Алексей Олин - Машина памяти

Мы усаживаемся на мягких подушках в вагоне, которому позавидовали бы… да любой позавидовал бы. Бархат обивки, красное дерево, хрустальные люстры, шикарный стол, черная икра в вазочке, ковры — нога утопает по щиколотку.

Она фыркнула, наблюдая за моей реакцией:

— Извини, официоз! Я ж все-таки Королева, причем путешествующая! Мне и вуаль положена по этикету! — она вынимает из складок белоснежного платья трубку. Набивает, раскуривает. Выпускает дым через ноздри. — Уф! Наконец-то могу покурить по-человечески! Вересковая это, моя самая, самая…

— Ты куришь трубку?

— Ну, иногда сигары…

— В том мире есть сигары?

— В том мире, — передразнивает меня она. — Сигары и кофе появились в первую очередь. Гении без сигар и кофе трудиться отказываются!

— А твой труп в реке?! Я же видел твой труп! Этого не может быть!!!

Диана заряжает мне оплеуху.

— Дурак! Ты Заклинание прочитал, которое я тебе напела, оболочку сбросил, выменял на Время?!

Я обхватываю руками голову.

— Ой, дурак! А родители-то что подумают!

— Родители подумают, что ты…

— Не надо!

— Как хочешь, — Дина пожимает плечами.

— Не бузи, главное…

— Не бузи? Ты чего со мной разговариваешь, как с этим…

Пауза. Диана курит трубку, молчит.

— Мне кажется, ты повзрослела…

Она косится в зеркало.

— Постарела?

— Нет, что вы… то есть, что ты…

Она расхохоталась.

— Сколько тебе сейчас лет? — спрашиваю я.

— Там время шло по-другому. Для тебя прошел всего месяц, для меня — пять лет! Пространственно-временной континуум — штука нестабильная!

— Пять лет?

— Чего ты как попугай повторяешь! Да, пять лет.

— Но как ты стала королевой?

— Выбрали на всенародном голосовании.

— Нет, я имею ввиду…

— Понимаю я, что ты имеешь ввиду. Просто я не рассчитала силы. Я читала Им слишком много отличных книг, наверное…

— И что?

— Что, что! — тут я понял: она нервничает не меньше меня, хотя и скрывает это за показной грубостью. — А-то ты не видишь! Оглянись! Здесь уже разучились мечтать! А там — не разучились?

— Слушай, Диан, а драконы есть?

— Спасу от этих драконов нет. Проблемы одни. Молчи вообще про них.

— Ты добилась своего…

— Перебилась своего, — она пыхтит трубкой. — Мы расстарались до того, что мертвый мир нынче живее всех живых!

— Это же круто! А как ты сюда смогла выбраться?

— Эйнштейн, хвала ему, пять лет этот паровоз изобретал! Паровоз и самотелепортирующегося в пространстве и времени медведя! И носитель информации…

— Блин, — говорю я и тянусь ее обнять. — Я очень рад! У меня столько вопросов накопилось! Это же, это же…

Она слегка отстраняется.

— Что с тобой?

— Минуточку. Вопросы давай потом задашь…

Тут мой воспаленный мозг поражает догадка. Если есть Королева, то должен быть Король. То-то она нервничает, то-то отстраняется…

— Кто? — хриплым голосом спрашиваю я. — Не скажешь сию минуту… я щас с твоего поезда слезу.

Я встаю.

— Да сядь ты, не психуй! — Диана дергает меня за рукав куртки. — Эва распоряжается! Слышишь, как генераторы разогреваются… Догадался уже? Вдохни поглубже! Меня индиец один правильному дыханию обучил…

— Нафиг дыхание! Кто?

— Виктория.

— Чего? Какая виктория? Победа? Или ты…

Панель почти бесшумно отъезжает в сторону. Почти. Диана судорожным движением прячет трубку под подушку. Пахнет жжеными тряпками.

А на пороге…

— Мамочка, ты опять курила?

— Нет, дорогая, что ты! — Диана разгоняет ладошкой воздух. — Я — никогда!

— Мамочка, не ври мне. Ты же обещала бросить!

Ей года четыре. Ангел. Белокурый. Вся в меня.

— Здрасьте! — ангел делает книксен.

— Во-о-о-т, — говорит Диана. — В общем девочке отец нужен! Откажешься, на алименты подам…

— Папочка?!

Я чувствую, как рот расползается до ушей, расходится в идиотской ухмылке.

Следом протискивается Карлик.

— Моя Королева! Дозволь молвить! За вашим гостем животное притащилось.

Из-за пазухи Эва Куаци выкарабкивается Кошак.

— Котик! — хлопает в ладоши Виктория. — Мамочка, можно оставить котика?!

