Ирина Дедюхова - Сказка о двух воинах-джидаях
Да, и вот едут Лева и этот Корейкин по темной гнилой степи. Не по хорошему поводу едут. Тут самое время про природу словечко вставить. Природы в том месте практически не было. Особенно ночью. Со всех сторон — горизонт тонкой серой ниточкой. Поводья у лошадей они опустили, чтобы животные, вооруженные инстинктом, сами в какую хрень в темноте не вляпались. Корейкин, наконец, вообще заснул и заткнулся. Но лучше бы он пел, потому что в этой равнодушной мгле раскинувшейся в ночи степи Лева почувствовал извечное свое еврейское одиночество в чуждой по ментальности языковой среде. Степь, полная немой угрозы, молчала. Ни сверчков тебе, ни пташечек. И от этой тишины закладывало уши.
Странное задание какое-то было изначально. Ни одной платформы в округе, делать здесь народу нечего. Да он еще в форте в журнале посмотрел, что пропуска сюда полгода никто не брал! С чего здесь умертвиям-то заводиться? И кто такое вообще мог сказать, если из четырех придурков, бравших пропуска раньше, никто не вернулся? Здесь вообще надо было бы все обмыслить логически, но не с Васькой же, блин, Корейкиным! А Великий Магистр при распределении заданий и говорит: «Хорошая пара для такого поручения! Корейкин имеет боевые отличия за отвагу, а Лев Михайлович у нас известен как джидай интеллектуального склада!»
А эта Комарова Татьяна Сергеевна тут же подскочила к Священному гонгу Великого ордена Джидаев и блямс! По залу поплыл тягучий, неотвратимый как судьба звук, и Лева оказался среди темной степи, пропахшей сохнущим разнотравьем, с пьяным Васькой Корейкиным в паре…
Огонек появился внезапно. Лева мог бы поклясться, что только что никакого огня в этой дыре не было, да только перед кем тут клясться-то? Даже кони их, или лошади, хрен поймешь, он им под хвосты не заглядывал, так резко встали, что Корейкин, попавший в полудреме в размеренный ритм своей клячи, чуть не свалился, съехав на круп.
— Во, бля! Чо это, Лева, а? — просипел он спросонья.
— А то, Василий, что, похоже, приехали мы… Туда, куда нас послали…
А огонек, ети его, вроде даже ближе к ним становился, ярче, хотя они и с места-то не двигались.
— Ладно, Лева! Куда деваться? Поехали туда… Все равно оно к нам подбирается. Холодно без огня ночью-то… И я еще тут, бля, обоссался во сне…
И двигать им пришлось всего-ничего. Пару шагов проехали, глянь, а уже перед ними костерок, а у костра сидит девка такая вся из себя. У Левы нехорошо засосало под ложечкой.
Ну, вообразите такую картину! Вокруг — полная задница! Темнотища! Мужики сюда полгода пропуска в форте не брали! А в середке у костерка сидит себе милая девушка с прозрачной кожей, в парчовом платье, с грудью явно четвертого объема, медленно, но верно, переходящего в пятый. Улыбается, хоть бы хны, коралловыми губками, лукаво глядит на них бархатными глазками и молчит. Улыбается так как-то и молчит.
Как поется в известной джидайской песне:
«Смерть прекрасна и так же легка,Как выход из куколки мотылька.»
Но ведь каждому из этой куколки хочется вылететь позднее напарника. Вот, дело-то какое. И Лев Михайлович про себя так тоскливо думает: «Самое меньшее, что будет, уснем мы тут к чертовой матери, а она нам глотки перережет. Или… того!» А потеря чести для воина-джидая это, сами понимаете, не фунт изюма. И только Ваське Корейкину все ни по чем! Слез с коня, не здороваясь с девушкой, за куст отошел, недалеко, матерится еще там, главное.
Он вообще такой. Вот иногда Лева только соберется в астрал войти при медитации, а тут звонок! Васька Корейкин по кибервизеру звонит! В два часа ночи! «Гы-гы! Привет, Лева! Ты не помнишь, кто там в ванной лежал, а потом с голой жопой бегал и «эврика» кричал? Чо делаю? Кроссворды угадываю! Гы-гы…»
Леве стыдно даже стало за своего, блин, напарника. Сошел он с коня, представился по полной программе: «Здравствуй, милая девица неизвестного роду-племени! Приветствуют тебя два странствующих рыцаря Великого ордена Джидаев! Разреши разделить твое одиночество в этой бескрайней степи, о Прекраснейшая! Не помешаем ли мы твоим размышлениям?»
Тут из кустов Васька Корейкин выходит, опять штаны застегнуть с одного раза не может. У них форму новую джидайскую завели со специальной хитрой пряжкой на поясе в виде оберегающей руны. Там делов-то, просто концы соединить, она сама сходится, но Васе надо обязательно конец в начало руны всунуть. Лева заколебался уже ему штаны застегивать. Вот, блин, и сейчас: «Лев! Слушай, застегни, а! Опять я забыл, где тут конец, а где начало… Привет, подруга!»
