Сулейман Файяд - Живой мост
Один из бойцов, осторожно раздвигая колосья, подполз к своему соседу.
— Меня зовут Ахмед! Слышишь? — зашептал он.
— Слышу! А мое имя Атыйя. Что ты хочешь, друг?
— Почему мы не атакуем, пока они веселятся?
— Необходима осторожность. Сейчас их дозорные на наблюдательной вышке и у бойниц. Подождем, пока погаснут огни и все заснут. Тогда уж…
— Тьфу ты, как они раскричались, — перебил Ахмед и добавил: — Поговорим еще шепотом.
— Ты, видно, новичок, — сочувственно заметил Атыйя.
— Да. Я только две недели был в лагере. Хотя эти тренировки можно было бы сократить и до недели, как ты считаешь?
— Ты сириец? — перебил его Атыйя.
— Да, я из Латакии. Окончил университет. Собирался уже получить должность и жениться, но вот пошел добровольцем в армию. Дома у меня осталась красавица невеста, — добавил Ахмед. — Я полюбил ее еще в детстве, когда мы вместе играли. Она на несколько лет моложе меня. Когда мы вместе возвращались домой, я нес ее на плече. У нее золотистые волосы, а глаза голубые как море. Я посватался, когда был на последнем курсе университета. И вот эта война. Ты, наверное, не поверишь, она впервые поцеловала меня, когда я сказал, что ухожу, чтобы сражаться.
— Знакомая история, — мягко заметил Атыйя, — твоя судьба похожа на судьбы многих, кто пришел с нами сюда, в военный лагерь, на передовую, на это ячменное поле. — Атыйя глубоко вздохнул. — Ты чувствуешь запах ячменя, земли? Вспомнилась мне деревня. Много лет я прожил в городе, вдали от нее. Как я сейчас тоскую по родным местам! Но я не жалею, что оставил свою работу и пришел сюда. Я тоже еще не женат и, поверь мне, сейчас благодарю за это небо. Мне кажется, что я останусь в этой земле навеки…
— Ты египтянин? — спросил Ахмед.
— Мой выговор выдает меня. А вот сирийца можно принять за иорданца или за ливанца… — Атыйя рассмеялся и замолчал.
На какое-то время умолк и Ахмед. Жаль, что в этой тьме не видно лица Атыйи. Он представил его себе круглолицым и смуглым, стройным, с черными волосами и глазами, густыми бровями и родинкой на широком подбородке. Перед глазами возникло очень привлекательное лицо с легкой улыбкой. Еще вечером Ахмед не был знаком с Атыйей — ведь он прямо из лагеря отправился на передовую, — а теперь вот дружеский голос Атыйи успокаивает его.
— Это мой первый бой, — с тревогой признался Ахмед.
— Пусть он будет успешным!
— А как они в бою? — спросил Ахмед, кивая в сторону израильского поселения.
— За броней танка или самолета или за такими вот стенами они воюют неплохо.
— А лицом к лицу?
— Сам увидишь! Я вот десятки раз сходился с ними врукопашную. Обучены они хорошо, но, встречаясь лицом к лицу, страшатся смерти. Ты ори во всю глотку и рычи как лев перед тем, как вонзить штык или выстрелить.
— Спасибо тебе за совет! — проговорил Ахмед.
— А сколько… — сказал он, помолчав, — сколько их там?
— Более трехсот, — ответил Атыйя.
— А нас только шестьдесят. Значит, на каждого из нас — пятеро? Не много ли?
— Если мы готовы биться насмерть, то нас более чем достаточно. Не все вернутся с такой операции. Главное — уничтожить как можно больше оккупантов.
— А само поселение? Вы его бросаете?
— Зачем же? — с удивлением отозвался Атыйя. — Мы отдаем его нашим палестинским братьям. Отдаем скот, зерно и оружие, а сами идем дальше.
Ахмед помолчал, о чем-то размышляя.
— А дети там есть?
— Успокойся! — ласково засмеялся Атыйя. — Они их отослали в тыл.
— Слава богу, — облегченно вздохнул Ахмед. — Ах, будь они прокляты эти безумцы, собравшиеся сюда со всего света.
— Безумцы! — Живо откликнулся Атыйя. — Это известно каждому. Но мы пока несем большие потери, недавно наши войска оставили важные позиции на севере, а здесь, на юге, солдаты воюют устаревшим оружием. И по правде сказать, еще неизвестно, чем кончится наша вылазка.
— Что же делать? — с тревогой спросил Ахмед.
— Э‑э! Что делать? Продолжать войну, — убежденно отвечал Атыйя, — как это мы делаем сейчас, хотя бы она тянулась еще десять лет! — И добавил решительно: — Нужно, чтобы на захваченных землях постоянно существовали живые мосты. Это необходимо, иначе все мы рассеемся в пустыне и превратимся в толпу страждущих беженцев. Еще подуют другие ветры, которые принесут нам победу и свободу.
