Брет Эллис - Правила секса

////Сейчас я на занятиях, до конца осталось всего сорок минут. Я думаю, меня сейчас стошнит. Я должна увидеть Тебя. Яне нахожу себе места, спокойно говорю я себе, потому что хочу стонать и изгибаться под Тобой и хочу подойти и поцеловать Тебя в губы и притянуть тебя к себе и сказать: «Люблю люблю люблю», раздеваясь, потому что мы уже начинаем заниматься сексом. Я хочу прибить уродливых девчонок, которые сидят рядом с тобой в «Пабе», но не могу. Я слышу песню Bread, и вдруг появляешься ты. Кто-то подошел ко мне и сказал: «Раскрой свою карму, раскрой свою карму», — и я подумала о тебе. Наверное, я могла бы уехать куда-нибудь. Поехать отдохнуть… куда? Сконцентрироваться… на чем? Вокзал? Анал? Я видела, как бродит эта парочка, и они выглядели очень несчастными, а я хочу прикоснуться к тебе. Я хочу, чтобы ты прикоснулся к ним. Тебе нравятся эти скучные, наивные, робкие, сметливые девушки ? Я тут недавно заглянула в одну комнату и увидела плакат: «Когда дерутся две гремучие змеи, это происходит строго по правилам. Ни одна из них не пользуется ядовитым зубом, цель состоит в том, чтобы прижать голову противника к земле и продержать ее там несколько секунд, обозначив таким образом свое превосходство. Затем хватка ослабевает и проигравшая змея удаляется». Кто может улыбкой заставить мир вертеться? Кто может взять никчемный день и сделать его стоящим ? Так это же ты, девушка, и пора бы тебе уже об этом знать, ты демонстрируешь это каждым мимолетным взглядом, каждым движением. Любовь вездесуща, притворяться ни к чему, ты можешь получить все, что захочешь, так возьми же сама, ты будешь… Иногда я ненавижу Его. Завтра вечером.////

Пол

Мы лежали в моей кровати, потому что французишка вернулся. Шон облокотился о стену и попросил меня передать ему лежавшие на полу сигареты. Я прикурил и передал пачку Шону.

— Что случилось? — спросил он. — Нет. Сейчас я отгадаю. Пол в напряжении, верно?

— Десять очков Шону.

Он поднялся с отвращением на лице и натянул семейные трусы.

— Почему ты ходишь в семейных трусах? — спросил я.

Он ничего не ответил и продолжил одеваться, изо рта свисала сигарета.

— Нет, я ведь правда никогда не замечал этого раньше, но ты же ходишь в семейках!

Он натянул футболку, а потом завязал свои забрызганные краской ботинки. Почему они краской-то у него забрызганы? Он что, пальцем рисовал, что ли?

— У тебя что — несколько пар разных цветов? Есть розовато-лиловые? А может, апельсиново-оранжевые?

Он оделся и сел в кресло рядом с кроватью.

— Или только цвета серого асфальта?

Он лишь вытаращился на меня, сообразив, что я веду себя по-идиотски.

— Я был знаком с парнем по имени Тони Делана в девятом классе, он носил семейные трусы.

— Сенсационная новость, Дентон, — сказал он.

— Да?

— Так, значит, ты не хочешь ехать в Бостон завтра, в этом дело? — спросил он.

— У тебя уже двадцать очков.

Я бросил сигарету в пустую пивную бутылку, стоявшую на ночном столике, и встряхнул ее.

Шон только лишь посмотрел на меня и произнес:

— Не так уж ты мне и нравишься. Не знаю, почему я здесь.

— Ничем не могу помочь, — говорю я, поднимаясь и надевая халат. Я принюхался к халату. — Надо его постирать.

Я просканировал комнату на предмет выпивки, но было уже поздно, и мы разделались со всем пивом. Я потянулся через него и поднес бутылку к свету посмотреть, не осталось ли чего. Ничего.

— «Приоденься и присунь» пропустишь, — сказал он низким угрожающим голосом.

— Знаю.

Я пытался не паниковать.

— А ты пойдешь? — в конце концов спросил я.

— Естественно. — Он пожал плечами и передвинулся к зеркалу, не поднимаясь из кресла.

— Что наденешь? — спросил я.

— Что обычно, — ответил он, уставившись в свое отражение.

Самовлюбленный сучонок.

— Да неужто?

Я оглядел комнату. Не знаю, чего я искал. Хотелось выпить. Я подошел к проигрывателю, осмотрел его.

Рядом с колонкой было полбутылки «Бекса». Я присел обратно на кровать. Он поднялся.

— Я пойду.

— Куда? — спросил я и небрежно хлебнул. Пиво было теплым и выдохшимся, я скорчил гримасу, но все равно выпил.

— Позанимаюсь в ночном зале, — ответил он. Самовлюбленный бздунишка.

