Агнета Плейель - Пережить зиму в Стокгольме
YOU IDIOT, YOU ASSHOLE. Ты идиот, ты козел.
Ее голос был не ехиден, просто невыносимо четок.
Ей захотелось убежать. Да-да, это ревность, она узнала это чувство. Не к живым женщинам. Она ревновала к тому представлению о женщинах, которое имели мужчины, некоторые из них. Ей не хотелось быть лишь представлением. Возможны ли живые встречи людей, встречи обнаженные, не прикрытые представлениями? Определенно, не в нашей земной обыденности. Не в земной любви. Возможно, они происходят в музыке. Они встретились, относясь с уважением к личному пространству, осторожно вовлекли друг друга в совместное повествование. Но разойтись подобным же образом не получилось. Ей следовало снабдить его надежным судном и обеспечить попутный ветер для возвращения домой, а она от расстройства произносит недобрые слова, впрочем, разочарована она, прежде всего, в самой себе. Она встала, но не успела сделать и несколько шагов, как он твердой рукой ее остановил.
LET GO OF ME. Отпусти.
Она попыталась вырваться из его рук.
I AM NOT THE BEAUTIFUL WOMAN YOU ARE LOOKING FOR. Я не та красотка, которую тебе надо.
Он держал ее крепко, потом хватка стала мягче. Она посмотрела ему в глаза. Они ничего не скрывали. Он поцеловал ее мягкими губами и отнес в постель. Позже она вспоминала это, как будто плыла в темном в быстром потоке воды среди скалистых островов и гротов, невероятно глубоких, где на дне шепчет и дышит море. А он шептал ей о поездках, которые они вместе совершат в будущем, которого у них не было. Нашептывал названия островов, куда ее увезет, и лесов, где танцуют вакханки. Она не различала, где его голос, а где журчание закручивающегося водоворота. Он возвращается домой. На краткий отрезок пути он взял ее с собой, но скоро должен оставить. Он уже приближается к дому, видны контуры родных гор. Он отпускает ее. Лежит ничком поперек ее тела и плачет. А может, и не плачет, может, это сухие всхлипы, короткие отрывистые звуки.
Им больше не о чем было говорить. На улице стемнело. Она слышала, как он из другой комнаты вызывает такси. Она не стала вставать, а он не стал заходить к ней перед уходом. Вскоре она услышала, как хлопнула дверь.
ADJÖ. ПРОЩАЙ,
— этого они не сказали друг другу. Не хватало еще одной встречи, чтобы осторожно закончить повествование.
Я НЕ МОГУ,
— сказала она Якобу, который позвонил и предложил встретиться. Похоже, ему это было важно. Он хотел бы увидеться, даже если совсем ненадолго. А что, та тебя не удовлетворяет? — спросила она таким ехидным тоном, что сама поежилась. В трубке молчали. Потом он сказал, нет, отчего же, та его полностью удовлетворяет. Он просто соскучился и хотел бы увидеться с ней перед отъездом, например выпить кофе в кафе. Она не поинтересовалась, куда он уезжает. Мы можем остаться друзьями, сказала она. Друзьями — это слишком мало, ответил Якоб. Потом она сидела, прижав трубку к щеке, и ломала голову, как понимать его слова. Может, как комплимент. Но это был не комплимент, это была любовь. Та часть любви, что принадлежит ей. Она не могла ее принять. Отказываться от встреч с ним казалось тяжелее, чем опрокинуть Гималаи. Перед сном она выпила несколько таблеток снотворного.
–
НАКАНУНЕ РОЖДЕСТВА:
она не думала вылезать из постели в этот день.
I’LL CALL YOU. Я тебе позвоню.
Но все-таки было еще не Рождество. Вечером она позвонила Эмму, чтобы попрощаться. Чтобы сделать это по-человечески. Без оскорблений. Без злых мыслей. Она долго слушала гудки, пока он не ответил. Он был пьян. Раньше она его таким не видела. Слышались голоса и музыка. Его голос казался чужим, но это был он. К нему приехал друг из Сараево, сказал он. Отец друга погиб. А ему удалось выбраться из осажденного города. Теперь он хочет туда вернуться. Эмм пытается его отговорить: какой в этом смысл, отца не вернешь, а в Сараево по-прежнему опасно. Она чувствовала, что он торопится закончить разговор. Музыка на заднем плане орала на полную громкость, так что его слова было трудно разобрать. Наконец она услышала: I’LL CALL YOU — я тебе позвоню, — и они повесили трубки.
ЗАЛИВ ОРСТАВИКЕН
затянул поверхность воды тонким прозрачным ледком с голубоватыми отблесками. У берега торчал замерзший тростник. Подальше виднелась трещина. Она долго шла вдоль воды, несколько часов. Дома раздался звонок — подруга, с которой они давно не виделись, предлагала встретиться, она с радостью согласилась. Вечером они сидели в кафе. Она рассказала, что в августе видела подругу во сне. Они вместе рассматривали рыцарские доспехи, вращающиеся вокруг земли. Какой кошмар, что мы привыкаем к такому состоянию, сказала подруга в том сне.
