Владимир Кунин - Пилот первого класса

— Почему вы молчите, Виктор Кириллович? — дотронулась до моей руки Катерина.

— Что вы, Катерина Михайловна! Я истошно воплю, только меня, к счастью, никто не слышит.

Я отвез Катерину Михайловну и Ляльку в райздравотдел и поехал в милицию.

В милиции было сумрачно и чисто. У дверей сидели два милиционера и играли в нарды. В углу на этой же скамейке расположился мальчишка лет двенадцати. У него был оторван рукав курточки и широкая ссадина перерезала хитрую веснушчатую физиономию.

За столом, отгороженным деревянным барьером, сидел молоденький младший лейтенант и сосредоточенно разглядывал обложку какого-то журнала.

Когда я подошел к барьеру, младший лейтенант тренированным движением мгновенно спрятал журнал в стол, поправил на голове фуражку и вытянул шею, придав своей детской роже ужасно свирепое выражение.

— В чем дело? — спросил он, сверля меня глазами.

— Как мне повидаться с начальником?

— По какому вопросу?

— Тут звонили в порт, просили приехать, — объяснил я.

— Ах, вы по делу Соломенцева! — хищно протянул младший лейтенант. — Очень приятно.

— Ну уж и «по делу»... — засомневался я.

— А вы как думали? — мстительно проговорил этот сердитый юноша и крикнул одному из милиционеров: — Евлампиев! Доложи товарищу капитану!

Пришел усталый пожилой человек — капитан милиции. Он вежливо поздоровался со мной и сказал младшему лейтенанту:

— Серебряков, ну-ка дай акт на Соломенцева.

Младший лейтенант вскочил, протянул капитану акт и покосился на сидящего в углу мальчишку. Мальчишка нахально ухмылялся.

Капитан тоже увидел мальчишку, повернулся к младшему лейтенанту и скучно, с нотками безысходности в голосе, видимо, в сотый раз повторяя одно и то же, сказал:

— Серебряков, ты его дома выпороть можешь?

Младший лейтенант тянулся и молчал.

— Чего ты его сюда таскаешь? — спросил капитан. — Ему же здесь одно удовольствие. Я тебя спрашиваю, ты ему дома можешь уши надрать?

Младший лейтенант густо покраснел, покашлял и пробормотал:

— Так, товарищ капитан... Некогда все. Дежурю...

— Я тебе специально выходной дам. Отлупишь?

— Так точно, товарищ капитан! Отлуплю.

— А сейчас гони, чтобы духу его здесь не было!

— Слушаюсь!

К сильному неудовольствию мальчишки, он тут же был выброшен на улицу могучей рукой Евлампиева, а капитан повернулся ко мне и сокрушенно проговорил:

— Братья... — И показал глазами на младшего лейтенанта и на дверь, куда только что выпихнули мальчишку. — Вот взгляните, — сказал капитан и подал мне акт. — Актик прямо на пятнадцать суток.

Я стал читать акт.

— Евлампиев! — сказал капитан. — Ну-ка приведи гражданина летчика. Пускай он посмотрит в глаза своему старшему товарищу!

— А он в камере? — спросил я.

— А как же? Со вчерашнего. Все честь по чести... — чуточку горделиво сказал капитан.

Привели Соломенцева. Китель на Димке был расстегнут.

— Полюбуйтесь! — сказал капитан.

— Здравствуйте, Дмитрий Иванович, — с почтительной серьезностью поздоровался я с Димкой.

Наверное, меньше всего Димка ожидал увидеть меня. Он приподнял свои рыжие брови, округлил глаза и почесал нос. А потом кашлянул и растерянно поклонился мне.

Краем глаза я заметил, что капитан и младший лейтенант переглянулись. Наверное, после того как я так серьезно приветствовал Димку, у них у обоих промелькнула мысль, что чего-то они недоглядели. А что, если это переодетый принц Уэльский?

Но я поднял акт вверх, потряс им и сказал:

— Я все понимаю, товарищ капитан. То, что произошло, возмутительно! И никакого оправдания Дмитоий Иванович не заслуживает...

— Еще бы, — обрадовался капитан. — Какое тут оправдание?!

Это не принц Уэльский! Кого надо, того и арестовали.

Младший лейтенант смотрел на, Димку и презрительно усмехался. После истории с братцем младшему лейтенанту было приятно, что, кроме него, кто-то оказался в еще более дурацком положении.

— Тем более, — продолжил я, — что Дмитрий Иванович — личность незаурядная...

Капитан и младший лейтещнт посмотрели на меня: неужели все-таки принц Уэльский?..

— И все, что случилось, попросту недостойно Дмитрия Ивановича Соломенцева — повернулся я к капитану, — лучшего летчика нашего подразделения.

Теперь я решил обращаться только к капитану. Младший лейтенант должен быть убит рикошетом. Он уже перестал улыбаться, а на лице капитана отразилось какое-то неясное беспокойство.

