Михаил Сегал - Молодость
Расстегнула молнию, хотела уже выключить, но увидела на дисплее слово «Мама». Слезы подступили в одну секунду, захотелось взять трубку и закричать что есть силы: «Мамочка!» Телефон звонил и звонил, нужно было что-то делать. Она отвела взгляд в сторону и сбросила вызов. Глубоко вдохнула и повернулась к старикам. Те смотрели на нее с еще большим восхищением.
– У вас есть мобильный? – спросила Нина Григорьевна. – Наверное, у вас очень хорошие дети.
9
Старик маялся и несколько раз, когда Анна Петровна отсутствовала, собирался снова идти на кладбище. Она заставала его то на лестнице, то во дворе, то уже посередине улицы. И вот один раз вежливо, чтобы не смутить, сказала:
– Ну давайте вместе сходим. Ничего тут такого нет.
Доехали на «двадцать шестом» до конечной, прошли еще немного, стали искать могилу. Старик смотрел по сторонам, снимал и надевал очки и, казалось, делал это не для того, чтобы лучше видеть, а чтобы показать свое усердие: вот как я хорошо ищу, еще немного и найду.
– Может, вы номер аллеи помните или в какую сторону от бочки? – спросила Анна Петровна.
Посреди кладбища высилась огромная, похожая на инопланетный корабль цистерна для дождевой воды.
– Я помнил, но забыл… Тут все круглое какое-то. Зацепиться не за что.
– А хотите, посидите, я похожу, посмотрю. У нее ваша фамилия была?
– Нет, – встрепенулся Старик, – не надо вам ходить… Давайте и вправду посидим, а то я устал.
Дошли до лавочки.
– Здесь что – здесь только тело покоится, – сказал он, – я ее лучше чувствую дома. Там каждый уголок, как говорится, напоминает.
В который раз она заметила в его взгляде странную пустоту и спросила:
– А где ее вещи? Я ничего женского не видела, у вас быт такой холостяцкий.
– Вещи… – Старик стал сосредоточенно вспоминать, где бы они могли быть. – Я убрал… Чтобы никто не трогал.
Она решила его больше не мучить и обняла.
– Николай Николаевич, вам, наверное, очень не хочется из этой квартиры уезжать?
Старик отвернулся.
10
Олег и Лена жили в микрорайоне, но не в дальнем, где тетя Лиза, а в другом, который сразу за рынком. Здесь и трубы не лежали поперек дворов, и дома были новые, и маршрутки – чистые. Почему-то всегда тут светило солнце, в общем, отправляться сюда было интересно, как в путешествие.
Она почти сразу нашла красивый шестнадцатиэтажный дом из красного кирпича, поднялась высоко-высоко в светлом лифте с зеркалом.
– Анна Петровна, – засуетился Олег, – мы вас ждали. Проходите. Не разувайтесь.
Она все равно разулась. Посреди большой комнаты стоял стол, накрытый скатертью, на столе – чашки и блюдца. Лена пару раз прибегала и «доносила» еще что-то: салфетки, хрустальную этажерку с яблоками, печенье.
– Простите, я испечь ничего не успела. Вы так внезапно позвонили.
– Да ничего.
– Ну как ничего! Садитесь пока, вот на кресло.
Вернулся Олег и принес еще пару стульев.
– Сейчас сын сладкое принесет, мы его в магазин послали. Налить чайку?
Она стала пить чай, а они просто сидели и смотрели на нее.
– Мы в нетерпении, Анна Петровна, – сказал Олег, – дед-то сам ничего не скажет… Я, если честно… Это так, в порядке предисловия… Когда ему продукты завозил на днях, видел вас в сквере вдвоем и просто порадовался: он реально расцвел, здоровее смотрится.
– Последний год Николай Николаевич болел очень сильно, – вставила Лена.
Анна Петровна кивнула. Она пила чай и не понимала, как начать разговор. Олег и Лена были такие приятные люди, квартира у них была приятная, и дом, и район тоже.
– Олег… – начала она.
– Петрович. Но можно просто Олег.
– Олег Петрович, я что пришла…
Супруги сосредоточились и сели по струнке, как первоклашки на уроке.
– Наверное, я не имею права в семейные дела встревать. Я человек для вас новый…
– Вы не волнуйтесь, мы, наоборот, очень рады, что дед теперь не один. А то невозможно было его оставить ни на минуту.
– Пожилой человек, сами понимаете, – сказала Лена.
– А вы ему столько внимания уделяете!
И снова замолчали. Ей казалось, что она очень громко «сюрпает» чаем, и поэтому обрадовалась, когда послышалось вращение ключа в замочной скважине.
– Вот и сладкое, – сказал Олег.
