Амос Оз - Картинки деревенской жизни
Ярдена сказала:
— Здесь мой отец любил сидеть под вечер. Он питал странную привязанность к местам закрытым, где нет окон.
Я заметил, что и меня тянет к закрытым местам, таким, где даже в разгар лета сохраняется некая тень зимы.
Ярдена произнесла:
— Если так, то я привела тебя куда нужно.
5Из этого полутемного перехода через скрипучую дверь прошли мы в маленькую комнату, обставленную довольно скупо: только старая выцветшая кушетка, коричневое кресло, круглый столик, тоже коричневый, с гнутыми ножками. На стене в этой комнате висела большая серая фотография Тель-Илана, сделанная, по-видимому, много лет назад с водонапорной башни, расположенной в центре деревни. Рядом с фотографией я увидел почетную грамоту в рамочке под стеклом, но свет был слишком слабый, чтобы прочесть написанное там.
Ярдена предложила, чтобы мы немного посидели здесь, и я не отказался. Я опустился на истрепанную кушетку, а Ярдена устроилась напротив, в кресле, скрестив босые ноги и пытаясь натянуть платье на колени, но подол был слишком коротким, чтобы их прикрыть. Она сказала, что мы еще не увидели и малой части дома. И добавила, что из этой комнаты можно через левую дверь выйти в гостиную, расположенную у входа в дом, ту самую залу, из которой мы начали свое путешествие. А вот правая дверь открывается в кухню, откуда можно попасть или в кладовку, или в коридор, ведущий в несколько спален. Есть еще спальни, они находятся в другом крыле. В некоторых никто не ночевал уже более пятидесяти лет. В первые годы прадед пускал туда на ночлег гостей, прибывших из дальних поселений поглядеть на выращенные им фруктовые сады и плантации. А дедушка оставлял ночевать лекторов и артистов, выступавших перед жителями деревни.
Я взглянул на круглые, гладкие колени Ярдены, выглядывавшие из-под платья. И Ярдена посмотрела на свои колени. Я поспешил перевести взгляд на ее лицо, на нем появилась легкая, несколько рассеянная улыбка, видимо вызванная приятной, хотя и туманной мыслью.
Я спросил Ярдену, почему она решила устроить для меня экскурсию по дому. Она удивилась: «Ведь ты хочешь купить его, не так ли?» И я едва не признался, что намереваюсь купить «развалину» под снос, а потому не было никакого смысла водить меня по всем комнатам. Но, подумав, решил промолчать. Я сказал:
— Такой большой дом, а сейчас в нем живут только две женщины.
Ярдена пояснила, что мама и бабушка обосновались в том крыле, что выходит на задний двор, и ей, когда она приезжает погостить, отводится комната там же.
— Хочешь продолжить? Не устал? Есть еще много закрытых комнат, и теперь, когда ты пришел, я не прочь воспользоваться случаем и заглянуть в них. Одна я бы не решилась из страха, но вдвоем мы не испугаемся. Верно?
Нечто жесткое, почти вызывающее на миг прорезалось в ее голосе, когда она спросила меня, не устал ли я и не будет ли нам страшно вдвоем.
Мы двинулись дальше, миновали правую дверь и вошли в кухню, большую, старинного образца. На одной из стен висели сковородки самых разных размеров. Старинная печь с трубой, сложенной из красного кирпича, занимала угол. Косы из чеснока и ни́зки сухих овощей свисали с потолка. На темном, сработанном из толстых деревянных плит столе разместились в беспорядке предметы кухонного обихода, записные книжки и тетрадки, банки с сыпучими продуктами, коробки сардин и запыленная бутылка оливкового масла, большой кухонный нож, старые грецкие орехи, приправы и специи. Настенный календарь с картинками, как я заметил, был выпущен много лет тому назад.
— Здесь, — пояснила Ярдена, — в зимние дни отец любил сидеть рядом с горячей печкой и писать в своих тетрадках. А теперь мама и бабушка пользуются маленькой кухонькой в том крыле, где они живут. И эта кухня оказалась по сути заброшенной.
Она спросила меня, не голоден ли я, предложив приготовить для меня в считанные минуты легкий ужин. Я действительно слегка проголодался и был не прочь, к примеру, перекусить ломтем хлеба с авокадо, луком и солью. Но кухня показалась мне слишком заброшенной, а любопытство толкало меня все дальше и дальше, в глубины дома, в самое сердце лабиринта. И я ответил:
— Спасибо, Ярдена, быть может, в другой раз, а теперь, пожалуй, пойдем дальше и поглядим, что еще есть здесь.
Вновь в глазах ее блеснуло нечто дразнящее, подзадоривающее, немного насмешливое, будто наконец-то раскусила она меня со всеми моими мыслями и то, что ей открылось, отнюдь не делало мне чести.
Она согласилась:
— Пошли. Этим путем.
