Екатерина Вильмонт - Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия
– Слушай, Алиска, там у них все нормально, а?
– Да. Нормально.
– Никаких там жутких болячек, никаких мировых трагедий?
– Слава богу, нет.
– Я почему спрашиваю… А вдруг я не к месту со своими примочками?
– Да что вы, Антонина Михайловна! Вот только одно…
– Ну?
– Татка с мужем разошлась, так что…
– Ясно, не буду спрашивать про мужа, хорошо, что ты сказала! – Они поднялись на второй этаж. – Звони давай! – распорядилась Антонина Михайловна, становясь в сторонке.
Дверь открыла Соня.
– Алиска, наконец-то! О Господи, тетя Тоня! Мама! Мама! – не своим голосом завопила она.
– Что ты орешь как ненормальная? – выскочила в прихожую Берта Яковлевна. – Ой, вэйз мир, Тоня! Тонька, мерзавка, это ты?
– Я! Я! Что ты уже старая грымза, я знала, но что у тебя совсем мозги отказали, не ожидала! Ой, Берточка, как же я соскучилась! Мать вашу за ногу, до чего ж хорошо!
Соня стаскивала с Антонины Михайловны пальто, Берта Яковлевна все целовала подругу, у обеих глаза были полны слез.
– Берта, я вот тут кое-что вам с Сонькой привезла, потом разберетесь, а вот выпивка, закусь всякая… Мать твою, какой стол! Берта, рыба фиш есть?
– А как же, Тонечка! – всхлипывала Берта Яковлевна.
– Дайте поглядеть на нормальный московский стол! Красота! А холестеринчику сколько! Прелесть просто! Я, ребятки, от этой сраной Америки совсем озверела! Сонька, пепельницу поставь! Надеюсь, вы еще не отупели, курить разрешаете? – И она с удовольствием уселась за стол. – Что-то я Татку не вижу! Она придет?
В этот момент в дверь позвонили.
– Это, наверное, как раз Татка, – предположила Соня и побежала открывать.
В самом деле это пришла Тата, за спиной которой смущенно переминался с ноги на ногу Олег Степанович.
– Вот познакомьтесь, Соня, это Олег Степанович, Софья Давыдовна!
– Очень приятно, проходите, пожалуйста! Спасибо, какие чудные гвоздики! Нет-нет, обувь снимать не надо, ни в коем случае!
Соня с любопытством разглядывала Олега Степановича. Нет, не моего романа, решила она.
– Сонька, что там за шум? – шепотом спросила Тата.
– Сюрприз!
Едва ступив на порог, Тата закричала:
– Матерь Божья! Кого я вижу! – и кинулась целовать Антонину Михайловну.
Олег Степанович растерянно озирался. Но к нему подскочила Берта Яковлевна:
– Молодой человек, не стесняйтесь, проходите! Уже все в сборе, садитесь, садитесь, вот тут, рядом с Таточкой, чтобы вам было спокойнее. И прошу, чувствуйте себя как дома. Тата, хватит чмокаться с Тонькой, сядь наконец, вон Алиска аж побледнела с голоду!
Олег Степанович, встретившись взглядом с Алисой, кивнул ей и неуверенно улыбнулся. Она кивнула в ответ. Ох, хороша, даже вздрогнул Олег Степанович. Но я почему-то ее боюсь. А чего, собственно, бояться? Вот выпью рюмку-другую, может, и страх пройдет. Хорошо, что мы на такси приехали, хоть выпить можно, тем более под такую закуску… А эта Софья тоже, между прочим, недурна. Не такая эффектная, конечно, но приятная, глазки красивые. И женственная…
Он сидел между Татой и Антониной Михайловной.
– Тебя, малый, как звать? – обратилась к нему толстуха.
– Олег, – почему-то без отчества ответил он.
– Вот что, Олежек, поухаживай за старухой, налей-ка мне водочки, вон той, желтенькой. Это Берта на апельсиновых корочках настаивает. Мечта! Ты-то сам употребляешь?
– А как же!
– Вот и славно! Я сразу провозглашу тост, вы не против? У всех налито? В таком случае давайте выпьем за то, что мы вот уж столько лет – и теперь можно сказать, с разных концов света – стремимся сюда, за этот стол, к этим людям… И всем нам тут хорошо! Берточка, Сонька, за вас! – Антонина Михайловна опрокинула рюмку. – Ох, хорошо, мать вашу за ногу! Вкуснее твоей водки нет ничего на свете, Берта! Я там, в этой Америке, пробовала тоже настоять водку на корочках, а все не то… Ну, будем здоровы! Олег, наливай еще!
Кроме Олега Степановича за столом был только один мужчина – хрупкого сложения пожилой художник Александр Рувимович, дальний родственник Сониного отца.
Вот уж точно – восемь девок, один я, подумал мельком Олег Степанович. Но ему здесь нравилось. Уютно, вкусно, просто… И эта чудная толстуха рядом явно прониклась к нему материнскими чувствами.
– Олежек, не расстраивайся, подумаешь, молодая девчонка тебя послала на хер… Так она ж дура! Все эти «мисски» из глубинки такие. – Олег уже успел пожаловаться на судьбу. – Ничего, ты парень видный, все при тебе, не пропадешь. Ты уж так безумно ее любил?
