Дж. Морингер - Нежный бар
— Гусь, что ты сегодня будешь делать с «Метс»? Сегодня играет Кусман, а я никогда не угадываю, как быть с этим придурком. Я не могу снова проиграть. Что ты думаешь?
Дядя Чарли взял прикуриватель и осторожно дотронулся им до «Мальборо». Из его рта кольцами пошел дым, и он ответил:
— Правило Чаза. Ставь на Куса — останешься с носом.
Бобо согласно кивнул.
Джилго был не самым красивым пляжем на Лонг-Айленде и не самым уединенным, но я догадался, что эти мужчины никогда бы не поехали в другое место — даже на соседний пляж, где женщины загорали топлес, — потому что Джилго был единственным пляжем, где продавали алкоголь. Крепкие напитки прямо на песке. Бар Джилго представлял собой всего-навсего засиженный мухами сарай для рыбачьих снастей с песчаным полом и выставленными в неровный ряд пыльными бутылками, но мужчины входили в дверь так, будто это был «Уолдорф».[28] Они испытывали глубокое почтение к барам, и к этому бару в частности. Первое, что они сделали, — угостили всех присутствующих — трех рыбаков и женщину с морщинистым лицом и волчьей пастью. Потом взяли выпить себе. С первыми глотками холодного пива и «Кровавой Мэри» мужчины начали вести себя по-другому. Они расслабились, их смех стал задорнее. Бар-сарай сотрясался от их хохота, и я видел, как похмелье поднимается над нами, как утренний туман над океаном. Я тоже смеялся, хотя и не всегда понимал смысла шуток.
— Пора! — сказал Бобо с отрыжкой, напоминающей извержение вулкана. — Я промочил горло. Теперь мне нужно намочить штаны. В море!
Идя по песку, я на несколько шагов отстал от мужчин и заметил, что компания выстраивается в определенную фигуру. Дядя Чарли, самый высокий, вышел вперед, как фламинго, ведущий двух хищников — медведя из «Маппет-шоу» и тяжело дышащую пантеру. Я невольно продолжал видеть в них экзотических животных, а не представителей человеческого рода. Наблюдая, как они несут под мышками пляжные стулья, я видел гангстеров, несущих футляры от скрипок. Когда над их головами заиграли вспышки света от солнца, отражавшегося в океане, мне привиделся полк солдат, идущих под взрывами артиллерийских снарядов. В то утро я понял, что пойду за этими ребятами куда угодно. В атаку. В самое чрево ада.
Но только не в океан. Я остановился у кромки воды, а мужчины пошли прямо в прибой. Почти не останавливаясь, они кинули свои складные стулья и сбросили одежду. Войдя в воду, они продолжали идти, держа бутылки с пивом и стаканы в воздухе, как статуи Свободы, пока не погрузились в воду по живот, затем по грудь и по шею. Бобо зашел дальше всех. Он доплыл до отмели, которая была далеко от берега, а рядом с ним, яростно работая лапами, плыл Уилбер.
Я не очень хорошо плавал и не мог забыть наводящие страх бабушкины рассказы об омутах, в которых пропадали семьи, но мужчины не разрешили мне остаться на песке. Они приказали зайти с ними в воду и, когда я вошел, швырнули меня в волны. Я вспомнил мамин рассказ о том, как дедушка отнес ее далеко в море, а потом бросил одну, и у меня напряглось все тело. Джо Ди приказал мне расслабиться. «Расслабься, парень, просто расслабься, мать твою». Расслабьсяпаренъ, просторасслабьсяматътвою. Хотя на суше Джо Ди производил впечатление человека на грани нервного срыва, на море он был экспертом по расслаблению. Он мог избавиться от напряжения в каждом мускуле тела и качаться на воде как медуза — ирландская медуза весом в двести шестьдесят фунтов. Я наблюдал за выражением его лица, когда он лежал на волнах, — полная безмятежность, которой я никогда больше не видел на лице человека. Потом его лицо стало еще безмятежнее, и я понял, что он мочится.
Если Джо Ди замечал волну, он выгибал тело ей навстречу, позволяя поднять его и вынести на берег. «Это называется бодисерфингом». После долгих уговоров и просьб я позволил ему показать мне, как это делается. Я разрешил себе расслабиться, полностью расслабиться и впервые в жизни лег на спину. Хотя уши у меня были под водой, я слышал слова Джо Ди: «Молодец, мальчик, молодец!» Он подтолкнул меня навстречу волне. Я почувствовал, как мое тело слегка приподняли, покачали, а потом перебросили через гребень волны. Я завертелся в воздухе, как человек-бумеранг, — возбуждающее ощущение потери контроля, которое всегда будет у меня ассоциироваться с Джо Ди и его ребятами. Приземлившись на песок, я вскочил на ноги, весь покрытый водорослями и кусочками ракушек, и, повернувшись, увидел свистящих и хлопающих мужчин. Громче всех хлопал Джо Ди.
