Илона Вандич - Туда, где живет счастье
Едва мальчик подошел к воротам, вожак прицелился и что есть силы ударил по мячу. Мальчишка бросился к мячу, но мяч летел слишком высоко. Мальчишка попытался подпрыгнуть, но поскользнулся и полетел в грязь, поднимая фонтанчик черных брызг.
– Мазила! Мазила! – немедленно заорали ребята.
Но вожак не смеялся.
– Молчать, шакалы! – неожиданно громко рявкнул он. – Если кто обидит моего любимого вратаря, в землю закопаю!
Насмешки стихли, а маленький вратарь расправил плечи и гордо улыбнулся. Куров покачал головой. Простые существа дети – похвали их, и они ради тебя пойдут на все.
Во второй раз вожак перед ударом старательно прицелился. Мяч летел прямо в центр ворот. Мальчик подпрыгнул, и мяч на полной скорости врезался ему в живот. От боли и неожиданности мальчик согнулся пополам. Из носа потекла струйка крови, отчетливо заметная на бледном лице.
– Ну, что я говорил! – гоготнул вожак. – Класс, да?
Маленький вратарь больше не радовался. Боль не давала ему дышать. Он судорожно хватал ртом воздух. Но вожак уже нетерпеливо смотрел на мяч. Мальчик, с трудом разогнувшись, послал мяч своему покровителю и даже попробовал улыбнуться. Но улыбка вышла такая вымученная, что Куров чуть не сплюнул от досады. Есть же идиоты на свете! Над ним издеваются, а он принимает все за чистую монету. Впрочем, пацан не первый день на свете живет. Если до сих пор не понял, что к чему в этом мире, – значит, совсем с головой плохо. Откуда на свет такие дурачки берутся? Отца у него, что ли, нет? Или совсем рохля интеллигентская, объяснить, что к чему, не может?
Между тем вожак снова собрался бить по мячу. На этот раз он долго примерялся, куда бы ударить. Решал, в голову или в живот, понял Куров. Наконец парень определился, посмотрел в глаза вратарю и жестоко улыбнулся. Ребята замерли.
И в этот момент тишину разрезал женский вопль.
– Витька-а-а! Негодник! Я тебе сейчас!..
Все обернулись на крик. Из дома, с другого конца поля к мальчикам на полных парах неслась старуха, весьма резво для своих лет размахивая хворостиной. Судя по ужасу на лице Витьки, орудовать хворостиной старуха могла не только в воздухе, но и в непосредственной близости от его зада.
– Футболист нашелся! Пеле чертов! Я тебе устрою матч! Уроки кто будет делать, бестолочь! На третий год хочешь остаться? – продолжала орать старуха, стремительно приближаясь к ребятам.
– Все, время вышло, – прошептал Витька, выхватил мяч из-под ноги главаря и помчался прочь.
– Витек! Мяч бы оставил, мы занесем.
– Батяня выпорет, – на бегу обернувшись, крикнул Витек.
Старуха, увидев, что внук убегает, изменила траекторию. Видимо, маневры Витьки и его бабки происходили довольно часто, потому что уже через секунду про них все забыли. Ребята снова повернулись к вожаку и его «любимому» вратарю.
Немного помедлив, парень нагнулся, вывернул кочку с прядями прошлогодней травы и вдруг бросил мальчику.
– Лови!
От неожиданности мальчишка подпрыгнул и на лету поймал кочку. Но она тут же рассыпалась в его руках, густо осыпав вратаря землей. Он сразу стал похож на снеговика из грязи.
– О, видали, какой вратарь. Супер! – громко сообщил вожак, вытирая испачканные руки.
Подростки загоготали, как стая наглых гусей.
Куров качнул головой. Любой нормальный пацан должен полезть в драку, если он не тряпка какая-нибудь. Разве это дело: его бьют, а он только улыбается. Неужели правда верит, что вожак им гордится? Тогда он просто дурак, вот и все.
А вожак, окинув довольным взглядом свою команду, вдруг заявил:
– Устал я, пацаны. Теперь ваша очередь... вратаря тренировать.
Поле ожило. Подростки, один за другим, бросились поднимать комья земли и швырять их во вратаря. Первую порцию грязи мальчик успел поймать, но земля снова рассыпалась в его руках, протекла сквозь пальцы в глаза и в рот. Несчастный вратарь зажмурился, пытаясь спастись от новых бросков своих жестоких товарищей. Наконец он догадался пригнуться и подолом куртки вытереть лицо. Но первое, что он увидел, когда открыл глаза, была довольная улыбка главаря. Это было уже слишком! Озверев от обиды, мальчик бросился на своего кумира. Но тот, по-прежнему ухмыляясь, отшвырнул своего любимого вратаря в грязь. Команда тут же окружила мальчишку, и вовсе не для того, чтобы помочь ему подняться. Пацаны шли на поле поиграть в футбол, вот и играют в него. Только вместо мяча у них сегодня кстати подвернувшийся слабак.
