Никита Высоцкий - Высоцкий. Спасибо, что живой.
— Скоро арык бюдет... купаться бюдешь... — Он улыбнулся, обнажив пару золотых зубов, и шаловливо дотронулся до коленки Татьяны.
Татьяна отдернула ногу и отвернулась.
— Е-е! Я тибе сам кюпать буду... Хочишь?.. Ти кюпалник взял с собой? А? Чего мольчишь? Не хочиш разговариват? Ми туг один... Тут двести километр нет никто... Будишь плехо вести себе, бирошу сдес, пюст шакал тибе сьест... Я тибе гавару... харащо бюдиш сибе вести, давезу на висшем уровне... дэньги нэ надо... нет—сдес останишься... Али еще никогда не обманиваль...
Красная «трешка» вдруг резко свернула на обочину дороги. Али открыл дверь машины и, сплюнув на землю черную слюну, выскочил из кабины. Слегка пошатываясь, он обошел машину и распахнул пассажирскую дверцу. Попытался вытащить Татьяну из кабины. Таня отчаянно сопротивлялась, отпихивалась ногами. У нее началась истерика:
— ...Я везу лекарство... Высоцкому... Если ты меня тронешь хоть пальцем... он тебя... найдет на том свете... понял... не трогай меня! Не трогай... или убей здесь!
* * *
Спидометр показывал сто тридцать километров в час. Михалыч заметил съехавшую с дороги машину лишь на мгновение. Некоторое время он соображал. затем посмотрел на часы:
— Сколько до Ташкента?
— Ну. я не знаю, до центра города, наверно...
— До аэропорта?
— Километров триста, может, меньше. Если так гнать — бензина не хватит.
Михалыч некоторое время считал в уме часы и километры, затем принял решение:
— Разворачивайся.
— Как — разворачивайся? Мы же...
— Слушай меня, — раздельно произнес Михалыч. — У тебя под ногами три педали. Жми на Ты, которая посередине.
Водитель подчинился. Машина резко затормозила, подняв клубы пыли.
— Теперь вот эту круглую штуку против часовой стрелки крути. Это называется разворот. Поехали.
— Куда?
— Прямо. Я тебя на ишака пересажу, Серик! Рано тебе на машине. Да не гони.
Теперь Михалыч хорошо рассмотрел красные «Жигули», которые стояли метрах в двадцати от дороги в небольшой ложбинке. Он увидел открытые двери, резкие движения водителя, лягающиеся женские ноги, а главное — номер 77-49 УЗИ.
— Они. Стой.
Еще несколько секунд Михалыч наблюдал за происходящим.
— Так он ее, по-моему, это... — забеспокоился Серик.
— Быстро соображаешь!
Михалыч дотянулся до руля и сам нажал на клаксон: один длинный, два коротких гудка.
Али оглянулся и на секунду замер, затем выпрямился и захлопнул дверцу со стороны Татьяны. Он попробовал сделать вид, будто это просто ссора.
— Вот так, понял? — И пригрозил пальцем.
Таня завизжала, стараясь, чтобы услышали в «Волге».
— Э!.. Все, все... пошутить хотэл. Нэ ори, пожалыста! Извэни, короче... Нэ буду болше.
Ага обошел машину и, перед тем как сесть за руль, воровато оглянулся на дорогу. «Волга» стояла все там же. Задним ходом Али начал выезжать на трассу. Оглянувшись еще раз, он не поверил своим глазам: «Волги» на дороге не было.
— Э, ой-бай! Видэл?
Татьяна его не слышала. Она вжалась в кресло и до боли в руках сжала сумку. На какой-то момент она полностью потеряла контроль над собой и разрыдалась до икоты. Руки онемели. Она попробовала пошевелить головой, но тело не подчинялось.
— Эй, слюшай... не буду болше... прасти, пажалиста.
Красный жигуленок осторожно тронулся с места.
* * *
Сева старательно тянул время. Он уже отработал свою программу и теперь решил показать номер «Испорченный радиоприемник». Он зашипел в микрофон, изображая помехи в эфире, а затем голосом женщины-диктора произнес:
— И о погоде: завтра в Бухаре и области обильные осадки. — Зал одобрительно хохотнул. — Ветер западный. порывистый... — Он опять изобразил помехи и голосом Николая Озерова продолжил: — Буряк проходит по краю, пас Блохину, удар, гоооол!!! Счет становится... — Вновь изобразил помехи и снова женским голосом: — Двадцать семь — двадцать девять градусов выше нуля.
Раздались аплодисменты, почти овация. Кулагин явно не рассчитывал на такую реакцию. Но тут краем глаза он увидел, что на сцену выходит Володя. Аплодисменты предназначались ему. Севе ничего не оставалось, как объявить в микрофон:
— И вновь на сцене — Владимир Высоцкий!
