Екатерина Вильмонт - Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия
Кукушка в кухонных часах прокуковала два раза. Кошмар! Тата решительно включила пылесос и за час покончила с уборкой. Потом отправилась в ванную. Когда она лежала в мыльной пене, закрыв глаза, к ней неожиданно ворвалась Иришка:
– Мама! Смотри, что мне подарили!
Она стояла в куртке, держа роскошный букет чайных роз.
– Ничего себе! Кто это тебе подарил?
– Красотища, правда? Ой, мамуленька! Восторжище!
– Ирка, я спрашиваю, кто подарил?
– Один знакомый! – томным голосом ответила Иришка. – Ой, надо их в воду поставить!
И она выскочила, плотно притворив за собою дверь.
– Покой нам только снится, – проворчала Тата. И, быстро смыв пену, накинула халат. – Ирка! Говори, кто подарил такую роскошь?
– Денис!
– Денис? Кто это?
– Парень.
– Не морочь мне голову! Что за парень, откуда? Из школы?
– Нет.
– А откуда?
– Познакомились… Мам, ну не устраивай мне допрос с пристрастием! Он очень хороший!
– Интересно, где он взял деньги на такой букет?
– А у него папашка крутенький!
– Сколько ему лет?
Девочка замялась.
– Ирка, я тебя спрашиваю!
– А какое это имеет значение? Ну девятнадцать…
– Но он ведь уже взрослый, – испуганно проговорила Тата. – А тебе только пятнадцать…
– Ну и что? Папа старше тебя на шесть лет, и что тут такого? А его новой жене вообще только двадцать три! Он вдвое ее старше, подумаешь, великое дело!
Двадцать три года? Вот это новость! Тата совершенно растерялась. Но в конце концов, сколько лет новой Илюшиной пассии, ее не должно касаться. О чем она и поспешила сообщить дочери.
– Мне абсолютно наплевать, сколько лет его девицам, а вот сколько лет твоему… кавалеру – это меня непосредственно касается!
– С какой стати?
Глаза Таты вдруг наполнились слезами.
– С такой стати, что ты – моя единственная дочка, и дороже у меня никого нет. А если ты сама не понимаешь…
– Мам, ну ты что? Ты, наверное, решила, что я с ним… это… сплю? Так ты не думай! Ничего такого пока не было!
– Пока?
– Да, пока! Я ведь, между прочим, обет целомудрия не давала!
– Ирка!
– Мама! Ну прекрати слезы лить. Или ты из-за Олеси?
– Кто это – Олеся?
– Папина новая…
– Еще чего! – всхлипнула Тата. – Я тебя умоляю, давай обойдемся без этих кошмаров с абортами и вообще… Закончи сначала школу… А где, кстати, ты с этим парнем встречаешься?
– Сегодня, например, он пригласил меня в театр. В «Сатирикон»! Иногда еще мы ходим в кафе, в кино…
– А может, ты пригласишь его домой.
– Легко! – пожала плечами Ириша.
– Вот и хорошо, мне будет спокойнее.
– Мам, ты не волнуйся, он нормальный! Студент…
– И где учится?
– В МГУ. На психфаке.
– И он в тебя влюблен?
– Представь себе! – с гордостью заявила Иришка.
– Он что, постарше себе не нашел?
– Мама!
– Ладно, ладно, не буду. А как его зовут?
– Я же сказала – Денис!
– Слушай, а он… Он не наркоман? – произнесла Тата то, что больше всего ее волновало.
– Нет! Я же говорю – он нормальный. Мам, а ты мне от тети Берты вкусненького принесешь?
– Принесу, – вздохнула Тата.
Все мысли о молодом поклоннике бесследно исчезли. Она чувствовала себя опять несчастной, старой, брошенной не просто так, а ради молоденькой девчонки. И еще бремя ответственности за дочку, у которой сейчас такой трудный возраст, тоже не давало разогнуться.
Когда Тата принялась наводить красоту, глаза уже были не бирюзовыми, а какими-то блеклыми, неинтересными. Так, во всяком случае, ей казалось. Опять она превращается в остывшую геркулесовую кашу. На воде. Мымра и есть мымра! И ничего у такой мымры не будет!
В половине шестого за ней заехал Олег. Подарил букетик нарциссов.
– А ты чего такая? Невеселая?
– Да не обращай внимания, настроение ни к черту. Ничего, в гостях разойдусь.
– Наталья, а как хозяйку-то зовут?
– Берта Яковлевна, а дочку – Соня. Софья Давыдовна.
– А сколько лет дочке?
– Сколько мне. Она моя старая подруга.
– Ясно. Наталья, я тут бутылку ликера взял, хорошего. «Бейлис». Нормально?
– Прекрасно!
– И вот цветы… Гвоздики. Пойдет?
– Пойдет. Все хорошо, Олег. Никто тебя там не съест, обещаю!
– Просто я никого там не знаю, неудобно как-то…
– Удобно, удобно! Расслабься и попытайся получить удовольствие.
