Джонатан Троппер - Как общаться с вдовцом

— Ну разумеется, я этого хочу.

— Так скажи это.

— Зачем?

— Потому что тебе нужно это услышать.

— Клэр… — я отворачиваюсь.

Клэр берет меня за подбородок и заставляет смотреть ей в глаза.

— Не спорь со мной.

— Ладно, — сдаюсь я. — Я хочу вернуться к жизни. Я хочу снова быть счастлив, по крайней мере иногда. Если честно, я не знаю, готов ли я жить дальше, но я знаю, что я этого хочу. И… — у меня перехватывает горло, но я пересиливаю себя. — И я не знаю, как это сделать.

Клэр нежно проводит мизинцем по моей щеке, смахивая слезинку; я и не подозревал, что плачу. Потом она целует кончик своего мокрого пальца.

— Хорошо, — весело ухмыляется она. — Годится.

— А второе?

— Что, прости?

— Ты сказала, что мне надо сделать две вещи.

— Ах да, — вспоминает Клэр. — Второе. Это очень просто.

— Ну?

— Просто согласись.

— На что?

— На все.

— На все?

— Именно, — подтверждает она, слезая с кровати. — На все. Последний год ты только и делал, что отказывался от всего и вся, что было в твоей жизни, и чего ты добился?

— Я не отказал Лейни Поттер.

— И поэтому переспал с ней. А представь, что было бы, если бы ты чаще соглашался.

— Не знаю, смогу ли я справиться с волнением.

— Вот и выясним. Новое правило: просто соглашайся.

— Я думал, что для тебя правила ничего не значат.

— Значат, если это мои собственные правила. Хватит вилять, соглашайся.

— Могу ли я доверить мою жизнь тому, кто так эффектно ломает свою?

— Несомненно! — горячо уверяет она. — Я не ломаю, а строю. И хотя человеку неподготовленному может показаться, что это одно и то же, уверяю тебя, результат абсолютно другой.

— Мне кажется, Стивен так не думает.

Клэр пожимает плечами.

— Что тут скажешь? Не разбив яиц, омлет не приготовишь. Хватит менять тему, обо мне мы поговорим потом. Так ты согласен или нет?

Я вспоминаю, каким был вчера за ужином отец — улыбчивым, в здравом рассудке, счастливым от того, что вокруг сидят его несчастные запутавшиеся дети. Я вспоминаю, как Дебби плакала у него на плече, а мать следила за ним взглядом, когда он танцевал. Я вспоминаю, как Хейли долго-долго целовала меня на чертовом колесе, а сумерки окутывали нас, словно теплое одеяло.

— Я согласен, — отвечаю я.

— Вот и хорошо, — резюмирует Клэр с озорной улыбочкой. — Договорились.

— И что теперь?

— Натягивай на свою тощую задницу портки и дуй в рэдфордскую городскую среднюю школу.

— Какого черта?

— Оттуда звонили час назад. Расс подрался. Его на время исключили из школы.

— Черт. Почему же ты раньше не сказала?

— Вопрос был на повестке дня. Теперь и до него дошла очередь.

— А почему они не позвонили Джиму?

— Ладно, — раздраженно говорит Клэр. — Начинаем сначала. Тебе звонили из школы, потому что Расса временно исключили. Хотят, чтобы ты за ним приехал. Ты едешь?

Она сверлит меня свирепым взглядом.

— Да, — отвечаю я.

Она наклоняется и целует меня в щеку.

— Правильный ответ, — бросает она, направляясь к двери. — Ведь нетрудно, правда?

Глава 17

Расс осторожно отдирает с правой руки влажное окровавленное бумажное полотенце, и я вижу израненные, кровоточащие костяшки его пальцев. Левый глаз полуприкрыт; правая щека — от уголка глаза до скулы припухла и переливается красным и лиловым. Левая щека вся сплошь в мелких царапинах и рваных ранках.

— Впечатляет, — говорю я. — Как же тогда выглядел твой противник?

Как верзила, который, поставив мне колени на грудь, молотил меня почем зря кулаками.

Я киваю.

— Хочешь, расскажи мне об этом.

— Обычная глупая драка, Дуг. Не нужно начинать всю эту волынку, как будто ты — доктор Фил[21].

Мы сидим на стульях, составленных по четыре в ряд в коридоре у кабинета школьного психолога.

— Ну что, мне нужно пойти поговорить с вашим психологом?

Расс безразлично кивает.

— Она тебя ждет.

— Уф, от сердца отлегло. Я думал, придется говорить с директором.

— Покойная мать — гарантированный талон к школьному психотерапевту.

— Понятно.

