Рубен Гальего - Я сижу на берегу
– Миша, я пятьдесят рублей нашел! Здорово. Это твои?
– Я же сказал.
– А почему они в книге лежат?
– Где им еще лежать? Нянечки книг не читают.
– Так ты деньги специально спрятал?
– Догадливый.
– А кто их сюда положил?
– Я.
– Ты не смог бы поднять книгу. Ты даже раскрыть ее бы не смог.
– Не смог бы.
– Но откуда здесь деньги? Кто–то конкретно их должен был сюда положить?
– Кто–то должен, но кто именно – не твое дело. Деньги мои, положил их туда я.
Я разглядываю купюру. Никогда в жизни я не видел таких больших денег. Купюра красивая, красивее, чем пятирублевка.
– Что ты делаешь?
– Разглядываю.
– Спрячь. Денег никогда раньше не видел?
– Не видел.
– Тогда быстро посмотри и спрячь.
– Зачем? Это ж деньги, на них купить можно что–нибудь.
– Что конкретно?
– Конфет, например, шоколадных.
– Можно, – тихо говорит Миша, потом набирает в грудь воздуха и медленно выдыхает.
Миша всегда старается глубоко дышать, когда нервничает. Я не понимаю, почему он нервничает.
– Тогда я сейчас. Передвину тебе ноги и поеду.
Я подъезжаю к Мишиной коляске, передвигаю его ноги, сдвигаю чуть в сторону его правую руку. Мне уже не надо объяснять, что нужно двигать и куда тянуть. Я слежу за Мишиными глазами и делаю все, как он хочет.
– Ты зачем деньги на столе оставил?
– Чтобы тебе ноги поправить.
– Надо было спрятать в книгу.
– Я ж только на пять минут.
– Никогда не оставляй деньги на видном месте. Понял?
– Понял.
Я беру купюру за угол в правую руку и толкаю коляску к двери. Деньги в руке не мешают мне ехать, все равно я могу толкать колеса только кулаками.
– Ты куда?
– За конфетами.
– Совсем с ума сошел?
– Ты же разрешил, сказал, что можно.
– Я сказал, что на пятьдесят рублей можно купить конфет, но я не говорил, что конфеты нужно покупать прямо сейчас.
– Так бы и сказал, что жалко денег, я бы понял.
Миша не нервничает. Первая волна раздражения у него уже прошла, и он разговаривает со мной совершенно спокойно.
– Посмотри на меня. Я похож на человека, которому жалко денег?
– Нет. Но я все равно ничего не понял. Я могу купить конфет или нет?
– Не можешь.
– Почему?
– Дурак потому что. Почему ты дурак, я тебе уже объяснял.
– Меня не волнует, почему я дурак, мне нужно знать, почему я не могу купить конфет или чего–нибудь другого, если ты не хочешь покупать конфеты.
– Что ты собирался сейчас делать?
– Конфет купить.
– Подробнее.
– Открыть дверь, выехать из комнаты, подъехать к лифту, подождать лифт, спуститься на первый этаж, выехать из корпуса, подъехать к воротам. Там всегда дедушки околачиваются. Попросить кого–нибудь из них сходить в магазин.
– Кого–нибудь, – повторяет Миша тихо, и я догадываюсь, что сказал очередную глупость. – Если даже предположить, что тебе удалось бы добраться до ворот интерната без происшествий, то план замечательный. Еще с деньгами в руке. При этом, наверное, ты собирался громко кричать: «Посмотрите на идиота, у которого есть деньги»?
– Нет. А что тут такого? Подумаешь, деньги в руке. Это же заведение для взрослых, здесь деньги не запрещены.
– Да уж точно не детский сад. И что бы ты стал делать, если бы кто–нибудь подошел к тебе и вытащил деньги из твоей руки? Ты же так любишь эти слова: «Когда–нибудь, где–нибудь, кто–нибудь, что–нибудь».
– Не знаю, кричать, наверное. Да зачем ему отнимать у меня деньги?
– Чтобы они были у него и их не было у тебя.
– Но это же нечестно.
– Тогда у тебя был бы шанс не только кричать, но и прочитать лекцию о честности. Начинай.
– Что начинать?
– Читать лекцию о том, как нечестно отнимать деньги у инвалида. Заодно можешь покричать. Только погромче кричи.
– Смысла нет. Зачем мне кричать на тебя и читать лекцию тебе?
– Смысл есть. Во всяком случае, я думаю, гораздо логичнее кричать с деньгами в руке, чем без денег. И лекцию гораздо логичнее читать мне, чем бывшему зэку или психохронику. Только не забудь еще про свободу, равенство и братство добавить. Я давно не слышал этой ерунды. И про справедливость не забудь.
– Я могу деньги в карман спрятать.
– Можешь. Ты же умный, почти гений. Спрятать деньги в карман – это ты сам догадался?
– Не сам. Но если деньги спрятать, то их никто не отберет, правда?
