Борис Виан - Пена дней
Прижимая к сердцу ценную находку, он подошел к книготорговцу.
— Сколько вы хотите за этот томик?
Тот взглянул на книгу и усмехнулся:
— Вы его все-таки нашли.
— А что в нем особенного? — спросил Шик с деланным удивлением.
— Ха! — прыснул книготорговец, роняя трубку, которая упала в тазик и погасла.
Он грубо выругался и потер руки, радуясь, что ему больше не нужно держать в зубах эту пакость.
— Я вас спрашиваю… — настойчиво повторил Шик.
Сердце его готово было выпрыгнуть наружу, оно дико, с перебоями колотилось о ребра.
— Ох-ох-ох! — бормотал книготорговец. Он катался по полу, задыхаясь от смеха. — Ну и комик же вы!..
— Послушайте, — растерянно начал Шик. — Объяснитесь, пожалуйста…
— Чтобы получить этот отпечаток пальца, я должен был несколько раз приглашать его выкурить со мной трубку мира, да еще стать заправским фокусником и изловчиться незаметно подменить трубку книгой…
— Все ясно, — сказал Шик. — Раз так, то скажите, сколько вы хотите за эту книжку.
— Недорого, но у меня есть кое-что и получше.
Владелец магазина встал, исчез за невысокой перегородкой, разделявшей пополам торговое помещение, порылся в каком-то ящике и тут же вернулся.
— Вот, — сказал он, швырнув на прилавок брюки.
— Что это такое? — с тревогой прошептал Шик. Им овладело сладостное возбуждение.
— Брюки Партра, — с гордостью заявил книготорговец.
— Как вам это удалось? — Шик был в экстазе.
— Во время лекции, — объяснил книготорговец. — Он даже не заметил. К тому же они в нескольких местах прожжены трубкой…
— Покупаю, — сказал Шик.
— Что именно? — осведомился владелец магазина, — потому что у меня есть и еще кое-что…
Шик прижал руки к груди. Сердце у него сорвалось с цепи — так бешено оно запрыгало.
— Вот, — снова сказал торговец.
Это была трубка, и Шик тут же увидел на ее мундштуке отметину от зубов Партра.
— Сколько? — спросил Шик.
— Вы, конечно, знаете, что в настоящее время он готовит издание двадцатитомной энциклопедии о блевотине со всей иконографией, и у меня будут рукописи отдельных статей…
— У меня не хватит денег, — простонал Шик, сраженный этой перспективой.
— А мне наплевать.
— Сколько вы хотите за эти три предмета? — спросил Шик.
— Тысячу инфлянков, — ответил торговец. — И учтите, это мое последнее слово. Вчера я отказался отдать их за тысячу двести. А вам готов уступить только потому, что вид у вас чокнутый.
Побледнев как полотно, Шик вытащил свой бумажник.
XLIII
— Видишь, — сказал Колен, — мы уже не кладем скатерти.
— Да это не имеет никакого значения, — сказал Шик, — но я все же не понимаю, почему стол такой жирный.
— Не знаю, — рассеянно сказал Колен. — Кажется, его не удается отмыть. Жир все время проступает откуда-то изнутри.
— Скажи, ведь прежде у вас был шерстяной ковер, правда? — спросил Шик. — А этот выглядит хлопчатобумажным.
— Ковер тот же самый. Не думаю, чтобы он изменился.
— Странно, но почему-то мне кажется, что все вокруг как-то уменьшилось и потускнело.
Николя принес жирный суп, в котором плавало что-то вроде гренок. Он налил им по полной тарелке.
— Что это такое, Николя? — спросил Шик.
— Бульон из кубиков, заправленный макаронной мукой, — ответил Николя. — Высший класс!
— А! Вы нашли этот рецепт у Гуффе? — поинтересовался Шик.
— Скажете тоже! Это рецепт де Помиана{59}. Гуффе годится только для снобов, а кроме того, он требует особой кухонной аппаратуры!..
— Но ведь у нас все это есть!
— У нас? — возмутился Николя. — У нас только газ да голодильник, как у всех. Несете черт те что!
— Ну ладно, ладно, — сказал Шик и заерзал на стуле, не зная, как продолжать разговор.
— Хочешь вина? — спросил Колен. — У меня в погребе осталось только вот это. Но оно недурное.
Шик протянул свой стакан.
— Позавчера Ализа приходила навестить Хлою. Я, к сожалению, ее не видел. А вчера Николя отвез Хлою в горы…
— Знаю, Ализа мне говорила, — сказал Шик.
— Я получил счет от профессора д’Эрьмо. На большую сумму. Видимо, это толковый врач.
У Колена болела голова. Ему хотелось, чтобы Шик болтал без умолку, рассказывал какие-нибудь истории, неважно, какие, лишь бы говорил. А Шик сосредоточенно глядел на окно. Вдруг он встал и, вынув из кармана складной метр, пошел мерить раму.
