Юсеф эс-Сибаи - Мы не сеем колючек
Если бы Сейида не знала их отношений, то уже из этих нескольких фраз могла бы легко понять: самое драгоценное для госпожи — ее Мухаммед и все, что он пишет и делает.
Господин Мухаммед был удивительным человеком, совершенно не похожим на всех остальных мужчин, когда-либо знакомых Сейиде: ни на отца, ни на хаджи Бараи, ни на кого другого. Высокий, широкоплечий, с темным ровным загаром, он начинал день гимнастикой, словно какой-нибудь борец или боксер. Раздевшись до пояса, хозяин ожесточенно работал с гантелями или растягивал резиновый эспандер. Можно было подумать, это самое важное дело в его жизни. И каждое утро госпожа спрашивала дочь:
— Ты разбудила отца, Самиха?
— Он уже занимается гимнастикой, мама.
— И как ему не надоест!
Все это говорилось достаточно громко, чтобы муж слышал, но тот пропускал мимо ушей ворчание жены и безмятежно продолжал свои занятия. Затем, даже не накинув халата, он бежал в ванную, провожаемый укоризненным восклицанием хозяйки:
— Вот безобразник!
Она тут же бросалась занавешивать окна.
— Опусти шторы в гостиной! Что соседи скажут?! — кричала она Сейиде.
Но хозяин не обращал никакого внимания на эти причитания, а уж тем более на то, что скажут соседи. Он плескался под холодным душем и напевал: «О свет очей моих ясный!» На этом его чудачества не кончались — хозяин выскакивал из ванны и в чем мать родила летел в свою комнату, горланя на ходу: «Ты с ума меня свела, душа моя!» А хозяйка взывала к дочери:
— Самиха! Быстрее неси полотенце, не то он все ковры зальет!
Дочь кидалась вдогонку и со смехом кричала матери:
— Да он уже все на свете намочил, не то что ковры!
Наконец возмутитель спокойствия закутывался в полотенце.
— Что ты натворил, папа?! — укоризненно говорила Самиха.
— Принял душ.
— Все комнаты в лужах!
— Ничего, высохнут.
Тут только он замечал ворчание жены.
— Чего это мать раскричалась?
— Ты бы еще вокруг дома побегал в таком виде!
— А что тут особенного?
— Соседи могут увидеть.
— Откуда?
— Все окна открыты!
— А зачем им заглядывать в наши окна?
— Просто так! Случайно.
— Ну и пусть смотрят! Я у себя дома.
И все повторялось каждое утро: господин Мухаммед занимался гантелями, плескался под душем, напевал и дразнил домочадцев; Самиху он называл «старухой Зубейдой», жену — «госпожой советницей», сына — «виночерпием», а Сейиду — «всезнайкой». Сейида только диву давалась: и какое удовольствие находит этот умный, образованный человек в этих мальчишеских дурачествах? Лишь позднее ей стало понятно, что устаз Мухаммед не притворяется — он действительно сумел сохранить в сердце веселый задор юности. Поддразнивания его были неизменно добродушны, они словно вскипали в его бурлящей натуре от избытка сил и никогда — от раздражения. Даже произнося пошлости, подслушанные в уличных разговорах, он не бывал пошл.
Когда Сейида, покачивая округлившимися бедрами, проходила мимо, он со смехом комментировал:
— Это преступление — держать такую красотку?!
— Ты что болтаешь? — беспокойно восклицала жена.
— Правду, и только правду! Ты сама это знаешь, Фатьма, она была бы украшением улицы эль-Авалим.
— Поди, милая, вымой посуду! — поспешно говорила хозяйка и оборачивалась к мужу: — Сто раз я тебя просила — хватит вздор молоть! Рано ей это слушать.
Со временем Сейида открыла, что госпожа откладывает кое-что из тех денег, которые предназначались на ведение домашнего хозяйства. По чести сказать, кроме нее, и некому было позаботиться о том, чтобы припрятать белую монету про черный день, ибо глава семьи придерживался старинной арабской поговорки: деньги как птицы — улетают и прилетают. Хозяйка всякими путями стремилась выманить у него хоть что-то, пока он все не растратил. А однажды на этой почве произошел смешной случай. «Старый господин», как называла Сейида отца хозяина, прислал из своей лавки в квартале эль-Гурийя довольно внушительный сверток. Принимая его от мальчишки-рассыльного, Фатьма решила, что это очередной подарок свекра. И когда пришел домой хозяин, она ничтоже сумняшеся перечислила все содержимое свертка как обычные покупки за день.
Глава семьи терпеливо выслушал отчет хозяйки, а потом и спрашивает:
— Ты и зелень купила?
— Конечно!
— И орехи?
— Ну, разумеется, и орехи, и… Да ты, никак, мне не веришь?! Сейида, поди на кухню и принеси покупки!
— Видал?! — торжествующе воскликнула хозяйка, когда все было разложено на столе.
