Михаил Климов - Другая дверь
Она между тем, видно не расслышала последней фразы нашего героя, а то бы точно начала возмущаться, смотрела в потолок, и губы её шевелились.
– Нет, никого не знаю… – сказала чуть погодя, – Могу спросить у раввина Теодоровича, он человек учёный и вдруг знает кого-нибудь… Так спросить?
– Спроси, отчего же нет…
Хотя отлично понимал, что тому раввину найти человека, которому нужен специалист по русским антикварным книгам – всё равно, что найти эксперта по иероглифам майя.
Но что делать, как жить дальше, когда кончатся хотя бы завтраки у мадам Шнор, наш герой пока никак не мог придумать. Конечно, был у него зять Володя, с большой кучей денег, но как до того Володи добраться?
– Господин хочет расплатиться за ужин? – на плохом русском языке спросил у него кто-то под ухом.
Та-да-та-там…
Прохоров поднял голову, прямо возле стола стоял представительного вида лысоватый господин, которого наш герой раньше видел на входе и вполне резонно считал хозяином ресторана.
27
Однако такой вариант событий был заранее просчитан и модель поведения выработана:
– Нет, пока нет… – Слава отрицательно покачал головой. – Лучше принесите мне стакан горячего молока…
– Милх? – несколько недоуменно переспросил представительный.
– Милх, милх… – кивнул наш герой.
Затем поискал бумажную салфетку и, не найдя, бросил вслед удаляющемуся хозяину:
– И лист бумаги, пожалуйста…
А пока заказанное несли, Слава ударился в размышления.
О Володе-то он почти забыл последние дни, а помнить надо было бы. Если придумается, как до него добраться, то практически все проблемы, не сразу, конечно, будут решены.
Но тут есть многое непонятное:
Как его искать?
Живьём?
Но добраться до Новой Зеландии в его, Славином теперешнем положении ничуть не проще, чем до Марса или Шамбалы, например…
Написать письмо? На деревню к дедушке?
«Новая Зеландия, господину Владимиру Горностаеву».
Да и сколько идёт письмо? Месяц? Два?
Телеграмма, конечно, быстрее, но всё тот же проклятый вопрос – куда?
Впрочем, кажется ясно, куда…
Какая-то мысль мелькнула в мозгу Прохорова, точная и правильная, решавшая все проблемы. Он ринулся её ловить, потому что не успел зафиксировать, но тут…
– Пожалуйста, ваш заказ…
Слава в бешенстве сверкнул глазами на официанта, который своим появлением прервал такую важную охоту. Вцепиться уроду в аккуратный пробор?
«Но с другой стороны, – удержал себя наш герой, – он-то чем виноват?»
И просто кивнул…
Не очень вежливо, правда…
И попытался вернуться к прерванному занятию, но, как ни старался, не получалось. Тогда он оставил его, исходя из двух моментов: всю жизнь Прохоров считал, что если пришла удачная мысль, но её перебили, и найти столь важную особу не получается, оставь её в покое. Если она реально значимая – вернётся. Если забыл, значит, ощущение важности было ложно.
А второй момент, по которому он отложил столь существенные размышления: пора было приступать к задуманному раньше, а то время, когда его могли и даже должны были выкинуть за дверь, неумолимо приближалось.
Отхлёбывая молоко, он подтянул к себе лист бумаги, достал из кармана ручку и написал на нём:
«В Берлине 1913 года никому не нужен эксперт по старым русским книгам. А в иностранных я не разбираюсь или почти не разбираюсь».
Потом подумал немного и добавил ещё одну фразу:
«И ничего другого делать не умею…»
Прохоров поднял голову, мельком посмотрел вокруг: лысоватый хозяин, швейцар и официант по-разному, но внимательно смотрели на него.
Ладно, тогда ещё раз напишем:
«В Берлине 1913 года никому не нужен эксперт по старым русским книгам. А в иностранных я не разбираюсь или почти не разбираюсь… И ничего другого делать не умею…»
Опять посмотреть…
Ага, официант, повинуясь команде хозяина, прошёл мимо, хотя делать ему в том углу было абсолютно нечего. Ну да, посмотреть, как крепится занавеска к стене – это очень важно. А вот зыркнуть, чтобы понять, что делает странный клиент – так, пустяки, нас это не интересует…
Мало вам? Тогда ещё раз…
«В Берлине 1913 года никому не нужен эксперт по старым русским книгам. А в иностранных я не разбираюсь или почти не разбираюсь… И ничего другого делать не умею…»
Даже не поднимая глаз, Слава уловил движение в том краю, где стоял хозяин.
Сработало?
– Это у вас ручка, которой можно писать, не набирая чернил? – вежливо спросил лысоватый.