Мы прошествовали обратно к стульям, высунув языки, как Уилбер. Ни у одного из мужчин не было полотенца, и я, завернувшись в свое, чувствовал себя маменькиным сынком. Мужчины шлепнулись на свои пляжные стулья, позволив солнцу высушить их огромные тела. Они закурили сигареты и сигары, держа их влажными пальцами, и вздохнули от удовольствия, когда дым наполнил грудь. Я, как Белый Филин, закурил крабовую ногу.
Обсохнув, мужчины поставили стулья в круг, открыли газеты и стали пылко обсуждать новости дня. Разговор завертелся вокруг меня кругами, как карусель. Как насчет Патти Херст![29] Она немного не от мира сего. Может, и так, но я все равно бы ее трахнул. А если бы у нее был автомат в руках, ты бы все равно ее трахнул? Особенно если бы у нее в руках был автомат, ха-ха! Ты совсем больной. Если и нужно кого-то отыметь, то я сегодня отымею «Метс». В конце концов — Кус должен выиграть, правда? Лентяй долбаный. Ставь на Куса — останешься с носом. Запиши меня в свою книжечку — ставлю на «Метс». Как, черт возьми, Формен остановил Фрейзера,[30] кто-нибудь может мне сказать? Самым лучшим боксером, которого я когда-либо видел, был Бенни Басс. Да, мой старик видел, как он проиграл свой титул Шоколадному Парню Монталво! Черт подери, в Бейруте кровавое месиво. Рейган говорит, что у него есть ответ. Господи Иисусе, в таком случае где, мать твою, вопрос? Какой замечательный захват у этого Формена! Он мог бы поезд остановить. Вы читали, где прошла свадьба праправнука Натана Хейла[31] в выходные? Дайте мне свободу или дайте умереть — вот что скажет жених приблизительно через месяц. Послушайте: двое мужчин найдены в багажнике автомобиля в аэропорту Кеннеди — полицейские подозревают, что дело нечисто. Кто-то поднялся ни свет ни заря, чтобы обмануть нью-йоркских копов. Восторженные отзывы о новом романе об Ирландии Леона Юриса. Едоки картошки встречают едоков лотоса. Что, черт возьми, это значит? Может быть, я прочту эту книгу летом на пляже: я недостаточно осведомлен о родине своих предков. Родина твоих предков — Квинс, придурок. Эй, «Челюсти» сегодня идут в Рослине, давайте сходим. Я не буду смотреть «Челюсти», я месяц не мог зайти в воду после того, как прошлым летом посмотрел этот фильм. Не парься, акулы к тебе не подплывут, придурок, твоя кровь на девяносто процентов состоит из алкоголя. У него яйца как оливки в коктейле — акула куснет разок и вырубится. Откуда такая осведомленность о моих яйцах, интересно знать? Я скажу тебе, кто вырубится, — ты, если не трахнешь Патти Херст.
— Кто такая Патти Херст? — спросил я дядю Чарли.
— Телка, которую похитили, — отозвался тот. — Она влюбилась в своих похитителей.
Я внимательно посмотрел на него. Посмотрел на всю компанию. Мне казалось, что я понимаю, что чувствовала Патти Херст.
Ребята нарисовали в центре круга часы и поручили мне разбудить их, когда тень дойдет до деревянной палочки, воткнутой в песок. Я изучал тень, медленно ползущую по циферблату. Я слушал храп, смотрел, как чайки вылавливают из моря ракушки, и подумывал о том, чтобы вытащить палку. Если я вытащу палку из песочных часов, время остановится и этот день никогда не кончится. Когда тень дошла до палки, я осторожно разбудил каждого из них по очереди.
По дороге домой ребята, одурманенные пивом и солнцем, молчали. Но тем не менее общались при помощи жестов и мимики. Целые диалоги состояли из пожиманий плечами и нахмуренных бровей. У Джо Ди пожимать плечами получалось явно лучше, чем расслабляться.
Нашей первой остановкой в Манхассете был «Диккенс». Компания собралась у задней двери, поглядывая на меня, пока дядя Чарли не кивнул и они не позволили мне войти с ними. Мы прошли в помещение ресторана. Слева я увидел длинные ряды кабинок. Дальше находился непосредственно сам бар, где вдоль стойки стояла группа мужчин. Их лица казались еще краснее, чем наши, хотя было непохоже, что они обгорели, а носы напоминали овощной прилавок — слива, помидор, яблоко и грязная морковина. Дядя Чарли представил меня каждому из мужчин, последним назвав самого маленького и печально известного Твою Мать, который отошел от барной стойки и приблизился ко мне. Его череп с туго натянутой на него темно-коричневой кожей, казалось, светился изнутри — то ли из-за неподдельной радости, то ли благодаря выпитой водке, а лицо было как пакет из коричневой бумаги, внутри которого тлела свечка.
