Масахико Симада - Красивые души
– Ты сразу не отдал негативы, и в дело вмешалась якудза, – сообщил Каору.
– Чего ты от меня хочешь? – Миядзаки, видно, не понял, что запахло горелым.
– Гони негативы и сматывайся, ничего другого тебе не остается.
Миядзаки нагло ухмыльнулся: будешь торопить меня – ничего не получишь. И захрустел бесплатным тостом, входящим в завтрак. Через полчаса он, жертва внезапного нападения, валялся в парке Иногасира: из носа текла кровь, ребра переломаны. Изметелившим Миядзаки головорезам было невдомек, за что они лупят этого парня, они просто подчинялись приказу Киёмасы. А Сигэру попросил Киёмасу только об одном: проучить мужика, который увивается за его женой. Работа же Каору состояла в том, чтобы отобрать негативы у запуганного Миядзаки. И тот покорно отдал их.
Но этим дело не закончилось. Миядзаки отправил фотографии голой Амико, которые прятал у своего приятеля, на имя ректора университета, где училась Андзю. Этот университет окончила и Амико, а сейчас она возглавляла Общество выпускниц. Увидев фото обнаженной Амико, ректор – большой авторитет для нее – положил их в сейф, никому не показывая, затем позвонил Амико и сказал ей:
– Я не буду расспрашивать вас, что произошло. Я полагаю, мне следует предать огню ваши фотографии?
Ректор пообещал сохранить все в тайне, Амико поблагодарила его за заботу и сказала, что хочет уйти с поста председателя Общества выпускниц по обстоятельствам личного характера. Ректор дал согласие.
Вечером того же дня Амико перерезала себе вены.
2.9
– Если бы в ту ночь я не почуяла тревогу, мама могла бы и умереть. Странно, но как только мама полоснула себя бритвой по венам, у меня начались месячные. На целую неделю раньше. Хотя до сих пор мой организм работал как по расписанию. Сердечная боль матери коснулась и меня. Наверное, наши кровавые источники каким-то образом связаны друг с другом.
– Почему она решила перерезать себе вены ради какого-то подонка?
– Она сделала это не ради Миядзаки. Не ради него и не из-за него. Она вынесла приговор – себе.
Выделив голосом слова «приговор – себе», Андзю глубоко вздохнула. Она нащупала твою руку и продолжила:
– Ты когда-нибудь резала себе вены?
Андзю с силой сжала твое запястье, ты смутилась и пробормотала, заикаясь:
– Н-н-нет.
– Женщина, вскрывающая вены, – сказала Андзю низким голосом, – опускает бритву, будто ставит точку на себе нынешней. Перечеркивает себя.
Она говорила так, словно сама обладала подобным опытом.
– Позор матери был слишком велик. Университет, который мы с ней окончили, больше всего на свете боялся скандалов. Общество выпускниц состояло сплошь из жен и невесток политических и финансовых воротил. Его даже называли клубом кандидаток в принцессы. И правда, одна выпускница, на четыре года младше мамы, вошла в императорскую семью. Я знаю трех женщин, которые были названы среди кандидатур в супруги нынешнего императора. Другими словами, это сад, где пышным цветом расцветает женское тщеславие. А в саду, где собрались женщины, которым запрещено любить, особенно презирают любовь с простолюдином. Вряд ли Миядзаки это знал. Наверное, стремление отомстить за сломанные ребра обострило его интуицию. Он смог просчитать, куда отправить мамины непристойные фото, чтобы она пострадала сильней всего. Мама потеряла лицо жены директора компании «Токива Сёдзи».
– Почему? Я не понимаю.
– Ректор сказал, что сохранит все в тайне, но сам-то он видел ее позор! А в Обществе выпускниц пошли пересуды по поводу маминого внезапного ухода. Одного этого достаточно, чтобы потерять лицо.
– Вы говорите о гордости?
– Носясь со своей гордостью как с писаной торбой, человек, сам того не замечая, постепенно опускается все ниже и ниже. Стремление буржуазии сохранить свои деньги, доверие и сложившиеся привилегии называют консерватизмом. Иногда кажется, что затевается что-то новое, но это всего лишь стремление буржуазии подстроиться к грядущим переменам, добиться наиболее благоприятного для себя положения. Громче всех кричать о реформах, стараясь не делать коренных изменений, – это и есть консерватизм. Следовать последним достижениям моды – ради того, чтобы скрыть упорное нежелание менять себя. Буржуа не влюбляются. Ведь любовь – это риск измениться самому. Риск лишиться и денег, и доверия, и привилегий. Буржуа считают любовь дикостью, уделом тех, кто потерял себя, тех, у кого ничего нет. А мама устремилась к любви, возненавидев в себе буржуа. Она – супруга директора компании «Токива Сёдзи» – хотела измениться. Но, увы, любовь ее закончилась провалом: слишком мелким оказался объект маминой любви. Мама была опозорена и даже вынуждена перерезать себе вены. Так она отрезала себя от того мира, к которому принадлежала.
