Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность
Он вытащил из кармана мундштук от горна, сел на койку, как бы взвесил его в руке и погладил кольцо большим пальцем. Это был великолепный мундштук, несомненно. Прю никогда не приобретал более ценной вещи за тридцать долларов.
Ему очень хотелось, чтобы поскорее пришла суббота, он смог бы выбраться из этой крысиной норы и уехать в Халейву к Виолетте. Многие ребята хвастаются тем, что у них одна женщина здесь, другая там. Но очень немногие из них действительно имеют хотя бы одну. Они все об этом говорят, пытаясь убедить других и самих себя в том, что имеют роскошных женщин, а на самом деле идут в «Новый Конгресс» или в другой публичный дом и берут там проституток за три доллара. Прю сознавал, что ему крупно повезло, раз у него была Виолетта.
По пути в гарнизонную лавку Кларк несколько раз искоса взглядывал на Андерсона и пытался заговорить с ним.
— Не нужно было так разговаривать с ним, Анди, — выпалил он наконец. — Он хороший парень. Ты же убедился: он хороший парень.
— А то я сам не знаю об этом, черт возьми! — взорвался Анди. — Заткнись ты ради бога. Я знаю, что он хороший парень.
— Ладно, — сказал Кларк. — Идем, а то опоздаем на обед.
— Черт с ним! — раздраженно ответил Анди.
Когда раздался сигнал к обеду, Прюитт спустился вниз и влился в общий поток солдат, направлявшихся к столовой.
С сияющими лицами, вымытыми руками и забрызганной водой рабочей одеждой, они так и просились на плакаты, призывающие юношей вступать в армию. Только присмотревшись к ним внимательнее, можно было заметить черную грязную полосу у них на запястьях пли полосу грязи, которая шла от висков за уши к шее. Они шумели, шутили, толкались. Но все это не касалось Прю, он в этом не участвовал.
Двое или трое из тех, кого он знал, весьма сдержанно поговорили с ним, а потом вернулись к своим товарищам. Седьмая рота представляла собой единое целое, состоящее из многих отдельных людей, но он не входил в их число. Прю ел молча, прислушиваясь к стуку вилок и ножей о тарелки и гулу голосов, время от времени чувствуя на себе испытующие взгляды любопытных.
После обеда все группками по два-три человека брели по лестнице обратно. Оживление, вызванное предвкушением часового перерыва, сменилось неприятным ожиданием сигнала на работу. Вспыхивавшие то тут, то там шутки сейчас же угасали.
Прю вернулся к своей койке, закурил сигарету, бросил спичку в банку из-под кофе, которую приспособил под пепельницу, и растянулся на постели, не обращая внимания на царивший вокруг шум. Так он лежал, закинув руку за голову, дымя сигаретой, когда вдруг заметил приближающегося командира отделения Чоута.
Огромный индеец, медленный в движениях и разговоре, с невозмутимым взглядом и невыразительным лицом, застенчиво улыбаясь, сел рядом с ним на койку. Им бы следовало пожать друг другу руки, но что-то смущало их.
При виде этого великана Прю вспомнил, как они, бывало, встречались у Чоя, спорили там по поводу завтрака. Он смотрел па командира и думал, стоит ли ему напомнить об этом, стоит ли сказать, что он, Прю, очень рад, что попал в его отделение…
Всю прошлую осень, во время футбольного сезона, когда Чоут был освобожден от занятий, почти каждое утро они вместе завтракали в ресторанчике Чоя — два горниста нестроевой службы, Прю и Ред, и большой индеец, освобожденный от учений, как спортсмен-футболист. После того как Прю узнал этого великана с луноподобным лицом, он, как в церковь, регулярно ходил на все игры и встречи, в которых тот участвовал, что, по существу, значило действительно на все, потому что Чоут участвовал в соревнованиях круглый год. Футбол — осенью; здесь Чоут играл в защите и был единственным игроком в команде, который мог выдержать все шестьдесят минут армейского футбола; зимой он играл в баскетбол, и причем тоже в защите, он считался третьим по результативности игроком в полку; летом — бейсбол; весной — легкая атлетика. Чоут отлично выступал и в эстафете, и в метании копья, и в отдельных забегах. В молодости, еще до того как он пристрастился к пиву, Чоут поставил рекорд Филиппинского военного округа в беге на сто ярдов, и этот рекорд все еще не был побит.
За четыре года службы в роте он ни разу не назначался в наряд на работу, и если бы он согласился быть боксером в команде Холмса, то быстро стал бы сержантом. Никто не знал, почему он не переводится в другую роту, где ему было бы лучше, или почему он не станет боксером Холмса; сам он никогда не говорил об этом и продолжал пребывать в седьмой роте — вечным капралом, каждый вечер до бесчувствия напивался у Чоя, так что в среднем три раза в неделю приходилось вызывать человек пять, чтобы увезти его домой на одной из пулеметных тележек.