Мимо нас, покачивая бедрами, проходят три смазливые девицы в миниатюрных, обтягивающих бедра юбках и коротких футболках, открывающих живот. Девицы смеются и болтают со скоростью километр в секунду. Мы с Рассом одновременно поворачиваем головы и провожаем девушек взглядом.

— Когда я учился в школе, у меня не было таких девчонок, — признаюсь я.

— Как и у меня, — хмуро соглашается Расс, глядя в пол.

Я смотрю на него — избитого, всего в синяках парня, который до сих пор молчаливо оплакивает свою мать, но, в отличие от меня, каждый день вынужден общаться с людьми, обречен желать неприступных девиц и драться в безучастных школьных коридорах; а вечером дома его никто не ждет. И внезапно я чувствую себя эгоистом и мудаком, поглощенным жалостью к себе.

— Мы нечасто с тобой общаемся, правда? — говорю я.

Расс поднимает на меня глаза.

— Нечасто.

— Наверно, в этом моя вина.

— Наверно.

Он пожимает плечами и протягивает свою кровоточащую руку к лампе, пристально разглядывая содранную кожу.

— Джимбо и Энджи переезжают во Флориду.

— Что?

Он угрюмо кивает.

— Они сообщили мне эту потрясающую новость вчера вечером. Штат радости и солнца, ну ты понимаешь.

— Черт, Расс. Это скверно. И когда?

— После Рождества.

Я не знаю, что мне делать с этой новостью.

— А что они, черт возьми, забыли во Флориде?

— Не знаю, работа, кажется, или что-то вроде того. После слова «Флорида» я вроде как оглох.

— Ты поедешь?

— А у меня есть выбор? — отвечает Расс, смерив меня взглядом. — Мне же больше негде жить, так?

Я вздыхаю и закрываю лицо руками.

— Все не так-то просто, Расс.

— А по-моему, все просто.

— Послушай, — произношу я, чувствуя собственное бессилие. — Он твой отец, твой единственный законный опекун. Я не имею права диктовать ему, что делать.

— Ну что ж. Ты в этом не одинок.

Нужно начать разговор, спрашивать, убеждать, но будь я проклят, если понимаю, как это сделать.

— Давай я просто пойду и поручусь за тебя, а потом мы поедем перекусить и все обсудим, хорошо?

— Что тут обсуждать?

— Тогда мы поедим молча, — говорю я, поднимаясь. — Не бойся, я привык к этому.

— Дуг, — окликает меня Расс, когда я открываю дверь кабинета.

— Да?

— Ты не мог бы с ним поговорить?

Он серьезно смотрит на меня, широко раскрыв уцелевший, но красный правый глаз, и меня переполняет любовь к этому грустному запутавшемуся ребенку, неожиданная дрожь в груди подсказывает, что какая-то часть моего сердца еще способна страдать.

— Ладно, — соглашаюсь я покорно и думаю, как всегда, когда речь идет о разговоре с Джимом, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Школьный психолог Расса, мисс Хейз, моложе, чем я ожидал. У нее прямые черные волосы и молочно-белая кожа.

— Мистер Паркер, — произносит она, пожимая мне руку. — Спасибо, что пришли. Я Брук Хейз.

Она садится, тряхнув волосами, и я вижу целое созвездие сережек: колец, гвоздиков и цепочек — не самый стандартный набор для школьного психолога.

— Вы психолог? — интересуюсь я.

— Мне часто задают этот вопрос, — отвечает она. У нее спокойный, немного скрипучий голос, как у рок-певца, кажется, будто она говорит между тактами песни и вот-вот снова запоет балладу об утраченной любви.

— Просто вы довольно молодо выглядите.

Улыбка, словно пожар, озаряет цветущий луг ее лица.

— Спасибо. Но я дипломированный специалист, уверяю вас. Вы тоже выглядите молодо для отчима Расса. Сколько вам, тридцать?

— Двадцать девять.

— А мне двадцать семь, — говорит она. — Думаю, руководство решило, что дети будут мне доверять.

— И как, доверяют?

— Иногда.

Она подгибает под себя ногу и жестом показывает на стул передо мной.

— Итак, — спрашиваю я, садясь, — в чем дело?

— Дело в том, что сегодня утром Расс подрался с половиной футбольной команды, и, как видите, ему надрали задницу.

— Все на одного? — спрашиваю я, чувствуя, как живот сводит от ярости.

— По словам очевидцев, один из ребят что-то ему сказал, и Расс на него набросился. Другие просто хотели его оттащить.

— Ничего себе. И что же тот парень ему сказал?

— Не говорят.

— Кто-нибудь сильно пострадал?

Она качает головой.

— Как обычно. Но, к несчастью для Расса, средняя школа нетерпимо относится к применению силы. Так что его в принудительном порядке на три дня исключили из школы.