Надо не забывать, что говорил он на плохом русском, но наш герой его понял. Наверное, потому что какой-то подобной реплики и ждал.
– Именно так… А откуда вы знаете русский?
– Моя бабушка была из Житомира… – отмахнулся хозяин заведения. – А откуда вы взяли такую ручку?
– Это долго рассказывать… – теперь уже отмахнулся наш герой. – Да и не интересно никому…
И хотя говорили они совершенно о другом, но по каким-то интонациям, голосовым, а не смысловым нюансам прекрасно друг друга поняли, потому что следующей репликой хозяина была:
– Сколько стоит? И надолго ли хватает чернил?
Прохоров на глазах лысоватого развинтил ручку и показал, что паста в ней только чуть начата. Это было какое-то хитрое сооружение с толстым стержнем, в прошлый раз заправки хватило на полгода. Правда, Слава не слишком часто писал ею…
– На пару месяцев точно хватит…
– Так сколько?
Тут надо было решить – просить денег или натурой. Правильней было бы денег – нормальная торговая операция. Но вот как торговаться, когда не знаешь расценок ни на что?
Поэтому возьмём натурой:
– Четыре ужина в вашем ресторане… – спокойно, как о чём-то само собой разумеющемся сказал он.
– Три… – без запинки вымолвил хозяин.
– Но сегодняшний не считается… – применил домашнюю заготовку Прохоров. – Он в счёт входит, но три начнем с завтрашнего дня…
– Ну ладно… – покачал головой лысоватый.
Видно, уже был психологически готов к тому, что за сегодняшний ужин с нашего героя не получит.
Он взял ручку и рядом со Славиным воплем души написал несколько слов по-немецки.
Кивнул…
Таким образом, даже не касаясь друг друга, они ударили по рукам.
Лысоватый, держа ручку на некотором расстоянии от себя, тут же отошёл и что-то сказал швейцару, показывая глазами на нашего героя.
Потом что-то шепнул официанту.
А Прохоров встал, достал из кармана, оставшийся с прошлой жизни пакетик бумажных салфеток, вытащил одну и вытер ей губы. Потом медленно побрел в сторону Кантштрассе.
Надо было всё-таки попробовать вспомнить какую-то хорошую мысль о Володе, которая мелькнула в голове.
28
Проснулся он поздно, потому что практически всю ночь не спал. Ворочался с боку набок, думал, искал ответы и не находил.
Как устроиться в этом мире?
Как заработать денег?
Как добраться до Володи?
И в самом углу, но постоянно – ведь где-то недалеко ходит Надежда, и пусть это недалеко – далеко географически, но уж точно в миллион раз ближе, чем каких-то три дня назад…
И никаких ответов не находил…
Поэтому заснул только под утро…
Проснулся поздно, Песи уже не было.
Посмотрел по сторонам…
На столе стоял глечик с молоком, прикрытый сверху тарелкой от кота (отсюда было не видно содержимое, но наш герой точно знал, что там), и что-то издалека напоминающее яйца, сыр и масло – видно, эти продукты кот не любил, поэтому их и не накрыли. Похоже, старуха расщедрилась, потому что ничего этого вчера ему не давали, да и было это, как понимал Прохоров, не самым дешёвым угощением.
Еще он понимал, что ничего из того, что здесь на столе расположилось, кроме молока, ему нельзя. Яйца, сыр и масло – просто возглавляли список основных производителей холестерина в организме и при неумеренном употреблении, по уверению врачей, довольно быстро приводили здорового человека к инфаркту. Интересно, а того, кто уже – куда?
А съесть кусок дрожжевого хлеба для гастритчика – это примерно равнозначно объявлению войны своему желудку.
Слава встал, умылся, прошёл к столу.
Там всё было точно так, как он и предполагал: в кружке молоко, на тарелке – сыр, хлеб и масло. Яйца был сварены вкрутую.
А посреди всего этого богачества лежал его ридер.
И что-то мелькнуло в голове у нашего героя…
Вот оно…
Прохоров пока не мог вспомнить, в связи с чем, но теперь точно знал, что именно с ридером, а точнее с единственным текстом в нём – романом зятя, связана его вчерашняя всерешающая идея-мысль.
Казалось бы, надо схватить, открыть и листать, листать, пока не найдёшь…
Но Слава, словно боясь вспугнуть так внезапно пропадающую и только по своему желанию возвращающуюся мысль, медленно налил себе молока, медленно почистил яйцо, отрезал сыра.
И только после этого включил ридер.
Зарядки оставалось совсем немного, красный огонек ещё не мигал, но линия, показывающая эту самую степень зарядки, была совсем короткой.
