Хосе Альдекоа - Современная испанская новелла
Герои рассказов Франсиско Канделя и Мауро Муньиса обитают в барселонских трущобах, они невежествепны, нравы их дики, постоянная забота о хлебе насущном притупляет в них многие человеческие чувства, делает этих людей грубыми. И все‑таки они непосредственны, отзывчивы, умеют не унывать вопреки всему, готовы постоять друг за друга, когда на них обрушивается беда. Но есть у Мауро Муньиса и другой герой — рабочий. И как правило, рабочий молодой. Обычно это независимые, уверенные в своих силах парни. И если такой парепь остается без работы, его не столько пугает отсутствие денег, сколько угнетает необходимость унижаться перед кем‑то («В поисках работы»). Когда же в его руках первые заработанные деньги («Получка»), он горд, преисполнен собственного достоинства, чувствует себя кормильцем семьи. И все же работает этот парень не на себя. Постепенно в нем нарастает протест против существующего порядка, появляется желание любой ценой, даже ценой увечья, хоть на несколько дней почувствовать себя свободным («Ожог»), Более тридцати лет прошло с тех пор, как умолкли в Испании последние выстрелы гражданской войны, и среднее поколение писателей лишь смутно помнит ее, поскольку многие из пишущих сегодня были только свидетелями, которые далеко не всегда могли постичь смысл происходящего. Но с тем большим вниманием возвращаются они вновь и вновь к этой теме. «Романа о войне, разумеется, не создал никто из нас, — писала Ана Мария Матуте, — но трудно найти книгу моего поколения, где в той или иной форме, па той или другой странице не возникала бы война. Она оказалась нашим наследством…»[2]
В стремлении разобраться в прошлом без предвзятости, без предубеждения не только желание установить истину вопреки официальной пропаганде: испанские писатели хотят постичь и художественно осмыслить ход событий на их родине за последнюю треть века.
В рассказах Хесуса Фернандеса Сантоса, Аны Марии Матуте, Антонио Рабинада, Антонио Нуньеса война дана глазами детей. «Гражданская война была глубокой раной, навсегда отметившей мою писательскую жизнь»[3] — говорит Ана Мария Матуте. Война отняла у этих писателей, как и у их маленьких героев, детство, столкнула со злом и смертью, кровью и страданием. Тогда не каждый мог понять, на чьей стороне правда. Кое — кого могла пленить дробь барабанов, победные песни и знамена победителей. Но скорее чувством, чем разумом, многие начинали ненавидеть ложь, жестокость, бессмысленные убийства, открывали для себя, как это происходит с героем Антонио Рабинада («Женщина в трауре»), что война не кончилась, что она будет продолжаться, «пока сердце этой женщины будет полно горя».
Так началось неприятие франкистской действительности.
Некоторых писателей особенно интересует психология человека на войне, обнажающей прежде скрытые стороны его характера, побуждающей часто к поступкам, совершенно ему не свойственным. Для очень многих испанцев война была стихийным взрывом, который дал выход долгие годы копившимся недовольству, возмущению, ненависти. К этим мрачным сторонам войны обращается Ана Мария Матуте в новелле «Учитель».
Для этого направления характерна и новелла «Машина» Рикардо Фернандеса де ла Регеры, уже известного советскому читателю по антивоенному роману «Ложись!». Сквозь аллегорическое изображение массовых убийств, ужасов и людских страданий (чем‑то напоминающее «Капричос» Гойи) прорывается возмущение писателя бессмысленной бойней, в которую империалистические правители втягивают народы.
Других интересует не столько сама война, сколько ее последствия, они пишут о тех, кому война сломала жизнь, кто потерял своих близких; о детях, отцы которых томятся в тюрьмах и концентрационных лагерях; о матерях, сыновья которых не вернулись с войны. Таково «Первое свидание» Антонио Нуньеса, «Женщина в трауре», «Очередь» Антонио Рабинада.
Расправа над коммунистами, над теми, кто остался верен республике или был заподозрен в сочувствии к «красным» — одно из самых страшных преступлений в истории Испании, которое можно сравнить только с деяниями инквизиции. Франкистские застен-
ки предварили гитлеровские лагеря смерти. Рассказу о том, что там происходило, быть может, наиболее соответствует форма, избранная Мерседес Нуньес, писательницей, до сих пор находящейся и эмиграции. В своих новеллах («Тюрьма Вентас») она протокольно точно и немногословно воспроизводит быт мадридской женской тюрьмы в первые годы после победы франкистов. Казни, зачастую без суда и следствия, истязания, бесконечное унижение человеческого достоинства, дети, умирающие на руках матерей, болезни, разлука с близкими; потерявшие человеческий облик надзиратели, палачи — и всему эт0МУ противопоставлена твердость духа, стойкость испанских женщин, взаимовыручка, убежденность в победе правого дела.