– Амико всерьез хотела умереть?
– По глубине раны видно, всерьез это или просто так Мама резала глубоко. Ее любовь была скорее развлечением, но где она ошиблась, в чем? Кто-то считает любовь сделкой, кто-то – поединком, для кого-то это хобби, для кого-то – болезнь. Есть и такие, кому любовь видится обманом или местью. Останется ли увлечение безнаказанным, зависит от удачи и принятых условий. Отец умел уклоняться от ответственности. Мамору пошел по его стопам. А я унаследовала манеру поведения матери. Во мне течет кровь матери, кровь бабушки, все мы в равной мере обжигались любовью.
– Тетя, а вы не презирали Амико?
– Мама ничего не угаила от меня, она хотела, чтобы дочь знала, какую ошибку совершила ее мать. Она не побоялась моего презрения, открыв мне все как есть. И я уважаю ее за это. Но тогда у меня не нашлось слов поддержки для нее.
Раны на руках затянулись, а сама Амико сильно постарела. После выписки из больницы она редко выходила из дома, все читала книги и немного занималась работой в саду. Вопреки опасениям Андзю отношения между супругами почти не ухудшились. Сигэру не просил о разводе, не требовал от Амико абсолютного подчинения, не утешал ее и не издевался над нею; хотя он и не водил ее в театры и рестораны, но и не отказывал ей в общении. Правда, от дел домашних Сигэру полностью отошел. Он, казалось, простил измену жены, но ни с чем никогда не обращался к ней, оставаясь холодным и равнодушным.
Они появлялись вместе там, где требовалось присутствие обоих супругов, но Сигэру заботило только одно: хорошо ли Амико скрыла рану на запястье. Он всегда напоминал:
– Ты припудрила запястье?
За пределами дома Токива никто не говорил о попытке самоубийства Амико, но тем, кто хорошо знал супругов, бросалась в глаза их отчужденность.
Сигэру предпочел не лечить израненное сердце Амико, а сосредоточиться на методичной мести Миядзаки, запачкавшего прошлое его жены. Сразу после выписки из больницы мужику со сломанными ребрами раздробили скулу. Среди питомцев Киёмасы был мастер карате, Сигэру нанял его в качестве телохранителя и заключил с ним странный контракт. Каратист должен был ломать Миядзаки какую-нибудь кость всякий раз, когда тот выходит из больницы. За один раз нельзя было ломать больше двух костей. За каждую сломанную кость выплачивалась премия размером в сто пятьдесят тысяч иен.
До сих пор Андзю знала доброго и воспитанного отца. Узнав о скрывавшейся в нем жестокости, о том, как он выплачивал каратисту премии за постоянные издевательства над одним человеком, она перестала верить его улыбке.
– Именно отец виноват в разрушении семьи Токива. Заботясь о любовнице и пренебрегая матерью, он довел дело до печального финала. С тех пор как мама перерезала себе вены, отец не ел дома. Наверное, стал жить с любовницей как с женой. Он возвращался домой поздно вечером, уходил рано утром, отправляясь на работу, брал с собой завтрак, который приготовила любовница. Дом служил ему только местом для сна. Отцу больше не надо было прислушиваться к укорам совести. Наоборот, это мама до самой смерти должна была корить себя. Отец сказал, что она вольна, как и прежде, ходить и ездить куда ей захочется. Но при этом он хорошо просчитал, насколько велика ее вина.
Получалось, что Сигэру даже измену жены обернул в свою пользу.
Амико заточила себя в особняке в Нэмуригаоке и старалась найти душевное равновесие, разводя на клумбах сезонные цветы. Сад в доме Токива расцвел самым пышным цветом именно тогда, когда нарушенные связи семьи готовы были распасться. Живая изгородь из олив, беседка с глициниями, клумбы на веранде, грядки с травами, лотосы в пруду, орхидеи в тенистом участке сада. «Счастливые воспоминания», «Июньская невеста», «Валентинка», «Моя прекрасная леди», «Принцесса Микаса», «Хикару Гэндзи», «Улыбка ангела» – в комнате на подоконнике стояли горшки с орхидеями. Избегать прямых солнечных лучей, повесить кружевную занавеску, в погожие дни открывать окно, чтобы ветерок обдувал их, по вечерам увлажнять листья из пульверизатора, срезать цветок, пока он не сломался, в зависимости от температуры воздуха обогревать, подвешивать, менять место, пересаживать и удобрять. Так в заботах об орхидеях проходил день, менялись времена года. Время текло вместе с ними.