Куров передернул плечами и пошел дальше. Вслед ему донеслись пронзительные всхлипы вратаря и громкий окрик «хватит». Куров не обернулся. В жестоком мире – жестокие игры. Или ты учишься играть в них с самого детства, или... или не учишься. И тогда в жизни у тебя не будет ничего: ни бабок, ни баб, ни элементарного счастья.
Наконец улица разветвилась на несколько тесных переулков. Куров привычно свернул влево и остановился у крайнего дома. Калитка болталась на одной петле, безнадежно поскрипывая от каждого дуновения ветра. Дорога к дому – одна большая лужа, какие обычно бывают на месте зимних тропинок. Вдоль дорожки ощетинились сухими ветками кусты черной смородины вперемешку с прошлогодними стеблями крапивы в человеческий рост. И дом был не лучше: фундамент просел где-то в центре, и угол дома с крыльцом задрался вверх, как нос перегруженной лодки. Ставни растрескались, а голубые наличники давно облупились и едва различались на черной стене дома. Да, Зинка не соврала – мужчинами в этом доме не пахло.
Куров задумчиво стоял перед окном, пытаясь вспомнить, как выглядит его дом внутри. Но память не выдавала ничего, кроме синего, в красные маки, ситцевого халата Гали, переброшенного через спинку кровати. Что ж, может этот халат и сейчас там висит, кто знает? Куров поднял руку и стукнул в окно.
В застывшей тишине двора стук прозвучал неожиданно громко и требовательно. От неожиданности Куров отступил от окна, неловко усмехнулся сам себе и сел на скамейку. Вообще, странно, конечно, – вернулся домой, а войти не решается. Почему – непонятно. Может, потому что знает – не миновать упреков за то, что так долго тянул с возвращением, освободился вон когда, а домой только сейчас заявился. Где был, что делал? А может, потому, что так до конца и не поверил словам Зинки. Мужики тоже всякие бывают: один в любом месте живет, как дома: и гвоздь вобьет, и ножи наточит, и петли в калитке смажет. А другому хватит того, что хозяйка время от времени привечает.
Мысли Андрея нарушили неуверенные шаги. Тихо открылась дверь и на порог вышла Галя. Куров замер. Конечно, она изменилась. За семь лет каменные скульптуры в парке – и те меняются, что про живого человека говорить? Она постарела, похудела. Раньше стриглась коротко, а теперь волосы собирает в пучок на затылке, только сбоку вьется невесомая прядь. А глаза остались такие же, как и были, – большие, тревожные, как у кошки. У Курова вырвался вздох. А женщина, будто только и ждала этого вздоха: решительно развернулась и вернулась в дом. Вот только дверь оставила открытой. Как приглашение входить. И Куров не стал ждать, ему не нужно повторять дважды.
А дом внутри сразу вспомнился и оказался таким привычным, как старые растоптанные шлепанцы. Полка для сумок под зеркалом, домотканый половик через весь коридор на кухню, коврики на спинках гнутых стульев с облупившимся лет десять назад лаком... Куров сел на один из них и вдруг понял, что страшно голоден. Наверное, это читалось на его лице, потому что Галя молча зажгла плиту, загремела сковородками и тарелками. На кухне запахло щами, жареной картошкой и рыбой. Домом.
– Слушай, а ведь мы так и не поздоровались, – вдруг дошло до Курова. Он поднялся, подошел к Гале и крепко обнял ее. – Здравствуй, Галка.
– Здравствуй, Андрей, – сухо ответила Галя, высвобождаясь из его рук.
Впрочем, на стол она накрыла и не ушла, когда Андрей вернулся на свое место за столом. Поставила еду, села напротив Курова, подперев щеку рукой, и горестно вздохнула.
– Ты чего? – удивился Куров, поднимая глаза от тарелки.
– Очень уж ты похудел.
– Это я уже поправился, – усмехнулся Андрей. – Просто ты не видела, как я похудел. Кстати, почему дома так тихо? Сын-то где?
– С чего это ты о нем вспомнил? – ядовито отозвалась Галя.
– Слушай, прекрати дурака валять, а? – попросил Андрей, отставляя тарелку в сторону. – С чего ты взяла, что я способен забыть собственного сына? Я его каждый день вспоминал, если хочешь знать.
– А меня? – ревниво спросила Галя.
– А как же без тебя? За кого ты меня держишь?
Галя смущенно отвела глаза.
– И сколько лет нашему наследнику?
– Восемь.
– Надо же... – покачал головой Куров. – А я все вижу его двухлетним.
Галя прикусила губу, внимательно разглядывая мужчину.
– Ну что ты так смотришь? – не выдержал Куров. – Кусок в горло не лезет. Что не так на сей раз?
– Ты... правда Ваню вспоминал?