— Мне кажется, здесь что-то изменилось, — сказал он.
— Разве? — равнодушно спросил Колен.
— Окно заметно сузилось, и комната тоже…
— Как это может быть? С точки зрения здравого смысла…
Шик не ответил. Он достал записную книжку и карандаш и записал какие-то цифры.
— Ты нашел работу? — спросил он.
— Нет. Но сегодня после обеда меня ждут в одном месте, а завтра в другом.
— А какого рода работу ты, собственно говоря, ищешь?
— О, какую угодно, лишь бы платили деньги. Цветы стоят очень дорого.
— Да, — сказал Шик.
— Кстати, а как твоя работа?
— Меня заменял один тип, потому что я был занят другими делами…
— Начальство не возражало? — спросил Колен.
— Нет, все шло хорошо, он оказался весьма компетентен.
— Ну и что?
— Когда я решил вновь приступить к работе, они сказали, что мой заместитель их вполне устраивает, ну а мне, если я захочу, они могут предложить другое место. Только вот платят там куда меньше…
— Твой дядя больше не будет давать тебе денег, — сказал Колен.
Он произнес эту фразу не в виде вопроса, а утвердительно, настолько это казалось ему очевидным.
— Я уже не смогу у него ничего попросить, — сказал Шик. — Он умер…
— Ты мне этого не говорил…
— Это неинтересно, — пробормотал Шик.
Николя принес явно давно не чищенную сковородку, на которой метались три черные сосиски.
— Придется их есть в таком виде, — сказал он, — я не могу с ними справиться, у них какая-то немыслимая живучесть. Азотной кислоты плеснул, видите, как они почернели, а все равно не сдохли.
Колену удалось пронзить вилкой, как острогой, одну из сосисок, она изогнулась в агонии и замерла.
— Одна готова, — сказал он. — Теперь валяй ты, Шик.
— Попробую, но это не легко.
Поединок затянулся, и Шик заляпал жиром весь стол.
— Черт побери!
— Не имеет значения, — сказал Николя, — дереву жир полезен.
В конце концов Шику все же удалось схватить сосиску, а третью Николя унес на кухню.
— Не пойму, в чем тут дело. Но ведь раньше у вас все было не так, как сейчас?
— Нет, — признался Колен. — Все стало другим. И я ничего не могу поделать. Как проказа! Это началось с того дня, как я разменял последний инфлянк…
— Как, у тебя больше ничего нет?
— Почти, — ответил Колен. — Я заплатил вперед за санаторий в горах и за цветы, потому что мне ничего не надо, лишь бы спасти Хлою. Но и без того все идет как-то наперекосяк.
Шик доел сосиску.
— А теперь я тебе покажу наш коридор, — сказал Колен.
По обеим сторонам коридора в окна было видно по тусклому, бледному, испещренному темными пятнами солнцу. Нескольким тощим пучкам лучей все же удавалось пробиться сквозь стекло, но, касаясь керамических плиток, прежде таких сверкающих, они разжижались и стекали на пол, оставляя за собой длинные влажные следы. От стен несло сыростью. Мышка с черными усиками сделала себе в углу гнездо на сваях. Она уже не могла, как прежде, играть на полу золотыми лучами. Зарывшись в ворох крошечных лоскутков, она вся тряслась, а ее длинные усы слиплись от сырости. Некоторое время ей, правда, удавалось понемногу отскребать керамические плитки, чтобы они сверкали по-прежнему. Но работа эта была чрезмерной для ее маленьких лапок, и она, вконец выбившись из сил и дрожа мелкой дрожью, забилась в свой уголок.
— У вас, что, отопление не работает? — спросил Шик, поднимая воротник пиджака.
— Работает, — ответил Колен, — греет круглые сутки, да что толку. Вот именно тут, в этом коридоре, все и началось…
— Да-а, черт побери! — воскликнул Шик. — Надо пригласить инженера…
— Он был здесь и сразу после этого заболел.
— Ну и ну! Но это как-нибудь наладится.
— Не думаю, — сказал Колен. — Пошли, закончим обед вместе с Николя.
Они пошли на кухню. Она тоже уменьшилась. Николя, сидя за белым лакированным столом, рассеянно ел, читая книгу.
— Послушай, Николя… — начал Колен.
— Да… Я как раз собирался нести вам десерт.
— Не в том дело, — продолжал Колен, — мы его здесь съедим. Речь о другом… Скажи, Николя, ты не хотел бы, чтобы я тебя выгнал?
— Нет!
— А ведь это необходимо. Здесь ты опускаешься. За последнюю неделю ты постарел на десять лет.
— На семь, — уточнил Николя.
