Рубен Гальего - Я сижу на берегу

Миша дергает головой, его тело чуть сползает вниз, таким образом он может немного облегчить боль от долгого сидения в одной позе. Миша старается расходовать запас движений очень бережно. Когда его тело окончательно сползает к краю сиденья, моя помощь уже бесполезна. Тогда конец. Приходится звать нянечку. Каждый приход нянечки как лотерея. Нянечка может встать сзади коляски, приподнять Мишино тело за плечи, а может только чуть прикоснуться к Мишиным плечам. Спорить с нянечкой бесполезно. С нянечкой можно только бороться. Бороться за каждое ее движение, каждый жест. В последнее время нянечки стараются посадить Мишу получше. Они не стали добрее. Они знают, что если Миша быстро сползет на коляске, я буду звать их снова и снова. Нянечки ничего не могут со мной поделать. Я могу сам крутить колеса коляски. Мне нечего терять.

Миша стонет. Стонет Миша редко. Если Миша стонет, значит, ему сейчас особенно плохо.

– Все. Миша, я пошел звать нянечку.

– Не надо. Переложи ноги еще раз.

Я тяну Мишу за ногу. Нога не поддается. Ногу плотно заклинило. Миша всем телом обмяк на краю сиденья коляски. Все. Конец. Надо ехать за нянечкой.

– Миша, ты видишь – это бесполезно. Надо звать нянечку.

– Не надо. Они придут через два часа.

– Еще два часа такой боли ты не выдержишь.

– Выдержу.

– Тогда я не выдержу.

– Не надо. Только хуже сделаешь. Сегодня смена Алексеевны. Они самые злые. Прийти все равно не придут, а вечером отомстят.

– Как?

– Как угодно отомстят. Или положат плохо, или сделают вид, что забыли дать горшок. С нянечкой не поспоришь.

– Мне все равно, ты сам сказал, что я дурак, а дуракам все равно. С моей дурацкой точки зрения, в любом случае тебе будет плохо. У меня нет выбора. Я поехал.

– Ну и дурак. Только зря прокатаешься. Я же тебе ясно сказал – они не пойдут.

– Посмотрим. Если придут, тебе будет лучше, если нет, я им хоть в дверь постучу. У меня палка есть.

Миша смотрит на меня с тоской. Так смотрят на безнадежного больного.

– Давай, давай, хоть от рожи твоей отдохну. Только не вздумай стучать палкой. Стой перед дверью и жди. Понял?

– Понял.

Я выталкиваю коляску в коридор, медленно еду. Конечно, на этот раз я стараюсь толкать колеса коляски как можно быстрее, но выходит все равно неважно. Коляска медленно катится по коридору. Возле комнаты нянечек я останавливаюсь. Дверь плотно закрыта. Возле двери – мусорное ведро. Из мусорного ведра торчат горлышки водочных бутылок, нянечки уже пообедали. Нянечки постоянно жалуются на пьющих мужей, их можно понять. Сами они не пьют. Пара бутылок водки на четырех человек – не доза.

На сиденье рядом со мной лежит палка. На самом деле, это всего лишь короткая металлическая трубка от сломанной кровати. Я перехватываю палку двумя руками, со всех сил стучу в дверь. Больше всего в этот момент мне не хочется, чтобы палка выпала из рук. Гулкий стук металла в дерево пугает меня, но я упорно продолжаю стучать.

Дверь приоткрывается, недовольное лицо нянечки смотрит на меня полусонным взглядом.

– Чего тебе?

– Миша зовет.

– Сейчас придем.

Нянечка закрывает дверь. Я жду. Мысленно считаю до ста, опять стучу, но теперь стучу гораздо сильнее.

То же лицо показывается снова.

– Слов не понимаешь? Сказали же тебе: сейчас придем. Ну?

Я делаю вид, что не понял. Нянечка делает вид, что ей все равно.

– Не сиди тут. Катись к себе, сейчас придем.

– Хорошо.

– Что «хорошо»? Так и будешь тут сидеть, пока не выйдем?

– Нет. Я еще в дверь буду стучать.

– Вот ведь скотина.

Нянечка недовольно смотрит в мою сторону, закрывает дверь. Почти сразу дверь открывается снова. Из комнаты нянечек выходит женщина, дверь за собой она прикрывает мягко, осторожно. Немолодая женщина, маленькая, почти незаметная бабушка. Платок на голове строго затянут под самым подбородком. Вместо халата на ней – обычное домашнее платье. Платье очень чистое. Алексеевна. Мелкое личико смотрит на меня беззлобно, почти ласково. Алексеевна – лидер смены, начальник. Нянечек в смене четыре человека, Алексеевна – начальник. Когда нужно, ведет переговоры с начальством, когда нужно, спорит с самим бухгалтером о премиях и дополнительных выплатах. Слово Алексеевны – закон даже для директора. Если бы не Миша, я никогда не решился бы обратиться к Алексеевне за помощью.