Его шкафчик был полон золотых медалей с Филиппинских островов, Панамы, Пуэрто-Рико, которые он, когда оказывался на мели, продавал будущим чемпионам гарнизона. Его болельщики и поклонники во всем Гонолулу пришли бы в ужас, увидев, как он с налитыми кровью глазами каждый вечер сидит у Чоя, поглощая пиво в невероятном количестве.
А теперь Прю смотрел на него, думая обо всем этом, и, так как сам не мог выразить того, что хотел, ждал, чтобы Чоут заговорил первым.
— Старшина роты сказал, что ты назначен в мое отделение, — медленно произнес Чоут. — Поэтому я решил зайти рассказать тебе о нашем подразделении.
— О’кей, — сказал Прю, — выкладывай.
— Помкомвзвода — Айк Гэлович.
— Я уже слышал о нем кое-что, — сказал Прю.
— И еще услышишь, — степенно сказал Чоут. — Вот у кого характерец. Он сейчас исполняет обязанности взводного сержанта. Вообще-то у нас взводный сержант Уилсон, но сейчас идут соревнования, и он освобожден от службы. До марта ты вряд ли увидишь его.
— А что собой представляет этот Уилсон? — спросил Прю.
— Хороший парень, — медленно сказал Чоут, — если ты его поймешь, конечно. Никогда много не говорит, ни с кем не носится. Ты когда-нибудь видел, как он дерется?
— Да, — ответил Прю. — Крепкий парень.
— Если ты видел, как он дерется, то знаешь о нем не меньше других. Он в приятельских отношениях с сержантом Гендерсоном, который ухаживает за лошадьми Холмса. Они вместе служили в роте Холмса в Блиссе.
— Судя по тому, как он дерется, — сказал Прю, — можно подумать, что у него есть что-то подлое в характере.
Чоут невозмутимо посмотрел на него.
— Может быть, — сказал он. — Если к нему не приставать, он не сделает никаких неприятностей. Пока с ним не спорят, он совершенно спокоен, но если спорят, он может напомнить, кто он такой и какое у него звание. Я видел, как он однажды отправил двух ребят в гарнизонную тюрьму.
— О’кей, — заметил Прю, — спасибо за информацию.
— Меня ты тоже не часто увидишь здесь, — сказал Чоут. — В этом взводе все делает Гэлович. Старина Айк выполняет всю работу даже и тогда, когда Уилсон здесь. Единственное, за чем слежу я, — это твое имущество. Я должен проверять его каждую субботу утром, но старина Айк все равно сам всех проверяет, после того как ему докладывают капралы; так что это то же самое.
— Что же ты тогда здесь делаешь? — спросил, улыбаясь, Прю.
— Почти ничего. Все делает старина Айк. В этой роте вообще не нужны капралы, потому что здесь, по сути дела, пет отделений. На учениях мы разделяемся на взводы, а не на отделения.
— Ты хочешь сказать, что здесь нет даже и списков отделений? Нет ни пулеметчиков, ни винтовочных гранатометчиков? Просто строятся, кто как хочет?
— Ага, — медленно проговорил Чоут. — Вообще-то на бумаге списки отделений существуют. Но когда мы строимся, капралы становятся в голове отделений, а все остальные встают в строй, где кому хочется.
— Вот это да! — удивился Прю. — Что же это у вас за служба? В Майере, когда мы строились, каждый занимал определенное место в своем отделении.
— А здесь у нас ананасная армия, — сказал Чоут.
— Даже не знаю, понравится мне это или нет, — заметил Прю.
— Не думаю, чтобы понравилось, — сказал Чоут. — Старина Айк должен вот-вот подойти. Проверит тебя и скажет, какие у тебя обязанности. Капрал командует своим отделением только утром, когда оно назначается на уборку в туалете. Но старина Айк все равно всегда проверяет все сам.
— Ну и парень, этот Гэлович.
Чоут достал из кармана рубашки кисет с табаком и перевел свой взгляд на него.
— Да, — сказал он, тщательно скручивая толстыми пальцами-сосисками самокрутку. — К тому же он служил у Холмса в Блиссе. Дежурным истопником. Обслуживал котлы зимой. Кажется, имел звание рядового первого класса. — Чоут чиркнул спичкой, прикурил от нее самокрутку, бросил спичку в банку из-под кофе и несколько раз затянулся. Он проделал все это, не глядя па Прю, с наслаждением следя за дымом от папиросы, — Старина Апк — специалист по строевой подготовке. В расписании всегда отводится один утренний час на занятия в сомкнутом строю. Занятия всегда проводит Гэлович. — Папироса быстро догорала, и Чоут бросил окурок в банку, по-прежнему не поднимая глаз.