Она пришла домой совершенно вымотанная и сразу заснула. Проснувшись среди ночи, она увидела, что огонек автоответчика мигает. Вечером она этого не заметила.
I AM READY. THE BOOK IS FINISHED. I AM FINALLY FREE. I FEEL AS IF AN IMMENSE HEAP OF SHIT HAD BEEN CAST OFF MY SHOULDERS. I AM CALLING FROM ARLANDA. MY PLANE WILL LEAVE IN A FEW MINUTES. I KNOW THAT WE WILL MEET, SOMETIME, SOMEPLACE. I LOVE YOU.
Я все сделал. книга закончена. я наконец свободен. чувствую себя, как будто с плеч упала огромная гора дерьма. я звоню из Арланды. самолет взлетает через несколько минут. я знаю, что мы встретимся. Когда-нибудь, где-нибудь. я тебя люблю.
Она закурила и прослушала сообщение Эмма два раза, потом еще пять. Слушала голос, доносящийся из аппарата и уплывающий туда же. Медленно бродила по квартире, не зажигая света.
ВОДА
На кухне она выпила пару стаканов воды.
Долго простояла у мойки, где, как и всегда, на полу было теплое место: внизу, в теле дома, проходила труба водопровода. Уличный фонарь за окном горел неярким голубоватым светом. Она думала о человеке, сидящем сейчас в самолете. Темные дома — далеко под ним. Долины и реки. Города и церкви. Все сливается. Земля под нашими ногами тонка. От жизни до смерти можно докинуть камнем, а может, расстояние и еще меньше.
Зима обещала быть длинной, впереди была большая часть. Она могла бы его любить, но так не сложилось. Единственное, в чем она могла его упрекнуть, так это что он не попрощался нормально. Иногда это сложно. Она походила по комнате. Наконец легла на диван и укрылась одеялом. Никакой музыки. Только стук поездов, изредка проезжающих по мосту. И тишина, которую они оставляют после себя.
Ледяной ветер января и темнота февраля. Потом март и апрель. Она теперь никому ничего не должна. Может, даже собственному ребенку. Сделанного назад не вернешь. Прожитое прожито. Она могла бы выйти на улицу и лечь под одним из голых деревьев, пока еще зима, и земля достаточно холодна — это простой способ умереть. Стоило подумать об этом, и ей стало легче. Она хотела быть свободной — и вот она свободна. Она лежала на диване и смотрела на небо. Черное, беззвездное. Только свобода вокруг, она не находила более подходящего слова для этого ощущения: свобода не только в ней, но и в ее комнате, и в черном и совершенно пустом пространстве за окном. Она не всегда будет свободной, но всегда будет помнить это мгновение.
* * *(ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Через несколько лет, а точнее, почти через четыре года, когда война была окончена и на Балканах воцарился ненадежный и несправедливый мир, они встретились в Амстердаме на конференции по помощи Сараевскому университету. После доклада она спускалась по ступенькам и увидела Эмма. Он сидел довольно далеко в зале. Позже он подошел к ней сам. Они пошли в ресторан у канала Херенграхт. Да, она его вспоминала. Например, когда последний раз закрывала за собой дверь квартиры, переезжая в другую. Она знала, что теперь у него не будет ни ее адреса, ни телефона. Эмм сказал, что искал ее. В отличие от нее, он знал, что они встретятся на этой конференции. А когда сегодня утром он проснулся в отеле, ему показалось, что она стоит в его комнате, что она уже пришла, чтобы остаться с ним. Видение было столь явственно, что ему с трудом удалось себя убедить, что в комнате никого нет. Она заметила, что он постарел, волосы почти совсем поседели. На щеках появились морщины. Я был вынужен уехать так, как я уехал, сказал Эмм. Я не знал, что бывают такие женщины, как ты. Я никогда и ни в ком не видел такой искренности, как в тебе. К тому моменту, когда я это понял, я этим уже злоупотребил. То, что он таким образом признался, что у него в Стокгольме были другие женщины, не причинило ей боли. Если только чуть-чуть, но не так, как раньше. Разница была очевидна. Она покачала головой, когда он предложил ей продолжить отношения. Он сказал, что теперь все возможно. Он изменился. Ей надо только поверить. В ДРУГОЙ РАЗ, сказала она с улыбкой, зная, что другого раза не будет. Эмм потянулся за счетом, хотел заплатить сам. Она подождала его, и они пошли вдоль канала, где огни из окон странных узких голландских домов танцевали на воде. В канале плавали листья. Несмотря на позднюю осень, было еще тепло, и он на мгновение обнял ее за плечи, и ей было приятно, но на Радхаусстрат они разошлись в разные стороны.)