– Правда.
Я прячу деньги в карман трико.
– Правильно, – говорит Миша. – Деньги всегда лучше прятать в штаны.
– Все. Я все понял. Теперь можно ехать?
– Куда?
– К воротам.
– Можно. Куда хочешь можно ехать, только деньги на место положи.
– А конфеты?
– Да не нужна нам эта водка в таком количестве. Когда понадобится, я куплю, но одну бутылку, а не пять.
– Ты с ума сошел? При чем тут водка? Я же не за водкой еду.
Миша делает вид, что не слушает меня. Миша говорит спокойно, и я знаю, что когда он говорит, его лучше не перебивать. Если Мишу перебить, он также спокойно начнет монолог с самого начала.
– Бутылка водки стоит девять рублей десять копеек, – тихо продолжает Миша, – на пятьдесят рублей можно купить пять бутылок водки. Сдачу с водки продавщицы обычно не дают. Никто не станет ссориться с продавщицей из–за девяноста копеек. Тем более, что она в любой момент может позвонить директору интерната. Продавать водку обеспечиваемым запрещено распорядком заведения. Но тут случай особый. Сдача составит четыре рубля пятьдесят копеек. За такую сумму можно и поспорить. Это ж полбутылки водки. Четыре рубля она, конечно, не отдаст, но на рубль может и расщедриться. Так что при хорошем стечении обстоятельств ты получишь пакетик карамели. Горсть конфет за пятьдесят рублей – это круто. Сделка века.
Миша замолкает. Миша делает паузу, чтобы до меня дошло.
– Миша, я не понимаю.
– Бывает.
– Но мне не нужна водка.
– Мне тоже.
– При чем тут водка вообще? Мы говорили о конфетах.
– Расскажи про пирамиду Хеопса.
– Не буду. Достал ты меня. Не можешь просто объяснить, тогда молчи. И подавись своими деньгами.
Миша не обижается. За все время, пока я его знаю, Миша никогда на меня не обижался. Вслух он говорит, что на дураков не обижаются, но я знаю, Миша думает, что если я чего–то не понял, то это его вина. Если я не понимаю, то это он не смог объяснить.
– Но что такое пирамида Хеопса и кто ее строил ты знаешь?
– Знаю.
– И когда ее строили тоже знаешь?
– Тоже знаю, но не понимаю, какое отношение имеет пирамида Хеопса к деньгам.
– Я тоже не понимаю, какое отношение вся эта муть про фараонов имеет к тебе, ко мне и к ситуации, в которой мы находимся. Зачем тебе все это знать, ты представляешь? Ты же даже элементарных вещей не понимаешь. Почему дедушки стоят около ворот?
– Не знаю. Гуляют, наверное. Свежим воздухом дышат.
– Свежим воздухом они могли бы и на лавочке дышать.
– Тогда не знаю. Просто так стоят.
– Просто так только идиоты вроде тебя могут про древний мир читать. Остальные люди делают все с определенной целью. Ты у ворот долго стоял?
– Я не стоял у ворот, я издалека на ворота смотрел.
– И что ты там увидел?
– Ничего особенного. Одни дедушки быстро входят и выходят. Бабушки тоже. Другие стоят возле ворот.
– Вывод?
– Да никакого вывода.
– И куда они выходят?
– В магазин, наверное. Они с сумками возвращаются.
– Шерлок Холмс. Итак. Одни дедушки стоят возле ворот, другие выходят и возвращаются с сумками. Твой вывод?
– Не знаю. Может быть, они раньше сходили в магазин, может, потом пойдут.
– Они пойдут в магазин раньше или позже, тут ты прав. Ты вывод можешь сделать или нет?
– Нет. Устал я уже думать.
– Ты не мог устать думать. Чтобы устать думать, нужно начать думать.
– Тогда не устал, тогда мне надоело.
– Всегда так. За пять минут до вывода тебе надоедает. Так ты никогда ничему не научишься. Рано или поздно дедушки пойдут в магазин. И что они там купят? Угадай с трех раз: справочник по математике, книгу по истории древнего мира или шоколадных конфет?
– Да понял я.
– И что ты понял?
– Водку они купят. Алкоголики они, и в тюрьме сидели. Все? Теперь отстанешь от меня?
– Деньги на место положил?
– Положил.
– Вопросов нет? Свободен.
– Есть вопрос.
– Давай свой вопрос, пока я добрый.
– Как я должен был поступить, чтобы купить конфет?
– Сказать мне. Я дольше тебя здесь живу, всех знаю. Понял?
– Понял.
Миша молчит. Миша молчит не просто так. Он молчит специально. Миша уверен, что мне надо дать время подумать. Я тоже молчу. Я знаю, что если я скажу глупость, Миша начнет объяснять мне, почему я не прав. Но я не такой, как Миша. Я не умею долго молчать. Пару часов я читаю книгу. Но рано или поздно надоедает даже читать.