Полностью смазал момент, конечно. К девушке-то он уже обратился через Левину голову, когда тот ему руну на брюках соединял. Напарничек, блин.
А девка виду не подает, наблюдает с интересом. И то, что Вася не мог малость в кустах обождать, позволило ей не отвечать на первую, обязательную часть приветствия. Обязательную часть для точного доклада любому гражданскому лицу, независимо от пола и возраста, воину-джидаю в период между заходом и восходом солнца.
Девица улыбнулась опять каким-то своим мыслям и говорит Леве: «Конечно-конечно! Присаживайтесь, коли зашли на огонек! У меня вот чаек поспевает. За чаем и познакомимся». И Леве вовсе не показалось, что последнюю фразу она как-то с нажимом произнесла. Он тут же напрягся весь, а Васька рядом заржал, радостный такой! Еще бы! Горячий чаек ему тут средь степи с похмелюги маячит!
Чувствует Лева, дубленой джидайской шкурой чувствует присутствие какого-то нечто. А девица — хоть бы хны, чаек им заваривает, улыбается криво. В чаек травки какие-то непонятные кидает знай себе. Лева решил внимательно проследить за рецептурой чая, чтобы потом в рапорте отразить. И тут к нему наклоняется к самому уху его боевой товарищ и спрашивает: «Лева! А какой ансамбль пел «Олесю»? «Песняры» или «Сябры»?
— «Сябры», — шепотом машинально отвечает Лева.
— Вот блин! Купон просрал! — ругнулся Василий.
И тут от чая пошел какой-то едва заметный фиолетовый парок. Струйкой такой. И направляется эта сволочная струйка прямо к двум нашим джидаям. А девица посмеивается, глазками с желтизной поблескивает и говорит: «Я вам сейчас, славные рыцари Великого ордена Джидаев, загадки загадывать стану, кто отгадает, хотя бы одну, тот и до утра доживет!»
Наглая такая. Решила воина-джидая голыми руками взять. Правда, ногти на тех руках — как лезвия, и нехорошо поблескивали в мутном, призрачном свете проглянувшей из-за облаков Луны. Но когда она подходила к огню, все в ней было вроде нормально, даже ничего она такая была. Вся. Поэтому Лев понял, что это ему показалось из-за дымки фиолетовой.
Он принялся делать специальные джидайские упражнения, чтобы резко повысить мозговой потенциал. Вспомнил весь курс лекций джидайской Академии по магическим загадкам. Главное, не угадывать темный смысл, вкладываемый в загадку противником, а лишь нащупать его, и тут же быстро постараться дать ответ именно в духе светлых сил. Лева, на всякий случай, крепко сжал рукоять своего меча с магическими рунами. Меч начал слабо светиться, значит, силы тьмы были совсем близко к нему.
Девица тоже заметила Левино напряжение и усмешливо повела бровью. Сука. А тут Васька опять за свое: «А хочите, я вам тоже загадку загадаю? Маленькая…гы-гы… красненькая… бежит… блин… со скоростью триста-а-а… километров в час… Гы-гы-гы…» Ржет, главное, сам, на землю упал даже. Девица посмотрела на него с досадой вначале, а потом уже, чувствуется, с интересом стала ждать, пока он просмеется. А Вася сквозь слезы и смех давит из себя: «Ой, не могу! Лягушка… ой, блин! В миксере-е-е!» Девушка только с недоумением на Леву посмотрела и плечиками так пожала, мол, как ты, Лева, с таким придурком по бескрайним просторам степи путешествуешь?
Мысли Левины неожиданно стали путаться. Он вдруг увидел себя, сидящим на огромном троне в зале с базальтовыми стенами, пол в помещении был прозрачным, выполненным из дымчатого горного хрусталя. И под этим полом, в неверно преломляющихся лучах факелов Лева увидел множество душ, закабаленных умертвием, сидевшим напротив его в другой реальности, и готовившим для них свое зелье. Души там плавали в каком-то голубоватом растворе, вскипавшим большими перламутровыми пузырями. Они с шумом лопались, оседая пенной пленкой на обратной поверхности хрусталя…
Ненадолго к другой реальности его вернул дурацкий хохот Корейкина, который при очередном анекдоте про вернувшегося из командировки мужа, нечаянно опрокинул котелок с чаем прямо на колени грудастой девушке. Лева сам, своими ногами вдруг ощутил эту нестерпимую боль, а девица дико завыла, показав необыкновенно длинные острые зубы, и начала таять на глазах настроившегося на веселый лад Корейкина…
Сознание то возвращалось к Леве, то гасло опять. Ему начинали казаться всякие странные вещи. Он помнил отчаянное ржание лошадей, которое резко прекратилось, когда их лошадки, с выкатившимися из орбит яблоками глаз, упали в жесткую колючую траву… И что-то прямо изнутри шептало ему: «Душу! Душу хочу! Твою душ-у-у…»
