Аля Аль-Асуани - Чикаго

Она любит Тарика, окружает материнской заботой и лаской, запоминает расписание его лекций и проживает с ним его жизнь минуту за минутой, смотрит на часы, улыбается и думает: вот сейчас у него закончилась лекция, и представляет, как он идет в лабораторию. Она звонит ему на мобильный телефон по нескольку раз в день. Не в силах справиться с тоской, она шлет ему сообщения, чтобы только успокоиться. По воскресеньям она готовит ему еду и точно помнит, что он любит: плов, бамью, картошку, запеканку из макарон и сладости — Умм Али, махалабею[16] и рисовый пудинг. Слава Богу, мать научила ее готовить так, что он не нахвалится. Тарик не раз говорил ей, с наслаждением поглощая блюда:

— Какая ты умница, Шайма!

Ей так нравилось, когда он это говорил. Она забывала на радостях о часах, которые простояла над плитой. Она благодарила, заливаясь краской от смущения, и смотрела на него внимательно, как будто говорила:

— Это еще что! Вот когда мы поженимся!

Ночью, лежа в постели, Шайма начинает фантазировать. Видит себя сидящей в белом платье на троне для новобрачных. Какой будет их свадьба? Большой праздник с популярными музыкантами и десятками гостей? Или тихий ужин в семейном кругу? Где они проведут медовый месяц — в Шарм-эль-Шейхе или Марса Матрухе? Говорят, в Турции красиво и недорого. Где они будут жить после свадьбы — в Каире или в Танте? Сколько у них будет детей? И разрешит ли он назвать их в честь ее родителей — Аиша и Мухаммади?

Хотя Шайма была счастлива оттого, что в ее жизни появился Тарик, его поведение казалось ей странным: он заботился о ней, хотел видеть рядом и обращался с ней нежно, но вдруг без видимой причины становился грубым, как будто в него вселялся бес, кричал на нее и раздражался из-за каждого пустяка. В такие моменты она молчала и никак не реагировала, следуя совету матери, которая говорила, что мудрая женщина никогда не вступает с мужчиной в спор на равных, но ласкова с ним и ублажает его, как сказано в Священном Коране. И не потому, что у нее нет достоинства, а потому что если женщина ответит на обиду тем же, ссора обернется кошмаром. А если промолчит, то мужчине станет совестно, он потеряет сон и подойдет к ней с извинениями. Однако приступы его гнева не слишком тревожили Шайму. Она каким-то образом понимала, что он злится не на нее, а на свои чувства к ней, как будто эти ссоры помогают ему сопротивляться любви. Она испытывала от этого даже некоторую удовлетворенность, потому что ссоры были ни чем иным, как пробой супружеской жизни, и доказывали, что все к ней и идет.

Но они ходили вместе уже долгое время и стали во всем близки друг другу, а он до сих пор не обмолвился ни о своей любви, ни о свадьбе. Вот от чего она действительно потеряла покой. Хотя опыта в любовных делах у Шаймы не было (за исключением тихой безответной любви к соседскому мальчику в первом классе), она была уверена, что Тарик не прав. Если он ее любит, почему не признается ей в этом? Тарик — отличник, серьезен и богобоязнен. Не может быть, чтобы он хотел просто развлечься с ней. Он ее уважает, ведь до сих пор он не посмел дотронуться до нее, хотя дважды (даже трижды) они случайно прикасались друг к другу в часы пик в метро. Почему же он молчит? Боится ответственности? Или он настолько неотесан, что не знает, как подступиться к женщине?! Может, хочет проверить ее, прежде чем вступить в брак? А может, у него уже есть невеста в Египте, он снял обручальное кольцо и водит Шайму за нос? Или, что хуже всего, он еще не решил? Может, он сомневается, достойна ли она быть матерью его детей? Оба они из консервативных религиозных семей, и, возможно, он считает ее дружбу с ним признаком испорченности? Ужас! Он должен понимать, что она дружит с ним, потому что они в чужой стране и обстоятельства ее исключительные. Если бы они встретились в Египте, то он смог бы обменяться с ней лишь парой слов, как любой другой коллега. Что же он молчит? Она намекала ему и не раз подводила к серьезному разговору, но он как будто не замечал этого. О Боже! Все, о чем она мечтает, — это одна-единственная фраза: «Шайма, я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой». Неужели так трудно это произнести?

Со вчерашнего дня Шайма жила в тревоге. А этим утром, проснувшись, она приняла решение — пойдет сегодня на факультет, чтобы проверить опытные образцы, а после встретится с Тариком в Линкольн-парке, где они обычно обедают по субботам. «Я не могу больше медлить. Сегодня разрешу все сомнения», — думала Шайма. Подняв подбородок и сжав губы, она быстро спустилась в метро. Через несколько минут она уже была на месте. Тарик, как всегда, сидел на мраморной скамейке рядом с фонтаном. Он обрадовался ей, она же ответила сдержанно, постелила на скамью голубую скатерку, аккуратно разложила на картонные тарелочки бутерброды и сладости и поставила рядом термос с мятным чаем. Тарик проглотил два больших бутерброда один за другим, первый с курицей и маринованными оливками, второй с яйцом и бастурмой, затем с удовольствием выпил стакан мятного чая и сказал, жадно смотря на тарелку махалабии с изюмом и кокосовой стружкой:

— Какая же ты умница, Шайма! Как всегда, очень вкусно.

Она сразу приступила к своему плану:

— Ты читал толкования шейха аль-Шаарави?

— Смотрел в Египте по телевизору.

— Тебе обязательно нужно прочитать. Я привезла с собой и листаю каждый вечер.

— Шейх аль-Шаарави был великим ученым.