– А рыжая будет?
– Будет.
Алиса с радостью собиралась в гости. Во-первых, можно будет отдохнуть от телефона. Ей беспрерывно звонили с поздравлениями буквально со всех концов страны. «Мои региональщики» – так она называла этих людей, многих из которых никогда даже не видела, общаясь лишь по телефону. Непонятно, откуда они знают мой домашний номер. Но тем не менее приятно, что ни говори… Значит, не зря все-таки трачу на них практически все свое время. Однако не было ни одного звонка, который бы хоть чуточку взволновал меня как женщину. Даже этот лощеный Курбатов не позвонил, хотя, казалось бы, идеальный повод – Восьмое марта. Вроде бы я ему понравилась, но, видно, отпугнула чем-то. Да и черт с ним, не нужен он мне. Мне вообще никто не нужен… После смерти Эрика вся моя нерастраченная любовь превратилась в сумасшедшую деловую энергию. Кажется, именно это Фрейд именовал сублимацией. Что ж, не зря я все-таки сублимировала. Из полной нищеты в самом начале девяностых я сумела выбиться, никого не угробив, не подставив, ничего не украв, просто работая в полную силу. Могу собой гордиться… Я умна, красива, энергична – в общем, образец современной деловой женщины. И, как большинство из них, абсолютно, пугающе одинока. Так, что иной раз хочется выть на луну… Конечно, найти мужика не проблема. Проблема в том, что с этими мужиками я еще более одинока, чем без них. Никому, даже таким близким людям, как Татка и Соня, я никогда не рассказывала, что всегда особенно остро ощущаю свое одиночество именно в постели с мужчиной. Или мне просто не везло? Только Эрик… Все, что были до него и после, оставляли меня разочарованной. И дело вовсе не в мужских доблестях. А в том ощущении тепла, уюта, надежности и полной душевной близости. В отсутствии барьеров… Я тогда поняла, что нет ничего важнее в отношениях с мужчиной, когда с первой встречи вдруг понимаешь, что этот человек близок тебе, что с ним ты можешь обсуждать все на свете хоть сутки напролет – и тебе не будет скучно. Наверное, именно это и подразумевается, когда говорят о пресловутой «второй половинке». Но, видимо, два раза в жизни вторую половинку нельзя встретить, это попросту противоречит всем математическим законам… Хотя, если допустить, что какая-то женщина свою вторую половинку так и не встретила, то почему бы ей не достаться мне? Как говорится в кретинской рекламе: «Ведь я этого достойна!» Одно совершенно ясно: Курбатов отнюдь не моя половинка. А значит, и думать о нем нечего. Он этого не достоин.
Черт побери, как хочется есть! В предвкушении роскошных блюд тети Берты и Соньки Алиса не стала обедать, и сейчас у нее буквально живот подвело. Она схватила подарки и побежала на стоянку к машине.
У Сониного подъезда с домофоном тихонько ругалась какая-то очень толстая женщина:
– Ох, мать твою за ногу, что ж ты, стерва, не открываешься! Тьфу, наша родная техника, едрит твою налево!
– Разрешите, я попробую! – усмехнулась Алиса.
Женщина обернулась.
– Никак чего-то не отпирается… Алиска, чертова кукла, это ты?
Алиса вгляделась в лицо женщины:
– Боже мой! Антонина Михайловна! Откуда вы?
Женщина сгребла Алису в охапку и смачно расцеловала.
– Ох, черт, тут у вас все по-старому! Восьмого все собираетесь. Мать вашу за ногу, как здорово!
– А мне Сонька не сказала, что вы приехали.
– Так они и не знают! Я им сюрпризик, сучкам, сделать решила… Как думаешь, обрадуются?
– Не то слово!
– А ты все одна кукуешь, коза драная?
Алиса не успела ничего ответить.
– И Сонька тоже замуж не вышла, ясное дело? Ладно, что мы с тобой тут торчим. Пошли наверх!
Шумная толстуха была давней и лучшей подругой Берты Яковлевны. Уникальный специалист по гнойной хирургии, она служила в Афганистане, делала сложнейшие операции, спасала, казалось бы, безнадежных раненых, но однажды была ранена сама и с тех пор уже не могла оперировать. Сначала она запила с горя, но сумела взять себя в руки и стала преподавать, а потом ее сын уехал в Америку и она отправилась вместе с ним. С тех пор о ней почти ничего не было слышно. И вот сегодня такой сюрприз!
– Слушай, Алиска, там у них все нормально, а?
– Да. Нормально.
– Никаких там жутких болячек, никаких мировых трагедий?
– Слава богу, нет.
– Я почему спрашиваю… А вдруг я не к месту со своими примочками?
– Да что вы, Антонина Михайловна! Вот только одно…
– Ну?
– Татка с мужем разошлась, так что…
– Ясно, не буду спрашивать про мужа, хорошо, что ты сказала! – Они поднялись на второй этаж. – Звони давай! – распорядилась Антонина Михайловна, становясь в сторонке.