Огни в поселении потухли. Отсвет зари чуть забрезжил на горизонте. Ахмед ползком вернулся на свое место. Слова Атыйи жгли его. Он вызвал в памяти карту военного поселения, которую показывал командир отряда. Он думал о своей боевой задаче, о нападении, когда он с товарищами должен будет действовать гранатой, пулей и штыком. Когда другие расчистят ему дорогу, он должен подняться по лестнице, проскочить через коридор и по другой лестнице спуститься в подвал.
Раздался голос командира отряда, который подражал крику совы. В сумерках Ахмед увидел его руку, указывающую вперед. Люди поползли и замерли у края ячменного поля. Только двое бойцов продолжали ползти. Саперы уже миновали край поля, когда порыв ветра с запада донес запах их пота до колючей проволоки поселения. Сразу же раздался лай сторожевой собаки.
Оба бойца замерли. Тотчас вспыхнули прожекторы. Лучи их взметнулись над плоскогорьем и принялись прощупывать местность, постепенно опускаясь к инжирной роще. Бойцы поспешно укрылись в ячмене. Свет прожекторов скользил все ниже, через ячменное поле к песчаному пространству и колючей проволоке. Неожиданно он погас. Однако собаки продолжали лаять. Снова вспыхнул свет, мгновенно прорезавший равнину справа налево. Обученные псы рванулись через колючую проволоку. Тогда командир крикнул:
— Огонь!
Грянул залп.
По полю прямо на Ахмеда неслась собака. На какой-то миг он дрогнул, но тут же вонзил ей в горло свой штык. Снова воцарились тьма и молчание.
Потом послышался шепот командира отряда:
— Рассредоточиться!
Люди расползлись по полю. При первом проблеске зари Ахмед и Атыйя обнаружили, что они опять рядом.
— Они ждут рассвета, — прошептал Ахмед. — Тогда им легче перестрелять нас. Чего же мы медлим?
С наблюдательной вышки и из бойниц враг открыл ружейно — пулеметный огонь. С крыш поселения ударили минометные залпы. Разрывы полукругом опоясали поле. Послышались приглушенные вскрики раненых. Бойцы все еще не стреляли, ожидая приказа командира. Наконец противник прекратил стрельбу.
В воздухе повис запах пороховой гари и дыма. Видимо, враг решил дождаться восхода солнца. А может быть, он ждет помощи из соседних военных поселений?
— У тебя все в порядке? — с волнением спросил Ахмед.
— Да, — ответил Атыйя.
— Смотри, скоро уже рассвет! Если мы не отойдем, то превратимся в отличную мишень.
— А зачем тогда мы пришли? Зачем раненые? — с упреком спросил Атыйя.
Темнота начала редеть. Уже смутно виднелись ружейные дула в бойницах, пулеметы на наблюдательной вышке и минометы на крышах поселения за толстыми каменными стенами.
Командир отряда поднял руку:
— Ножницы!
Снова два человека быстро поползли через песчаную полосу к колючей проволоке. Они уже были на полпути, когда над ними засвистел дождь пуль. Ножницы выпали из рук саперов. Стрельба прекратилась.
Атыйя отомкнул штык винтовки, надел на него свой шлем и приподнял его над стеблями ячменя. Из бойниц блеснул огонь. Шлем закачался, зазвенел. Атыйя опустил шлем, а затем снова поднял его. Неприятель разгадал обман и перестал стрелять. Тогда Атыйя приподнялся на локтях и дал длинную очередь по наблюдательной вышке. Пулеметы врага замолчали.
Тогда вскочил Ахмед и, дав из автомата длинную очередь по бойницам, упал на землю. Выстрелы смолкли.
Гордый своим поступком, Ахмед подполз к Атыйе:
— Будь мы на их месте, давно бы вышли из укрепления и окружили поле.
— Они этого не сделают, — сказал Атыйя, — но нельзя недооценивать противника, который может вести огонь, не теряя при этом головы. Они, например, никогда не совершат такого безумного поступка, как ты, — закончил он с упреком.
В это время к ним подполз командир отряда.
— Смелый боец, — одобрительно сказал он. — Проживешь долго, потому что не боишься смерти.
— Спасибо! — поблагодарил Ахмед. — Хочется действовать — нападать или отступать, только не сидеть на месте.
— Не волнуйся, — успокоил его командир, — в нашей операции отступление невозможно.
— Я хотел бы поговорить с тобой, — обратился Атыйя к командиру.
Они отползли в сторону и зашептались. Ахмед догадывался, что его товарищ наверняка обдумал новый план.
Наконец Атыйя вернулся и произнес:
— Иди, друг, на место и готовься показать свою храбрость в бою.
Ахмед ничего не ответил, но обрадовался и почувствовал, как кровь бурно прилила к его залитому потом лицу. Через несколько минут бойцы стали вдруг отползать в сторону от рощи. Ахмед подумал, что командир слишком уж поспешно изменил свое решение.