Морин Джонсон - Пусть идет снег

— В целом черлидеры меня не интересуют, — повторил я.

— Но, — вставил Джей, — нас обоих интересуют классные девчонки, которые любят «Твистер». Герцог, дело не в черлидерах: мы просто любим свободу и неукротимый американский дух.

— Ну, считайте меня не патриоткой, но я черлидерства не понимаю. Эта их веселость не возбуждает. Возбуждает мрачное. Возбуждает амбивалентное. Возбуждает то, что оказывается глубже, чем показалось с первого взгляда.

— Точно, — согласился Джей. — Поэтому ты встречаешься с Билли Талосом. Ведь что может быть мрачнее и серьезнее официанта из «Вафельной».

Я бросил взгляд в зеркало, пытаясь понять, шутит ли Джей, и мне так не показалось. Герцог развернулась и стукнула его по коленке:

— Это всего лишь работа.

— Что? Ты встречаешься с Билли Талосом? — Я удивился не только потому, что вообще не ожидал, чтобы наша Герцог стала с кем-то встречаться, но еще и потому, что Билли Талос увлекался футболом и пивом, а Герцог любила Ширли Темпл и театр.

Секунду она молчала.

— Нет. Он просто пригласил меня на зимний бал.

Я промолчал. Странно, что она рассказала об этом Джею, а мне — нет.

— Не хочу тебя обидеть, но у Билли Талоса волосы какие-то сальные. По-моему, если их отжимать раз в день-другой, то Америке, может, и не надо будет больше нефть импортировать, — сказал Джей.

— Я не обиделась, — со смехом ответила Герцог.

Видимо, он ей не так уж и нравился. Но я все равно не мог представить их вместе, даже если не брать в расчет сальные волосы. Билли не казался прикольным или интересным. Но да фиг с ним.

Герцог с Джеем перешли к пылкому обсуждению меню «Вафельной», в частности к вопросу о том, какой тост лучше — обычный или с изюмом. Как для поездки, такая болтовня годилась отлично.

Снежинки, касаясь лобового стекла, немедленно таяли. Дворники работали вовсю. Передний дальний свет падал на снег и мокрую дорогу, и я видел ровно столько, чтобы понимать, где моя полоса и куда я двигаюсь.

Я мог бы ехать по этой дороге очень долго, но уже надо было сворачивать на Санрайз-авеню, чтобы проехать через центр и вывернуть на магистраль к «Вафельной». Было 00:26.

— Слушайте, — перебил я ребят.

— Что? — спросила Герцог.

Я перевел взгляд с дороги на нее:

— С Рождеством!

— С Рождеством! — улыбнулась она. — С Рождеством, Джей!

— С Рождеством, говнюки!

(глава шестая)

По обе стороны Санрайз-авеню тянулись огромные сугробы, высотой с машину, и казалось, что мы едем по дну бесконечного огромного хафпайпа для сноуборда. Джей с Герцогом притихли, мы все сосредоточились на дороге. До центра оставалось километра три, а потом еще полтора на восток до «Вафельной». Наше молчание прервал какой-то рэп из девяностых — зазвонил телефон у Джея.

— Это Кеун, — сообщил он, включая громкую связь.

— РЕБЯТА, БЛИН, ВЫ ГДЕ?

Герцог обернулась, чтобы ее было лучше слышно:

— Кеун, выгляни в окно и скажи мне, что ты видишь.

— Я лучше скажу, чего я не вижу! Ни тебя, ни Джея, ни Тобина перед «Вафельной» нет! Друзья Митчелла из колледжа на связь не выходили, но Билли только что звонили близнецы, и они поворачивают на Санрайз-авеню.

— Тогда все нормально, мы уже здесь, — ответил я.

— БЫСТРЕЕ. Черлидеры хотят «Твистер»! Погодите-ка… они делают пирамиду, и мне надо их подстраховать. Подстраховать! Вы знаете, что это означает? Если они упадут, то в мои объятия. Так что поспешу. — И Кеун повесил трубку.

— Газуй, — велел мне Джей.

Я рассмеялся и не послушался. Нам главное не потерять свою лидирующую позицию.

С точки зрения скольжения по снегу на внедорожнике Санрайз-авеню — удачное место, так как, в отличие от большинства других улиц Грейстауна, она почти ровная. Поскольку я теперь ехал по колее, скорость потихоньку возросла до 40 километров. По моим подсчетам, уже через две минуты мы должны были быть в центре города, а через десять — уже объедаться особыми сырными вафлями Кеуна, которых нет даже в меню. Я уже воображал себе это чудесное лакомство: вафля, а на ней пластинка плавленого сыра «Крафт», — этот одновременно сладкий и соленый вкус, такой насыщенный и сложный, что его даже сравнивать нельзя с другими вкусами — только с эмоциями. Сырные вафли, думал я, это как любовь, и на крутом повороте перед центром я буквально ощутил вожделенный вкус.