— Ведь положа руку на сердце, товарищ капитан, Дмитрий Иванович — наш маяк! Наша путеводная звезда. Верно ведь, Дмитрий Иванович?

И тут впервые в жизни я увидел, как человек вспотел прямо у меня на глазах! А я-то думал, что это явление из области литературных преувеличений.

Я вспомнил почти все, что вкручивал Димка сторожихе той ночью, когда я прилетал к ним в колхоз, и сказал:

— Ах, товарищ капитан! Я мог бы многое рассказать об этом человеке!.. Самый сложный рейс — Соломенцев! Самый опасный вылет — Соломенцев! Полеты на бреющем... Спасение умирающих — все Соломенцев и Соломенцев!..

Димка был близок к обмороку.

Младший лейтенант снял фуражку и стал ею томно обмахивать себя, словно старая дама веером из страусовых перьев.

Капитан, наверное, думал: «Ну черт с ним, пусть меня уволят. Что я, на пенсию не проживу, что ли?.. Хоть огородиком всерьез займусь».

— Знаете, как у нас? — невозмутимо продолжал я. — Погоды нет, видимость ноль, а Соломенцев летит... Так ведь, Дмитрий Иванович?

Димка поднял умоляющие глаза на меня. На его лице из-под загара приступили красные пятна. Но я только сочувственно улыбнулся ему и закончил:

— А Соломенцев летит и не знает, вернется ли он живой из этого рейса!..

Капитан был совершенно раздавлен героической биографией Димки. Но он был человеком сильным и нетрусливым и поэтому все-таки нашел в себе мужество сказать:

— Это конечно... Это мы все понимаем... Работа у вас такая. И мы за это даже очень уважаем Дмитрия Ивановича. Но вы и нас поймите...

— А как же! — немедленно подхватил я, почувствовав, что в последних словах голос капитана слегка окреп.

Он все-таки был настоящим человеком. В конце концов, ему плевать, принц ты Уэльский или не принц! Закон есть закон.

— А как же! — горячо сказал я. — Мы это дело без последствий не оставим!.. Но вы уж разрешите, так сказать, домашним способом. Как с предыдущим товарищем...

Я по-свойски подмигнул капитану и показал глазами на младшего лейтенанта, а потом на дверь, куда выкинули его младшего братца.

Капитан приободрился, улыбнулся вымученной улыбкой и строго сказал младшему лейтенанту:

— Выдайте товарищу его вещи.

Младший лейтенант стал суетливо доставать из сейфа Димкины вещи.

— Вот проверьте, пожалуйста, — хрипло сказал младший лейтенант.

Димка трясущимися руками распихал все по карманам, застегнул китель и надел фуражку.

— Галстучек забыли-с... — сладко заметил я.

Он торопливо сорвал с головы фуражку и стал надевать галстук.

Я протянул капитану руку:

— Спасибо большое, товарищ капитан. Будьте спокойны, больше это никогда не повторится. Всего хорошего. Идемте, Дмитрий Иванович.

Мы вышли из милиции и молча направились к мотоциклу. Нужно было еще заехать в райздравотдел за Катериной Михайловной и Лялькой.

Я завел мотоцикл и сел за руль. Димка устроился сзади. Но прежде чем тронуться с места, я повернулся к Димке и деловито спросил:

— Я все правильно говорил? Ничего не напутал?

КАТЕРИНА

Степная дорога только на вид казалась ровной и гладкой. Мотоцикл подбрасывало, трясло и на поворотах окутывало мягкой бархатной пылью.

Мы с Лялькой сидели в коляске. Дима — сзади Виктора Кирилловича, прятал голову за его плечо и устало отплевывался.

Азанчеев бережно притормаживал на каждой выбоине, и я видела, как один раз он грустно подмигнул Ляльке. Я сидела и смотрела в отодвигающуюся линию горизонта и только изредка взглядывала на Азанчеева и, сама уж не помню, за что-то выговаривала Ляльке. А по бокам дороги росли какие-то неведомые пыльные цветы.

Почему он молчит? Не сейчас именно, а вообще... Почему он мне ничего не хочет сказать?.. Это ужасно! Боже мой, все понимать друг про друга недостаточно. Это нужно хотя бы раз услышать... Не в подтверждение того, что ты так давно уже и сама понимаешь. Просто эти слова, голос, произносящий их, могут стать решающим, поворотным моментом... Что со мной? Что со мной?.. Почему они оба молчат? Ну пусть это уже произойдет. Они же оба все понимают... Почему они ждут? Чего ждут?..

Мотоцикл чихнул два раза и замолк. Какое-то время мы по инерции еще катились по дороге, почти бесшумно рассекая толстый слой пыли. Пыль плескалась перед передним колесом, и я подумала, что вот так, в тишине и спокойствии, мягко переваливаясь через малейшие неровности дорог, я могла бы катиться годы. Лишь бы это было именно так...