— Чудеса, да и только!
— Что тут чудесного?!
— Нет, просто удивительно!
— Да о чем это ты?!
— Видишь ли, — осторожно начал Мухаммед и вдруг широко улыбнулся, — это я сам купил, занес в лавку к отцу и попросил, чтобы он отослал домой. Кстати, заметь, какой я хозяин: ты оценила мои покупки в два раза дороже, чем они мне обошлись!
— Тогда что же ты сразу не сказал, а заставил меня на посмешище всю эту чушь городить? — напустилась на него жена.
— А разве не смешно?
— Тебе бы только смеяться! А я, между прочим, уже все вписала в расходы.
— Ну и ну! Я покупал, платил, беспокоился… Это просто грабеж!
— Как хочешь, так и называй!
— Разбойница!
— Для твоих детей коплю! Кто знает, как жизнь обернется.
Итак, хозяйка любыми способами стремилась спасти как можно больше денег, пока муж не пустил их по ветру. Но хозяин тоже не зевал — утаивал кое-какую мелочь, тем более что никто толком не знал его заработков.
Как-то вечером все семейство собралось на веранде. Прохладный ветерок лениво кружил опавшие листья тутовых деревьев — приближалась зима.
— Да, чуть не забыл! — вдруг радостно воскликнул Хамди. — В журнале напечатан твой рассказ, папа! Хочешь, прочту вслух?
Услышав это, Фатьма отложила в сторону штопку, а Самиха и Сейида, перебиравшие рис, затихли — в воздухе разлилась какая-то неловкость. Мухаммед молча встал и хотел было выйти, но его остановил голос жены:
— В каком журнале?
— В еженедельнике, — подсказал ничего не подозревавший Хамди.
— Это с каких пор ты туда пишешь? — осведомилась хозяйка.
— В еженедельник? — с деланным удивлением переспросил Мухаммед.
— Да?
— Наверняка это какой-нибудь старый номер. Или перепечатка.
— Да нет, журнал только что вышел и рассказа я никогда раньше не читал, — возразил Хамди.
— Где гонорар? — Фатьма не любила обиняков.
— О чем ты говоришь, мать? Я ничего не знаю! Без моего ведома напечатали старый рассказ…
— Но Хамди говорит, что он его не читал!
— С его умственными способностями недолго попасть впросак!
Хамди наконец догадался, что сморозил глупость. Он очень любил отца и искренне расстраивался, когда хоть чем-то ему досаждал. Надо было спасать положение.
— Правильно, па, теперь я вспомнил! Я уже читал его раньше в журнале «Эль-Баляг».
— А что я говорил? — быстро подхватил отец.
— Конечно, вы тут все заодно, — пожаловалась хозяйка. — Но не беспокойтесь, я все проверю.
Мухаммед рассмеялся: он был уверен, что жена никогда не сможет открыть всех его источников. Уверенность эта покоилась на одной простой причине — Фатьма была неграмотна.
Отец с сыном вышли, и до ушей Сейиды случайно долетел обрывок их дальнейшего разговора.
— Что ж ты такой недотепа? Только представь себе, как все могло обернуться!
— Я думал, для тебя это тоже новость. Откуда мне знать, что ты пишешь не только в «Эль-Баляг».
— Теперь знай!
— Все ясно.
— Чтобы я больше никаких других журналов в доме не видел! Иначе мать все к рукам приберет — и прости-прощай наши карманные деньги. Кстати, и твои тоже!
Сейида поняла, по каким делам уходит хозяин, когда покидает дом после обеда и возвращается лишь к полуночи. Вскоре она могла прибавить еще одну черточку к его облику — господин Мухаммед прикладывался к рюмочке. Как-то госпожа Фатьма пожаловалась при ней своему свекру:
— Замечаю я, он по-прежнему выпивает.
— Что ты! Аллах с тобой… — воскликнул «старый господин». — Рюмку вермута или коньяку в баре «Фурнье»… И то не каждый вечер.
Так Сейида догадалась, к чему отнести выражение «налитые глаза», которое хозяйка употребляла довольно часто.
— Хватит налитыми глазами на мир глядеть, — укоряла Фатьма. — Пора образумиться.
— Я человек свободный!
— Что значит «свободный»?
— А то значит, что никому до меня нет дела.
Но тут Сейиду окликнула Самиха, и продолжения перепалки она не слышала.
Хозяйская дочь была добрым и нежным созданием. Семейные ссоры расстраивали ее глубоко и надолго. Сейида привязалась к ней со всем пылом своей наивной души. Окончив начальную школу, Самиха никуда больше не поступала: сколько бы девушка ни училась, говорила мать, все равно на роду ей написано быть домохозяйкой. Так что пусть приучается работать по дому, легче придется в замужестве. Самиха хлопотала почти наравне с Сейидой, по вечерам учила ее грамоте.