К повороту я подъехал точно так, как учили в автошколе: одна рука на два часа, другая — на десять, я слегка поворачивал руль, нежно давя на тормоз. Но Карла отреагировала неадекватно — продолжила ехать прямо.

— Тобин, — сказала Герцог. — Поворачивай, поворачивай, Тобин, поворачивай.

Я, не отвечая, продолжал вертеть руль вправо, нажимая на тормоз. Приближаясь к сугробу, машина начала снижать скорость, но на поворот и намека никакого не было. Вместо этого мы с грохотом въехали в стену из снега.

Проклятие. Карла наклонилась влево. Лобовое стекло стало белым с вкраплениями дегтярно-черного. Как только мы остановились, я развернулся и увидел, что на нас валятся, засыпая машину, огромные комья снега. На этот поворот судьбы я отреагировал изощренной тирадой, которыми я вообще знаменит:

— Черт-черт-черт-черт-черт-черт-черт-черт-черт-черт ну и бред-бред-бред-бред-бред-бред-бред.

(глава седьмая)

Герцог протянула руку и выключила двигатель.

— Рискуем отравиться угарным газом, — констатировала она прозаично, как будто мы не оказались в самой холодной на свете жопе в пятнадцати километрах от дома. — Вылезаем через зад, — приказала она, и ее властный голос меня успокоил.

Джей перебрался в хвост и открыл люк в крыше. Потом выпрыгнул наружу. За ним Герцог, а там и я, ногами вперед. Собравшись с мыслями, я наконец смог достаточно красноречиво высказать свои чувства относительно сложившейся ситуации.

— Черт-черт-черт! — Я бил ногой по заднему бамперу Карлы, а на лицо мне падал мокрый снег. — Идиотская затея, господи, родители, боже, черт-черт-черт…

Джей положил руку мне на плечо:

— Все будет хорошо.

— Нет, — ответил я. — Не будет. И ты это прекрасно понимаешь.

— Будет, — настаивал Джей. — Знаешь что? Все будет просто отлично, потому что я отрою машину, кто-нибудь поедет мимо, поможет нам, пусть даже эти близнецы. Ну, не оставят же они нас тут замерзать насмерть.

Герцог осмотрела меня с ног до головы и ухмыльнулась.

— Могу ли я отметить, как скоро ты раскаешься в том, что не послушал моего совета насчет обуви, который я дала тебе еще дома?

Я посмотрел на то, как мои «пумы» засыпает снег, и содрогнулся.

Джей еще не растратил своего оптимизма:

— Да! Все будет хорошо! Господь же не просто так дал мне мускулистые руки и торс, дружище. А для того, чтобы я мог выкопать твою машину из снега. Я и без помощи обойдусь. Вы пока поболтайте, а Халк будет творить свои чудеса.

Я посмотрел на Джея. Он весил, наверное, килограммов шестьдесят пять. У белочек мускулатура и то более впечатляющая. Но Джей был непоколебим. Завязал уши на шапке. Достал из карманов своего суперобтягивающего комбинезона шерстяные перчатки и повернулся к машине.

Помогать ему мне особо не хотелось, потому что я понимал, насколько это безнадежно. Карла почти на два метра въехала в сугроб с меня ростом, а у нас даже лопаты не было. Так что я встал на дороге рядом с Герцогом, вытер прядь мокрых волос, выбившихся из-под шапки.

— Извини, — сказал я ей.

— Гм, да не ты же виноват. А Карла. Ты руль крутил. А она не послушалась. Знала я, что зря ее полюбила. Тобин, она как все: стоит мне признаться в любви, как меня бросают.

Я рассмеялся:

— Я-то не бросил. — И похлопал подругу по спине.

— Да, но я а) тебе в любви никогда не признавалась, б) я в твоих глазах даже не девушка.

— Мы в жопе, — рассеянно проговорил я, повернувшись к Джею, роющему тоннель вдоль правой стороны машины. Он напоминал маленького крота, и дело у него шло на удивление хорошо.

— Ага, мне уже как-то холодно, — вздохнула Герцог, встав со мной бок о бок.

Не представляю, как можно было мерзнуть в этой огромной лыжной куртке, хотя какая разница. Главное, что я тут не один.

Я протянул руку, сдвинул ей шапку набок и обнял:

— Герцог, что же нам делать?

— Думаю, получилось все равно прикольнее, чем было бы в «Вафельной», — сказала она.

— Но в «Вафельной» же Билли Талос, — с издевкой ухмыльнулся я. — Я теперь знаю, почему ты туда так хотела. Хашбрауны ни при чем!

— Хашбрауны при всем, — возразила Герцог. — Как сказал один поэт, «так многое зависит от хашбраунов, блестящих от масла, лежащих рядом с омлетом».