать друг другу письма.
— Какая длинная история, — сказала Хлоя. — В жизни все происходит куда быстрее…
— А у тебя большой опыт в таких делах?
Колен больно ущипнул кончик солнечного луча, который так и норовил угодить Хлое в глаз. Луч вяло съежился и заскользил по мебели.
Хлоя покраснела.
— Нет, никакого опыта у меня нет… — сказала она застенчиво, — но так мне кажется…
Колен захлопнул книгу.
— Ты права, Хлоя. — Он встал и подошел к кровати. — Сейчас надо принять лекарство.
Хлоя вздрогнула.
— Так не хочется… Это обязательно?
— По-моему, да. Сегодня вечером ты пойдешь к доктору, и мы наконец узнаем, что у тебя. А сейчас прими пилюлю. Потом он, может быть, назначит тебе что-нибудь другое…
— Ты не знаешь, до чего это ужасно, — сказала Хлоя.
— Будь умницей!
— Когда я проглатываю эту пилюлю, у меня в груди будто два зверя рвут друг друга на части. А потом неправда, что всегда надо быть умницей.
— Конечно, не всегда, но иногда надо. — Колен открыл маленькую коробочку.
— Какой у них противный цвет! — воскликнула Хлоя. — И они так дурно пахнут!..
— Они какие-то странные, не спорю, но принимать их необходимо.
— Погляди-ка! Они сами двигаются, и эта их полупрозрачная оболочка… они, наверное, живые.
— Ты их запьешь водой, так что долго они не проживут!
— Глупости! А может, они рыбы?
Колен рассмеялся.
— Вот ты заодно и позавтракаешь. — Он наклонился к ней и поцеловал ее. — Ну, пожалуйста, прошу тебя!
— Хорошо. Но за это ты меня поцелуешь.
— Конечно, — сказал Колен, — если тебе не противно целоваться с таким уродом, как я.
— Ты, правда, не очень-то красивый, — поддразнила его Хлоя.
— Я не виноват. — Колен опустил голову. — Я недосыпаю.
— Поцелуй меня, Колен. Я очень злая. Давай я приму за это две пилюли.
— С ума сошла! — воскликнул Колен. — Только одну. Ну, глотай!
Хлоя зажмурилась, побледнела и прижала руку к груди.
— Готово, — произнесла она с трудом. — Сейчас начнется.
У корней ее шелковистых волос выступила испарина.
Колен сел рядом с ней и обнял ее за плечи. Хлоя обеими руками стиснула его руку и застонала.
— Успокойся, ну, пожалуйста, — сказал Колен. — У нас нет другого выхода.
— Мне больно… — прошептала Хлоя.
Из-под ее век выкатились две слезы, такие же огромные, как глаза, и, упав, оставили холодный след на ее округлых, нежных щеках.
XXXVII
— Совсем нет сил… — прошептала Хлоя. Она опустила ноги на пол и попробовала встать. — Ничего не получается, я вся какая-то ватная.
Колен подошел к ней и приподнял ее. Она обхватила его за плечи.
— Держи меня, Колен, я сейчас упаду…
— Ты устала от лежания, — сказал Колен.
— Нет, это из-за пилюль твоего старого аптекаря.
Она снова попыталась стать на ноги, но пошатнулась. Колен поддержал ее, но она, падая, увлекла его за собой на кровать.
— Мне так хорошо… — сказала Хлоя. — Обними меня. Мы очень давно не были вместе!..
— Не надо, — сказал Колен.
— Нет, надо! Поцелуй меня. Я жена твоя или нет?
— Жена, — подтвердил Колен. — Но ты не здорова.
— Я в этом не виновата, — сказала Хлоя, и губы ее дрогнули, словно она вот-вот заплачет.
Колен наклонился к ней и стал целовать ее так бережно, как целовал бы цветок.
— Еще, — сказала Хлоя, — и не только лицо… Выходит, ты меня больше не любишь? Ты больше не хочешь меня любить, как жену?
Он крепко прижал ее к себе. Она была теплой и благоухающей. Флакон духов, вынутый из коробки, обтянутой белым шелком.
— Да, — сказала Хлоя, вытянувшись, — еще…
XXXVIII
— Мы опоздаем, — предупредил Колен.
— Не важно, — сказала Хлоя. — Переставь часы.
— Ты правда не хочешь поехать на машине?
— Правда. Я хочу пройтись с тобой по улицам.
— Но это далеко!
— Не важно, — сказала Хлоя. — Когда ты меня… целовал, ко мне вернулись силы. Мне хочется идти пешком.
— Тогда я попрошу Николя заехать за нами. Ладно? — предложил Колен.
— Ну, если хочешь…
Чтобы пойти к доктору, Хлоя надела нежно-голубое платье с очень глубоким остроконечным вырезом, а поверх накидку из рыси и шапочку из того же меха. Туфли из крашеной змеиной кожи завершали ансамбль.
— Пошли, кошка, — сказал Колен.
— И вовсе не кошка, а рысь.
— Это слово рычит.
Они вышли из спальни. У окна Хлоя остановилась.
— Что такое? Здесь не так светло, как обычно?..
— Тебе кажется, — сказал Колен. — Смотри, сколько солнца…
— Нет, — настаивала Хлоя. — Я отлично помню, что раньше солнце доходило вот до этого места на ковре, а теперь доходит только досюда…
— Это зависит от часа дня.
— Нет, не зависит, потому что был тот же час!..
— Проверим завтра в это время.
— Нет, ты погляди, оно доходило до седьмой черты, а теперь только до пятой…
— Идем, мы опаздываем.
Проходя мимо большого зеркала в выложенном плитками коридоре, Хлоя улыбнулась своему отражению. Не может быть, чтобы она серьезно заболела. Они теперь часто будут вместе гулять. Он научится экономить. У них пока еще хватит инфлянков, чтобы жить без забот. А потом он пойдет работать…
Звякнул язычок замка, и дверь за ними захлопнулась. Хлоя взяла Колена под руку. Она шла короткими легкими шагами, два ее шага соответствовали одному шагу Колена.
— Как хорошо, — сказала Хлоя. — Солнышко светит, и пахнет деревьями.
— Конечно, — сказал Колен. — Весна!
— Разве? — И Хлоя лукаво улыбнулась.
Они повернули направо и, миновав два длинных строения, вошли в медицинский квартал. Не пройдя и ста метров, они почуяли резкий запах анестезирующих средств. А в ветреные дни он ощущался еще раньше. Тротуар тут стал совсем другим. Он представлял собой уложенную на бетонных опорах решетку из тонких металлических прутьев, тесно приваренных друг к другу. Она прикрывала широкую, но неглубокую канаву, по которой текла смесь спирта с эфиром. Использованные тампоны ваты, перепачканные гноем, сукровицей, а иногда и кровью, неслись в грязном потоке. Сгустки полусвернувшейся крови кое-как подкрашивали эту летучую жижу, которая уносила куски разлагающейся человеческой плоти, вращающиеся вокруг своей оси, как сильно подтаявшие айсберги. Однако эфир забивал все прочие запахи. Под решеткой проплывали и клочья марли, и скомканные бинты, — намокнув, они вяло раскручивали свои уснувшие кольца. Вертикально по фасадам домов в канаву спускались сточные трубы, и достаточно было несколько минут понаблюдать за тем, что из них вываливается, чтобы определить специальность врача, практикующего в этом доме. Из одного сточного жерла выкатился глаз, завертелся волчком и, прежде чем исчезнуть под большим куском разбрюзгшей красноватой ваты, подобной ядовитой медузе, на мгновение уставился на них.