– Чего тебе надо?

Голос Алексеевны неожиданно молодой и чистый. Я моментально понимаю, что водки она не пьет совсем. Умный, прямой взгляд.

– Миша зовет.

– Так сказали же тебе, что придем, зачем стоять?

– Миша зовет.

– Если я сейчас в комнату пойду, ты опять стучать будешь?

– Буду.

– Ты не понимаешь, что мы только что пообедали, нам надо отдохнуть?

– Не понимаю.

– Совсем глупый?

– Совсем. Отсутствие реакций на внешние раздражители, неспособность концентрироваться на обсуждаемом предмете долгое время, периодические приступы с потерей сознания. А еще я не могу давать себе отчет о содеянном и адекватно отображать окружающую реальность.

– По–простому можешь?

– По–простому я дебил. Полный идиот.

– Не похож ты что–то на идиота.

– Не вам решать. Вы не врач. Учительница математики тоже говорила, что не похож. Дебил – значит, дебил. Буду стучать в дверь, пока к Мише не пойдете.

– Палку и отобрать можно. – Голос Алексеевны произносит эти слова просто и без злобы. Я понимаю, почему даже Миша ее боится.

– Можно. Только это не палка. Это трубка от сломанной кровати. Сломанных кроватей много, а у меня еще две такие трубки спрятаны.

Я перехватываю взгляд Алексеевны, поспешно добавляю:

– Да и палка мне не очень нужна. Я могу еще задом развернуться и стучать в дверь спинкой коляски.

– Вот ведь сволочь какая. И не стыдно тебе?

– Не стыдно. Я привык. Я родился инвалидом.

Алексеевна окидывает меня быстрым взглядом профессионала.

– Да я и сама вижу, что с детства. Те, которые с детства, – особенно наглые.

Дверь в комнату нянечек приоткрывается.

– Алексеевна, оставь ты его. Или давай я его запру где–нибудь.

– Закрой дверь, я сама разберусь. – Алексеевна говорит тихо, почти шепотом, но дверь захлопывается моментально.

Алексеевна как–то странно разглядывает меня. На секунду мне кажется, что она на самом деле хочет меня понять.

– Не боишься?

– Чего мне бояться? Меня сюда подыхать привезли, перед смертью чего можно бояться?

– Мало ли чего. Коляска сломается, или из коляски выпадешь неудачно, тебя на третий этаж переведут.

– Не, не боюсь. Я ползать умею. Приползу к вам под дверь и буду головой в дверь стучать.

– Наглый, – говорит Алексеевна почему–то уже радостно. – Не цыган?

– Хуже, – я стараюсь говорить убедительней, – венесуэлец.

– Это хуже?

– Хуже, – отвечаю я тихо и смотрю в сторону.

– Кто он тебе, Миша этот, брат, родственник?

– Он мне больше, чем брат. У меня никого, кроме него, нет. Мы с детского дома знакомы, он меня защищал и делился всем.

Алексеевна не реагирует на слово «защищал», или делает вид, что не реагирует.

– Конфетами, небось?

Я не сел бы играть с ней в покер. Миша говорит, что мне вообще не следует играть в покер, я не люблю покер, но с Алексеевной я не сел бы играть ни за что. Я бы все время проигрывал.

– Маслом подсолнечным.

На мгновение взгляд Алексеевны теплеет, или мне это кажется. Кажется, что еще чуть–чуть, и она заговорит со мной нормально. Неважно. Уже через мгновение она смотрит на меня в упор, не мигая.

– И много у тебя таких друзей?

– Раньше много было, но все умерли.

Голова Алексеевны дергается, как будто она старается отогнать муху или воспоминание.

– Мое какое дело? Умерли и умерли. Я тебя не об этом спрашиваю. Ты только к Мише нас будешь звать или ко всем лежачим?

– Только к Мише.

Алексеевна разворачивается и идет по коридору. Ходит она быстро, уверенно, комната нянечек далеко от нашей с Мишей комнаты, я медленно толкаю колеса коляски. Когда я подъезжаю, Алексеевна все еще в нашей комнате, дверь плотно прикрыта. Из–за двери я различаю едва слышные голоса. Медленно, стараясь передвигаться как можно тише, я отъезжаю от двери задом. Тяну колеса коляски на себя, я не хочу, чтобы Алексеевна подумала, что я подслушиваю.

Алексеевна выходит из комнаты, быстро проходит мимо меня, не замечая моего присутствия. Я заезжаю в комнату. Миша сидит в коляске очень хорошо. Я вижу, что Алексеевна высоко подтянула его на сиденье. Даже рубашка Миши аккуратно заправлена в штаны.

– Видишь, Миша, у меня получилось.

– Ну и что? Один раз не считается.

– Один раз не считается, но она теперь всегда будет приходить, когда я позову.

– С чего ты взял? Я тебе говорю, она только в этот раз пришла.