Он пошел к двери, и тут я заорал:

— Я не хочу ехать в Бостон на выходные! Не хочу видеть свою мать. Не хочу видеть Джаредов, — (хотя, наверное, мне хотелось увидеться с Ричардом), — и Ричарда из «Сары Лоренс» не хочу видеть, — (это в надежде вызвать у него ревность), — и… — Я умолк.

Он стоял молча.

— И еще я не хочу оставлять тебя здесь… Потому что я не доверяю тебе, но этого я не стал

говорить.

— Я пошел, — произнес он. Открыл дверь и оглянулся. — Я подброшу тебя завтра до автовокзала. Во сколько автобус?

— В одиннадцать тридцать, кажется.

Я глотнул еще пива и закашлялся. Вкус был отвратительный.

— О’кей, подтягивайся к мотоциклу в одиннадцать, — сказал он, выходя.

— В одиннадцать.

Он закрыл дверь, и слышно было, как эхо от его шагов гуляет по коридору.

— Спасибо, Шон.

Я начал собираться, гадая о том, как теперь выглядит Ричард, пытаясь вспомнить, когда видел его в последний раз.

Шон

Кто-то заходит в «Паб», ищет кого-то, не находит и уходит, за ними закрывается дверь. Лорен Хайнд — совершенной красотки, которая оставляла записки у меня в ящике, среди них не было, и в «Паб» сегодня вечером я пришел только затем, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. В прошлую субботу, в общем корпусе, я видел, как она опускает записку. Я и поверить не мог. Я был в таком шоке, что это оказался кто-то симпатичный, что вся прошлая неделя прошла как будто в дурмане. Сейчас я за столом с четырьмя, или пятью, или шестью ребятами, типа слушаю их отмороженный разговор, ищу глазами эту девчонку. Все говорят о том, что нового в скульптурной мастерской — о преподавателях по скульптуре, вечеринках, о последней скульптуре Тони, хотя и понятия не имеют, что она «выражает». Мне Тони сказал, что подразумевал стальную вагину, но никто из этих идиотов не догоняет.

— Она такая волнующая, такая чувственная, — говорит девушка с серьезной миной.

— Очень сильная. Вне стиля, — соглашается ее подружка — лесба из Дьюка, приехавшая в гости, и выглядит она так, будто сильно перебрала с MDA.

— Это Нимой. Чистый Нимой, — говорит Гетч.

Отвлекаюсь. Заходит еще кто-то, это та девчонка, которая, если меня не подводит память, совершенно немотивированно поцеловала меня взасос на прошлой пятничной вечеринке. В джукбоксе по-прежнему Питер Гэбриел.

— Но это же Диана Арбус — вне всякого сомнения, — говорит одна из девушек, и это она серьезно.

Дентон окидывает меня железным взором с противоположной стороны стола. Он-то, наверное, согласился с этим.

— Но ревизионистская теория в ее случае совершенно не обоснована, — радостно вставляет кто-то.

Возникает заминка, затем чей-то вопрошающий голос:

— А как насчет Виджи. Что о Виджи-то вы думаете, бога ради?

Испытывая невнятный сексуальный интерес, заказываю еще один кувшин пива и пакет картофельных чипсов со вкусом барбекю, от которых у меня расстраивается желудок. Питера Гэбриела сменяет Питер Гэбриел. Девчонка, поцеловавшая меня взасос в прошлую пятницу, уходит, купив пачку сигарет, и в каком-то извращенном смысле меня это разочаровывает. Она не настолько симпатична (слегка азиатка, с танцевального?), но, возможно, я бы ей вставил. Возвращаюсь к разговору.

— На этот раз Спилберг зашел слишком далеко, — шипит подсевший за столик недовольный мулат-интеллектуал в неброском необитниковском, но все же модном прикиде, увенчанном беретом.

Куда он зашел? Как будто только и делает, что ошивается в квартире в Кэнфилде, и бухает, как маньяк, и отваливает, когда родители приезжают на уик-энд, и каждый семестр принимает кучу друганов из закрытых колледжей. Какого хуя он делает в этой жизни? Как будто это его юные первогодочки посвящают в свои секреты и с ним подолгу прогуливаются вокруг общаг после ужина?

— Просто слишком далеко, — соглашается Дентон. Он серьезен, не шутит.

— Просто слишком далеко, — говорю я, кивая. Позади нашего столика второкурсники спорят о

Вьетнаме, какой-то чувак, почесывая голову, типа в шутку говорит:

— Черт, когда это было-то? А кто-то еще говорит:

— А не насрать ли?

И жирная девчонка с серьезным видом, готовая уже удариться в слезы, орет:

— Нет!

Кризис Старшекурсника Социологической Специализации. Я поворачиваюсь обратно к нашему столику с Уебками С Искусства, потому что они наводят меньше скуки.

Лесбиянка из Дьюка спрашивает:

— А вам не кажется, что истоки его популярного гуманизма скорее в извращенной поп-культуре шестидесятых, нежели в лишенной иллюзий модернистской точке зрения?