– Не знаю, – вздохнул Олег.
– Я тебе дам совет, – шептала Антонина Михайловна, – ты по сторонам-то не зыркай! Алиска, конечно, хороша, но не для тебя… И Сонька, между прочим, тоже.
– Почему?
– Я очень люблю Соньку, и еще больше Берту. Но такую тещу и врагу своему не пожелаю. А вот Татка – это как раз то, что тебе надо, ты уж мне, старухе, поверь!
– Антонина, ты, по-моему, рехнулась на старости лет! – заявила вдруг Берта Яковлевна. – Ты чего в молодого человека впиявилась?
– Жить его учу! Он вот говорит, что сирота. Значит, надо о нем позаботиться! Не обращай внимания, Олежек, они все мне просто завидуют, и всегда завидовали! Я всю дорогу как в компанию попаду, все мужики сразу мои! – Она весело подмигнула Берте Яковлевне. – Один Додик, покойник, на мои чары насрать хотел, предпочел Берту. Только мне уж мужики-то без надобности, хотелка усохла. Мне теперь уму-разуму мужика поучить – самое милое дело!
Все громко расхохотались, и тут раздался звонок в дверь.
– Еще кого-то нелегкая принесла! – воскликнула Антонина Михайловна. – Или ждете кого?
– Нет.
Соня пошла открывать.
На пороге стоял Ярослав Игнатьевич с букетиком мимозы.
– Здрасте, я ваша тетя! – сказал он. – Незваный гость хуже татарина. Сончик, я пришел мириться!
Соня мгновенно притворила дверь в комнату. Она видела, что Славик уже пьян.
– Пожалуйста, уходи! – прошептала она.
– Нам надо поговорить!
– Только не сейчас!
– Почему не сейчас? У вас праздник, а я что, лишний на вашем празднике? Лишний, да?
– Да.
– Сончик, ты оскорбилась? Но, согласись, ты тоже вела себя по-свински…
В прихожую выглянула Берта Яковлевна:
– Соня, кто пришел? Ах, это вы? И что вам тут надо?
– Мадам, я хотел попросить прощения у вашей дочери. И вы не можете лишить меня слова! Вы, слава богу, не спикер…
– Зато вы – типичный депутат! – фыркнула Берта Яковлевна.
– Вы желаете меня оскорбить? Да?
– Я желаю…
– Мама, я тебя умоляю, не надо!
– Даю тебе пять минут! – грозно проговорила Берта Яковлевна. И скрылась в комнате, плотно прикрыв за собою дверь.
– Так и будешь держать меня в прихожей? Как холуя?
– Слава, уйди, ради бога, не устраивай скандала! – взмолилась Соня.
– Ради бога? А ради какого бога? Отца, Сына и Святого Духа?
– Боже, что ты несешь, ты пьян!
– А, наверное, ради этого, как его… Яхве, что ли? Так мне на него наплевать, на вашего жидовского бога!
– Перестань, прошу тебя… Уйди, потом поговорим, – испуганно лепетала Соня.
– А я хочу сейчас! Сонька, ну не будь же ты дурой! Я к тебе с миром, а ты… На вот, возьми цветы!
– Спасибо, только сейчас уходи.
– А если я не уйду?
– Уйдешь.
– А вот не уйду! – Он слегка оттолкнул ее и плюхнулся на стул в прихожей. – У тебя гости, так позови меня к столу, как нормальные люди делают. Где ваше хваленое гостеприимство? А? Можно подумать, вы не в России живете!
– Слава, уйди! – устало повторила Соня.
– И не подумаю! – Он скинул на пол пальто и распахнул дверь: – Здрасте, господа! Я вот пришел с вами попраздновать! По законам гостеприимства вы должны меня усадить за стол! В конце концов, я здесь не совсем чужой, мадам! – обратился он к побелевшей от ярости хозяйке дома.
За столом царила напряженная тишина.
– Да-да, я тут нечужой! И вполне заслужил пару рюмок и кусок вашей знаменитой рыбы.
– Нет, вы сейчас уйдете! – каким-то особенным, звенящим голосом проговорила Берта Яковлевна. – Я в этом доме хозяйка и не желаю вас видеть. Вы здесь абсолютно чужой!
– Слава, иди домой! – Соня потянула его за рукав, надеясь, что все еще как-то образуется.
Он стряхнул ее руку и уселся на Сонино место:
– Мадам! Пожалейте человека!
– Берта, дай ему рюмку! – распорядилась Антонина Михайловна. – Человеку хочется выпить, закусить, святое дело!
Ох, добром это не кончится, испуганно подумал Олег Степанович, понимая, что придется вышвырнуть этого типа. И ведь, кроме меня, некому. Надо же, как неприятно! Никогда не умел драться… Но он напрашивается, а я не могу ударить лицом в грязь перед этими женщинами… А может, все еще рассосется? Может, эта мудрая тетя Тоня все уладит?
Берта Яковлевна, поджав губы, вышла из комнаты.
– Ну что вы, мамаша, как неродная?
– Не смейте называть меня мамашей! И убирайтесь! – донесся ее голос из коридора.
– Слушай, парень, а может, тебе и вправду лучше уйти? – примирительно сказала Антонина Михайловна. – Иди себе, проспись, а завтра придешь и выяснишь отношения с Соней на трезвую голову, а?