И сразу же вслед за этим по коридору застучали детские ножки. Анна Петровна не знала, что у Олега с Леной есть еще ребенок. Старший брат заворчал на младшего в коридоре:
– Погоди, Антох, не налегай, – и вошел в комнату.
Никогда она не видела Пашу таким домашним: в трениках, в старой футболке. Он всегда был для нее взрослым: не мальчиком, как ее одноклассники, а настоящим «парнем». Но здесь, в присутствии родителей, выглядел совсем ребенком. Выложил в вазу купленную пастилу и застенчиво процедил сквозь зубы:
– Здрасьте…
– Паша, правнук Николая Николаевича, – сказал Олег, – а это Анна Петровна, знакомая дедушки по работе.
Зачем он так сказал? Мальчику было все равно, какая она знакомая, но отец инстинктивно попытался представить ситуацию максимально целомудренно: мол, какие у дедушки могут быть знакомые, кроме как по работе?
Паша притулился рядом, придвинул к себе чашку, стал грызть пастилу. Следом забежал Антошка, мелькнул в дверях и тут же пропал, скрывшись под столом. Лена не стала возражать, просто нащупала его и придержала рукой, чтобы не мешал гостье.
Стало как-то страшно, потому что Паша теперь был здесь и еще потому что нужно было продолжать начатый разговор. Она молчала. С другой стороны, все грызли пастилу, и это не было совсем уж неприличным молчанием. Пастила – как курение: отвлекает, только вкусно. И тут Лена сказала:
– Паша, расскажи про свои увлечения.
Анна Петровна представила, как сейчас Паше неловко, и вообще все вокруг сделалось неуютным, будто это был не новый, чистый микрорайон за рынком, а грязный и мрачный, «тетилизин», где никогда не бывает солнца.
Паша проглотил горячий чай, выдавил из себя:
– Компьютеры.
И снова уставился в спасительную чашку.
– Молодец, – сказала Анна Петровна, – компьютеры – это хорошо.
Антошка уже давно высвободился, поползал по всем ногам и, высунув мордочку из-под скатерти рядом с Анной Петровной, заулыбался.
Она погладила его шелковые волосы.
– Я слышала, Олег Петрович, вы собирались квартиру деда продавать.
Бояться дальше было бессмысленно, надо было говорить, раз пришла.
– Да, мы уже почти все перевезли.
– А Николай Николаевич?
– Что Николай Николаевич?
– Ну он у вас будет жить?
– Да, конечно.
– Вы только не обижайтесь, я, наверное, не имею права вмешиваться…
– Говорите, говорите, а то дед сам никогда ничего не скажет.
«Говорите!» И так все понятно, сколько можно намекать.
– Он очень мучается, что ему надо оттуда уезжать… Вся жизнь там прожита.
– А… Понимаю, – теперь уже Олег уткнулся взглядом в чашку, – вы поймите, Анна Петровна, мы же для детей все делаем. И потом: ему самому приятно будет, что внукам хорошо в плане жилплощади. Вон, Пашка – уже здоровый парень, ему комната нужна.
Паше явно не понравилось, что им прикрылись, как щитом. Он отвернулся.
– Ну и если деду плохо станет – он у нас под боком всегда. Это тоже немаловажно.
Дурацкий получался разговор. Вроде она и не слышала этих слов раньше, а показалось, что уже слышала, вела подобные разговоры. И вопросы были те же, и ответы. Может, в книжке читала, может, в кино видела. А может, просто во всех семьях в какой-то момент наступает такая ситуация, и не надо через нее проходить, чтобы быть к ней готовым.
– А когда вы должны продать квартиру? – спросила Анна Петровна.
– Скоро, думаю, после девятого мая. Мы же тоже понимаем, что не надо перед праздником его нервировать.
– Но… Олег Петрович… Может… Немного… Вы могли бы подождать и потом… Понимаете?.. Чтобы его не мучить.
Олег не ожидал, что разговор примет такой откровенный оборот. Он сказал:
– Я надеюсь, дед еще долго проживет.
Это было смешно: как человек в таком возрасте может прожить долго? Она прошептала:
– Простите меня, пожалуйста, я правда не в свое дело вмешиваюсь… Но…Он же просто не сможет в другом месте. А в этой квартире столько лет прожито с супругой…
Стало очень тихо, хотя и до этого все сидели молча. Просто Паша перестал звенеть ложкой.
– Паша, – ласково сказала Лена, – отведи Антошу поиграть.
– Спасибо, – Паша взял брата под мышку и ушел. Лена собрала чашки и тоже ушла на кухню. Непонятно было, что такого Анна Петровна сказала, что они все повскакали. Олег походил по комнате, взял стул, подсел ближе.