Испанские писатели много и охотно пишут о детях и молодежи. Далекие от идеализации, они показывают детей всякими: ласковыми и злыми, обидчивыми и нежными, веселыми и насмешливыми, легкомысленными и не по летам серьезными. В коротких неторопливых зарисовках Артуро дель Оно мы видим детей наедине с природой. Они спокойно наблюдают окружающий мир, переживают маленькие радости и первые тревоги («Нора», «Первая охота»). Дети у других писателей, едва вступив в жизнь, познают жестокую реальность: лицемерие и ложь, обман и зависть. Долорес Медио вводит читателя во внутренний мир подростков, которым приходится решать серьезные нравственные проблемы, с юных лет становиться опорой семьи, бороться за ее благополучие («Андрес»), зарабатывать на жизнь, сталкиваясь с недоверием, высокомерием старших («Во второй раз», «Несправедливость»), Неизбывной материнской любовью к детям, острой болью за их судьбы и поистине диккенсовской добротой проникнуты лаконичные, полные внутреннего драматизма новеллы Аны Марии Матуте. Только они не имеют, как у Диккенса, счастливого конца, да и не может его быть в мрачном и равнодушном мире, в котором живут маленькие герои писательницы. С детства отнято у них право на счастье, очень скоро сталкиваются они с эгоизмом и низостью, подлостью и грязью. Для многих из них жизнь начинается трагедией: па глазах у десятилетнего Ремо гибнут последние защитники республики, фашисты расстреливают его мать («Рассвет»). Не сбылась мечта увидеть цирк шестилетнего приютского воспитанника, прозванного Маленьким Циркачом («Рождество Маленького Циркача»), Он бежит из приюта в погоне за своей мечтой и замерзает на площади, где недавно останавливался бродячий цирк.
Рассказы о детях, быть может, с особой остротой подчеркивают, насколько чужд гуманизм капиталистическому обществу.
Современная испанская новелла очень современна и очень национальна. Это сказывается и в ее проблематике, и в эстетическом осмыслении действительности художниками, и в структуре образов, в мышлении героев. Но есть тема, сталкиваясь с которой мы ощущаем это в еще большей степени. Такова тема корриды, боя быков. Едва ли нужно говорить, что значит коррида для испанца и сегодня. Тореро издавна почитаются как национальные герои и более известны, чем выдающиеся писатели или политические деятели. Коррида в Испании — праздник и спорт, школа мужества и воспитания характера.
Вот почему на протяжении столетий воспевается в литературе тореро, до сих пор устраиваются конкурсы на лучшее произведение о корриде. Нет, очевидно, писателя, который не обратился бы когда‑либо к этой теме. Некоторые из них целиком посвятили себя тауромахии. Но тема эта значительно шире ее названия. Она органично включает в себя традиционные для испанской литературы мотивы крови и смерти, безрассудного мужества и стойкости, силы и храбрости, терпения и выдеряши.
О корриде пишут по — разному. Писатели — реалисты чаще видят в ней не только праздник, романтическое, захватывающее зрелище, но и тяжелый, связанный с риском для жизни труд.
Сегодня коррида в Испании — своего рода индустрия, с которой в той или иной мере связано значительное число людей, работающих на фермах, где выращиваются быки, обслуживающих само зрелище и, наконец, тех, кто непосредственно участвует в бое быков.
Бой быков становится средством делать деньги, и только деньги. Таким предстает он в новеллах Фернандо Киньонеса. Обстоятельно и спокойно, с некоторой долей грусти Киньонес показывает нам непосильный труд тореро, целиком зависящего от предпринимателя. Усталость от ежедневных боев, бесконечный калейдоскоп городов, названия которых, как и имена товарищей по работе, невозможно запомнить; ушибы, раны и выступления, выступления — болен ты или здоров. Тореро не принадлежит себе. «Я тебя сделал!» — кричит ему импресарио в новелле<(Болыпой сезон», считающий идеальным того тореро, кому «зад быка нравится больше, чем женское лицо».