Страшно уставший и растрепанный, Володя приблизился к микрофону:
—Актер должен оживлять все, к чему прикасается. А для этого нужна наблюдательность, фантазия. Сева делает это очень хорошо. Вообще уметь делать что-то хорошо — это важно.
Кулагин не отрываясь смотрел на Володю из-за кулис. Рядом стоял Нефедов — судя по всему, он и проводил Володю до сцены.
— Где же Татьяна? Пора бы уж ей... — нервно теребя кулису, обратился Толя к Севе.
Сева думал о своем:
— Я сейчас снова выйду. Он же еле стоит.
Однако Володя продолжал свое выступление:
— В последнее время участились случаи появления летающих тарелок. Многие их видели, многие на них летали. И вот сейчас — песня. У нее такое длинное название: «Письмо в редакцию передачи „Очевидное-невероятное“ из сумасшедшего дома с Канатчиковой дачи». Капица слушал и не обиделся.
— Вроде все пока нормально, — Толя сам не верил тому, что говорит.
— Да нет, Толик, не нормально, не нормально!
Высоцкий взял первые аккорды и начал песню:
Дорогая передача!Во субботу, чуть не плача,Вся Канатчикова дачаК телевизору рвалась, —Вместо, чтоб поесть, помыться,Уколоться и забыться,Вся безумная больница У экрана собралась.
* * *
Красный жигуленок остановился на заправку в небольшом безлюдном кишлаке. Заправочной станцией назвать это было трудно, так как там просто стоял бензовоз и бензин по канистрам разливали из шланга. Неподалеку были раскиданы несколько мазанок, да еще имелась небольшая изгородь, возле которой блеял привязанный к высохшему дереву баран. Откуда-то долетал дымный запах шашлыка.
Татьяна сидела в машине одна. Безжизненное пространство вокруг отупляло. Она даже не думала бежать — очевидно же, что бежать некуда.
Возвращаясь к машине с едой и что-то насвистывая, Али не заметил двух мужчин, вышедших из-за глиняной постройки. Один из них, поравнявшись с ним, резко схватил его за горло и втолкнул за загородку, видимо служившую загоном для скота. Али уронил шашлыки с овощами на землю. Одним движением Михалыч повалил его и крепко сжал кадык.
— Ну что, джигит, яйца тебе отрезать? А? Я тебя спрашиваю, говно! Отрезать?
Али беспомощно дернулся в жилистых руках и еле слышно просипел:
— Я... Э... Э... Мил-ис-ия!
Михалыч вынул удостоверение и сунул его прямо в лицо Алимхана:
— Читай! Умеешь читать? Я тебя, говно, за Полярный круг!.. Веришь?
Задыхаясь, Али одними губами прошептал:
— За что?.. Уважаемый?..
— Если ты на нее еще хотя бы раз посмотришь!.. Михалыч отпустил горло Али, и они с Сериком исчезли так же быстро, как и появились.
Али, шаркая ногами, подошел к машине. Осторожно сел за руль. На Татьяну он не смотрел.
— Я довезу вас до автобус... хорошо доедешь... Мошин совсем сломался.
Глава четырнадцатая
ШЕСТИЧАСОВОЙ
Нефедов и Кулагин почти втащили Высоцкого в гримерную.
— Все! Он больше на сцену не выйдет. — Кулагин уложил Володю на кушетку.
.. .А людей уже запускали в зал. С улицы валили все новые зрители.
Кулагин подбежал к билетерам, закрыл входную дверь прямо перед носом у очередной группы зрителей и заявил:
— Не будет шестичасового. Отменяется. Не пускайте никого!
— Задерживается? — не поняла билетер.
— Отменяется, я же говорю!
Под напором зрителей дверь снова открылась.
— Объявляйте со сцены, а то нас тут сметут! — сказала ему женщина-билетер и вернулась к работе. Люди шли и шли, а она все продолжала надрывать билеты.
Кулагин заметил Фридмана, окруженного какими-то важными персонами, и бросился к нему:
— Леня! Леня!..
— Невозможно сейчас, Севочка! — Фридман недобро зыркнул на Кулагина и тотчас с улыбкой повернулся к своим чиновным спутникам: — Пожалуйста, идемте... проходите, пожалуйста! — На миг он обернулся к Севе: — После, после... всё после.
Неожиданно Кулагина окликнули сзади:
— Вы Кулагин? Всеволод?
— Да. Кулагин, Кулагин, Всеволод.
Молодая симпатичная девушка протянула ему билет и ручку.
— Ну, если вам это нужно... — Сева слегка смутился.
— Вы же будете выступать?
— Да нет, конечно!
Девушка рассмеялась. Ее подруга тоже протянула бумажку. Около Кулагина стали останавливаться люди, кто-то щелкал фотоаппаратом, кто-то просто глазел...
* * *
Фридман вышагивал впереди солидных гостей по проходу.