И мы двинулись из кухни в узкий коридор, а из него — влево, наискосок, в еще один, идущий не прямо, а по дуге. Ярдена зажгла в нем тускловатый желтый свет. Сознание мое затуманилось, и я не совсем был уверен, что смог бы сам вернуться туда, откуда началось наше путешествие по дому. Казалось, Ярдена явно наслаждается, увлекая меня все дальше и дальше в самое сердце дома. Босые ее ноги осторожно двигались по холодным плитам пола, тело-стебелек слегка извивалось в своем парении, как будто она танцевала на кончиках пальцев. В этом коридоре в полумраке хранились кое-какие громоздкие вещи, необходимые для разбивки походного лагеря: свернутая палатка, шесты, резиновые матрацы, канаты, веревки и две закопченные керосиновые лампы. Будто кто-то собрался в горы, чтобы провести там дни в одиночестве. Запах сырости и пыли царил здесь между толстыми стенами. Когда мне было восемь или девять лет, отец запер меня на час-другой в сарае, где хранились сельхо-зяйственные орудия, в наказание за то, что я разбил термометр. Я помню эти пальцы прохлады и темноты, ощупывавшие меня, и как я тогда свернулся, словно плод в утробе матери, где-то в углу сарая.
В этом дугообразном коридоре кроме той двери, в которую мы вошли, были еще три. Ярдена, указав на одну из них, сказала, что отсюда можно спуститься в подвал, и спросила, не хочу ли я туда отправиться:
— Ты ведь не боишься подвалов?
— Нет, не боюсь, — ответил я, — но, быть может, все-таки откажемся на сей раз от подвала? Спасибо тебе. — И тут же я передумал, сказав: — Конечно же пойдем. Почему бы и нет? Стоит заглянуть и в подвал.
Ярдена сняла с крюка, вбитого в стенку, электрический фонарь и босою своею ногою толкнула дверь. Я стал спускаться вслед за нею и в полутьме, среди кувыркающихся теней, насчитал четырнадцать ступенек. Влажная прохлада заполняла пространство подвала, и фонарь в руках Ярдены метал тяжелые тени по мрачным стенам. Она объявила:
— Вот и наш подвал. Здесь держат все, чему уже нет места в доме, и сюда папа иногда спускался в жаркие дни, например такие, как сегодняшний, чтобы немного набраться прохлады. Дедушка, бывало, спал здесь между бочек и ящиков по ночам, когда дул хамсин. А ты? Ты не боишься замкнутого пространства? Или темноты? Потому что я не боюсь. Наоборот. С раннего детства я искала темные закрытые места и там пряталась. Если ты купишь этот дом, постарайся повлиять на новых жильцов, чтобы они его не меняли. По крайней мере, до тех пор, пока жива бабушка…
Не менять?! Я изумился. Да, новые обитатели не захотят, возможно, ничего здесь менять. Они просто снесут дом и построят на его месте суперсовременную виллу. (Что-то остановило меня, и я не сказал ей, что сам скоро снесу «развалину».)
— Если бы у меня были деньги, — призналась Ярдена, — я бы сама купила этот дом у мамы и бабушки. Купила бы и закрыла. Ни за что не стала бы жить в нем. Купила бы и закрыла, и пусть стоит он, закрытый и заброшенный. Вот что бы я сделала.
Глаза мои, уже начавшие привыкать к темноте, обнаружили на стенах подвала ряды и ряды полок, а на них — жестяные и стеклянные банки с маринованными огурцами, маслинами, повидлом, всякими вареньями и разными другими заготовками, которые мне не удалось распознать. Словно дом этот приготовился выдержать долгую осаду. Огромное количество мешков, ящиков, коробок заполняло весь подвал. Справа от меня стояло три или четыре запечатанных ящика, в которых, возможно, хранилось вино, но этого я точно не мог знать. В одном из углов высились почти до самого потолка огромные стопки книг. Ярдена сказала, что подвал этот выкопал и обустроил ее прадед Гедалия Рубин и сделал это еще до того, как возвел дом. Подвал был частью фундамента, и в первые годы тут жило все семейство, пока не возвели дом. Да и дом-то не сразу приобрел свой нынешний облик, а лишь с годами: каждое поколение добавляло то пристройку, то крыло, и поэтому может показаться, что у дома нет строгого плана.
— Но для меня, — сказала Ярдена, — эта путаница, этот беспорядок — один из секретов обаяния дома: здесь можно потеряться, можно спрятаться, а еще — в те минуты, когда тебе очень плохо, когда все опостылело, — найти тихий угол, уединенное убежище. Любишь ли ты уединение?..
Я был поражен ее словами, потому что никак не мог себе представить, что кому-нибудь придет в голову искать уединения в этом огромном, со всевозможными пристройками доме, где живут только две старушки, а иногда — сверх того еще и босоногая студентка. И вместе с тем мне было хорошо в подвале. Полумрак и прохлада каким-то образом связывались в моих мыслях с образом иностранки-путешественницы, вдруг появившейся и почти сразу же исчезнувшей в пыльном парке за Домом культуры. И со странным приглашением Бени Авни, председателя поселкового совета. А также с найденным мною на скамье тяжелым пакетом, о котором я должен был уведомить кого следует, но, допустив оплошность, никого не известил…