— Оставляй, — кивает Диана. И мне. — Веревки из меня вьет, безотцовщина…

Машина памяти набирает скорость. Отрывается от рельсов. Мы с Дианой обнялись, молчим, смотрим в надраенный до блеска иллюминатор. Вика играет с котиком. Эва Куаци отдает распоряжения гомункулусам. Я понимаю, что впервые за двадцать лет по-настоящему счастлив.

— И все-таки, почему Кит?

— Потому.

— Почему?

— Че ты пристала?

— Я пристала?!

Черно-белый мир за бортом. Мы вырвались!

В динамиках играет «The Show Must Go On».

Шоу продолжается, шоу продолжается…

— Что это?

— Где? — по-детски вытягивает шею Диана.

— Вон, внизу! Зеленое пятно!!!

— Эва, прикажи спуститься пониже!

— Разве что на секунду, моя Королева! Механизм запущен! — говорит карлик.

Волшебный поезд всего на секунду зависает над зеленым пятном.

Но и мгновения хватило, чтобы я понял, узнал.

ОН машет нам рукой. ОН улыбается. ОН занимается тем, что красит траву в черно-белом мире, который почти разучился мечтать…

Почти.

— Диан?

— ?

— А может между нами это, ну это самое, как бы, помнишь, что создает…

— Может быть.

Я выгибаю левую бровь.

— Может быть?

— Слышь, Кит, ты детей-то, точно, любишь?

30

ОН машет нам рукой. ОН улыбается. ОН занимается тем, что красит траву в черно-белом мире, который почти разучился мечтать…

Почти.

— Диан?

— ?

— А может между нами это, ну это самое, как бы, помнишь, что создает…

— Может быть.

Я выгибаю левую бровь.

— Может быть?

— Слышь, Кит, ты детей-то точно любишь?

Я сцепляю пальцы, отворачиваюсь от иллюминатора.

— Ты бы никогда не стала курить табак с вишневой ароматической добавкой.

— Я же говорила, что ты слишком умный…

— Ты бы не стала прятать трубку даже от своей дочери — это противоречит твоему характеру.

— Ты сам все разрушил, Кит.

— Нет никакой машины памяти. Нет тебя, Диана, потому что ты умерла. Потому что ты была простой девочкой, одержимой идеей смерти. И скоро не станет меня. Мое сердце уже остановилось. Но мозг еще живет. И рисует картинки. Но и он сбивается. Он выдает желаемое за действительное. Это мой последний сон, время истекает. В данный момент я умираю в своей постели от какой-нибудь острой сердечной недостаточности, и завтра родители обнаружат мой труп…

— Прощай, Кит.

Ее лицо рассыпается на разноцветные квадратики.

Эва Куаци лопается, как мыльный пузырь.

Не гудят двигатели.

Белокурый ангел, которого изобразило мое подсознание, открывает дверь вагона и шагает в пустоту. Я видел, как мелькнуло белое платьице.

Кошак жалобно мяукает. Вагон прямо в воздухе разваливается на части. Я падаю вниз. Я закрываю глаза…

А когда открываю их вновь: вокруг меня тьма.

Тьма расступается, и я понимаю, что нахожусь в библиотеке. Стеллажи с книгами, насколько хватает взгляда. Только книги. Это наказание.

Сколько времени мне потребуется, чтобы перерыть их все, отыскать то единственное Слово, которое позволит создать собственную Вселенную и кого-нибудь себе подобного?

Я один. Я зажигаю свечу, стоящую на библиотечном столе.

Беру первую попавшуюся книгу. Открываю на середине.

Это Бродский:

Идет четверг. Я верю в пустоту.В ней, как в Аду, но более херово.И новый Дант склоняется к листуи на пустое место ставит слово.

31

…Это происходит слишком часто. Кит шел по аллее парка, когда его кольнуло это ощущение: дежа вю. Он словно бы уже был здесь. Те же встречные лица, те же запахи и те же мысли. Стоп, хватит, так и до сумасшедшего дома недалеко. Он загоняется…

Но это правда! Аналогично компьютерной игре. Что-то вроде цепи непрерывных маленьких перерождений, когда на определенном этапе ты сбился, свернул не в ту сторону, сделал ошибочный ход… Нас будто сэйвят там, на небесах, и возвращают к исходной точке, узловому моменту. Если не хочешь проиграть — попытайся снова. И снова, и снова, в надежде, что успех со временем придет. Или вообще, плюнь и стой на месте! Не предпринимай ничего! Тебе будет скучно, очень скучно, но зато удастся избежать ошибок и повторений…

Руки без перчаток мерзли. Он засунул их в карманы куртки. Пальцы правой руки нащупали толстую стальную цепочку. Лобо…