— Да будет ему милость Божья. Господь даровал ему способность растолковать величие ислама.

— Да благословит его Аллах.

— В исламе уделяется внимание и глобальному, и мелочам жизни.

— Так и есть.

— А ты знаешь, что ислам говорит о любви?

Тарик повернулся к фонтану и стал смотреть на падающую воду.

— Ислам поощряет любовь, если она не ведет к греху, — продолжала она.

Тарик вздохнул, казалось, он нервничал. Она же не отступала:

— Шейх аль-Шаарави издал фетву[17] о том, что любовь между юношей и девушкой не является грехом, если они хотят вступить в брак.

— Понятно.

— А ты как думаешь?

— Кстати, Шайма… Я обнаружил совсем недорогую пиццерию на Раш-стрит.

Она посмотрела на него со злостью:

— Почему ты переводишь разговор на другую тему?

— Какой разговор?

— Об аль-Шаарави.

— А что с ним?

— Он утверждает, что любовь не является грехом, если люди вступают в брак.

— Ты повторяешься. Я не понимаю, какое это имеет к нам отношение? — сказал он резко.

Зависла неприятная пауза, было слышно только журчание воды в фонтане и крики мальчишек, играющих поблизости. Вдруг она встала и сказала, собирая вещи обратно в сумку из пальмовых листьев:

— Я возвращаюсь в общежитие.

— Зачем?

— Вспомнила, что завтра у меня экзамен.

— Подожди немного. Еще рано, и погода такая хорошая.

Она посмотрела на него с ненавистью, поправила пальцем очки и сказала, волнуясь:

— Наслаждайся один.

— Подожди! Шайма! — крикнул Тарик, чтобы остановить ее, но она стремительно удалялась. Он встал, чтобы побежать за ней, но тут же сел на место и продолжал следить за ней взглядом, пока она не затерялась в толпе.

12

Несмотря на почтительный страх, который Ахмед Данана пытался вызвать у окружающих, при ближайшем рассмотрении становилось очевидно, что у него чисто бабский характер. Он вовсе не был женоподобен, нет такого греха, он был рожден полноценным мужчиной, но… Его полное гибкое тело, на котором не видно мускулов, манера поднимать брови при удивлении, поджимать губы и в гневе упирать руки в бока, а также страсть к подробностям, секретам и сплетням, болтливость, привычка изъясняться двусмысленно, манера расцеловывать в щеки при встрече и осыпать ласковыми словами вроде «душечка», «сердце мое» — все это делало его похожим на женщину. Женственность он унаследовал от матери хаджии Бадрии, да будет Аллах к ней милостив. Необразованная, не умевшая даже читать, она была особой энергичной и упрямой, держащей в своем железном кулаке весь дом — четверых сыновей, двух дочек и мужа. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы подчинить любого члена семьи, особенно мужа, который со временем все больше походил на ее личного секретаря или услужливого подчиненного. Данана впитал в себя личность матери настолько, что стал, не отдавая себе в том отчета, особенно в волнении, повторять ее манеру говорить, ее интонации, взгляд и жесты. После ссоры с Марвой и пощечины Данана, как женщина, начал плести козни: перестал с ней разговаривать, при каждой встрече надувал губы и бросал на нее презрительный взгляд, вскидывал руки вверх и громко вздыхал: «О Господи!» После омовения он проходил к коврику для моления мимо Марвы, сидевшей у телевизора, и отпускал в ее адрес ругательство.

Так он мстил жене. А за что он мстит ей? И не должен ли он, после того как ударил ее, просить прощения? Если кто-то спросит об этом, мы ответим: Данана — человек, который никогда себя ни в чем не упрекает, считает себя всегда правым и у которого всегда виноват другой. Он верит, что единственным его недостатком является доброта души, которой злые люди — а таких немало — пользуются в своих интересах. Он твердо убежден, что Марва ошибалась на его счет, что это она напала на него, и он вынужден был ее ударить. Да и что плохого в том, если время от времени он будет давать ей легкие пощечины, чтобы привести ее в чувство? Разве по шариату мужчине не разрешается бить жену в воспитательных целях? И что такого, если он одалживает деньги у ее отца? Разве жена не должна быть опорой своему мужу? Разве Хадиджа[18], да будет доволен ею Аллах, не помогала деньгами своему мужу, самому достойнейшему из людей? Марва совершает в отношении его огромную ошибку, и она должна будет извиниться перед ним. Прояви он сейчас слабость, она совсем распустится, и он потеряет над ней власть. А что она жалуется на его грубое обращение с ней в постели, так он может заверить, что это всего лишь женские капризы. У женщины удовольствие и боль настолько неразделимы, что в момент наивысшего наслаждения она кричит так, будто ее режут. Все, на что женщина жалуется в сексе, на самом деле приносит ей удовольствие. От своего друга Данана слышал мнение, которое его полностью убедило: все женщины в глубине души желают быть изнасилованными в грубой форме. Женщина именно этого и хочет, даже когда демонстрирует обратное. Женщина — темное, противоречивое существо, которое трудно понять. Она говорит «нет», а подразумевает «да». И, как сказал древний поэт, «сопротивляются они, а сами желают». Воистину, у женщин короткий ум и слабая вера. Мужчина же достоин того, чтобы жизнь женщины была подчинена ему. Он должен владеть женщиной, вести ее по жизни и в то же время никогда не доверять ей полностью. Ведь праведные люди оставили столько умных изречений: «Выслушай, что скажет женщина, и сделай наоборот», «Глупца узнают по трем признакам: он дразнит льва, пьет яд, чтобы убедиться, что это отрава, и доверяет свои секреты женщинам» или «Остерегайтесь женщины в гневе и будьте осторожны с ней, когда она добра».