Екатерина Шпиллер - Про Любовь Одиноких Женщин
Как и многие молодые американцы, Дрюнька постоянно подрабатывает и шлёт своей мамке бесконечные подарки и сувенирчики. И что чаще всего? Не догадываетесь? Банданы и бейсболки, конечно! Знает мой бзик и всё время прикалывается, хулиган: находит там, в Штатах, какие-то сумасшедшие головные уборы с самыми придурочными надписями - вот они все мои! Пришлось в шкафу специальную полку выделить, поскольку их накопилось несколько десятков. Паршивец маленький, это он так дразнится. А я что? Я, между прочим, их ношу. Со своими любимыми балахонами - чем безразмернее, тем лучше, шокируя прохожих, хоть немножко знающих английский язык. Потому на моей бандане или бейсболке вполне может быть написано "fuck off", "all shit", "I am a killer", "psycho evil" и прочие весёлые фразочки. И это в моём-то возрасте!
Я одинока и свободна. Счастлива? По-честному - не совсем. Нет рядом Андрюньки, нет в моей жизни Глеба. Двух моих самых любимых людей. Почему я не делаю то же самое, что сделала Лидия? Да потому что они, дорогие мои, живы и, слава богу, здоровы, хоть и за тысячи километров от меня. Мы уже никогда не будем вместе, это очевидно. В то же время я обожаю свои одиночество и свободу. Они мне дались не так уж и просто, была борьба - с жизнью и с любимым человеком, это вам не в оловянные солдатики играть. Я одержала свою победу. Такую вот неоднозначную победу. Пришлось выбирать, и я выбрала. Но любимый мой жив - и это самое главное! Он есть, существует, дышит, работает, смеётся, возможно, влюбляется. А рядом с ним - его копия, моя гордость - наш сын. И вот это сочетание - свобода, одиночество, а на том конце Земного шара два дорогущих мне человека - всё это вместе уже и есть счастье. Только бы все были живы... Чтобы все были.
Разбередила сама себя, чёрт... Пойду пройдусь. Возьму сигареты, надену самую наглую бейсболку с самой разнузданной надписью... Буду гулять, курить, кутаться в любимый шерстяной балахон (нынче похолодало) и думать про хитросплетения любви, свободы, одиночества и... смерти. Я ещё не разобралась окончательно, формулу не вывела. Да и может ли она быть, формула эта? Которая для всех...
ПОСЛЕСЛОВИЕ
И снова я сижу перед редакторшей, милой моей провинциалкой с неправильными ударениями. Она заметно нервничает.
- Это очень красивый рассказ! Такая настоящая любовь, такая печальная. Вот в этом и проблема.
- Проблема?
- Понимаете, нужен хэппи-энд. Только не обижайтесь! Ну, нельзя на Восьмое марта расстраивать наших читательниц! Пусть бы всё закончилось на том, как героиня вылечилась, а?
- И в чём тогда вообще смысл истории? Они жили долго и счастливо?
- Ну да, что в этом плохого? Кстати, у вас не было мысли, чтоб они в Израиле после больницы поехали в Иерусалим к святыням, поклониться и поблагодарить.
- Они были атеисты, - я очень старалась не злиться и не ржать. Приходилось прикладывать много усилий, честно.
- Это сейчас не очень приветствуется. И, вы знаете, лучше, чтобы Лиду вылечили в Москве, пусть в самой лучшей и дорогой клинике, но у нас!
Я обалдела и, глядя на редакторшу во все глаза, тихонько пробормотала:
- Как создавался Робинзон.
- Что? - вздрогнула и без того напряжённая бедняжка. - Какой Робинзон?
- Это Ильф и Петров, читали?
- А, "Двенадцать стульев", - обрадовалась девушка.
- Нет, это другая вещь, - вздохнула я. - Впрочем, неважно, продолжайте.
- Так как вы смотрите на то, чтобы она вылечилась в Москве?
- Допустим. Это всё?
- Ну, еще нужен какой-то финал и лучше жизнеутверждающий. Я подумала... как вы на это смотрите... если бы они потом усыновили ребёнка, а? Это в тренде, востребованная тема! Смотрите, состоятельные люди, нашедшие любовь уже немолодыми, не имеющие своих общих детей, усыновляют сироту. Здорово же, правда? Нашим читательницам очень понравится!
Какое-то время я помолчала, переваривая происходящее. Нет, я уже совсем не злилась, если только на себя. Ведь я сама вступила в отношения с журналом, рассчитанным на тех, кто смотрит сериалы и читает шлак. Я описала известную мне историю, вроде бы, на вполне понятном для них языке, слезливо и даже в некоторых местах святочно. Но, очевидно, учла не всё. Соглашаться? Или послать? Послать или соглашаться?
Да, господи, какая, в конце концов разница! Пусть будет так, как им надо. И всем хорошо: мне гонорар, редакторше - покой, читателям - почёсанное брюшко.
- Сделаю, окей, - и моя провинциалка шумно вздохнула, её явно отпустило дикое напряжение. Ещё бы: под угрозой срыва было срочное задание, а она, бедняжка, видимо, за меня поручилась.
- Только на сей раз у меня одно условие, - твёрдо сказала я, - лав-стори будет под псевдонимом, не под моей фамилией.
Ударили по рукам.
Словом, в ближайшем номере читайте рассказ, который закончится триумфальным выздоровлением Лидии после лечения в московской больнице и усыновлением супружеской парой самого несчастного мальчика из самого бедного детского дома, после чего ребёнок становится самым счастливым. И все будут довольны, здоровы в ближайшие сто лет. Ведь после хэппи-энда, очевидно, всегда бывает хэппи-лайф и никакой смерти. Тётенькам-читательницам понравится. Руководству журнала тоже.
Мы никогда не умрём и даже не заболеем. Мы живём в сказке, в вечной сказке... Не так ли?